Проспать Судный день - Тэд Уильямс

— А-а. И с этой солипсистской точки зрения, мистер Доллар… Бобби… кем бы я мог быть?

— Не знаю. Поэтому и спрашиваю. Один из эфоров? Мой босс Темюэль? Другой ангел, которого я не знаю? Ха, может, и даже не ангел — есть куча народу из Ада, которые ведут здесь долгую игру и которым не помешало бы получить инсайдерскую информацию, чтобы устроить Небесам проблемы.

Он улыбнулся, совершенно искренне, хоть и немного снисходительно.

— Следует ли мне напомнить, что это вы пришли, ища меня, а не наоборот?

— Совершенно верно. Не могу поспорить.

— И даже если эта теория заговора верна — хотя она неверна, определенно — вы прекрасно знаете, что такой загадочный двойной агент по имени Карл Густибус стал бы все отрицать, в любом случае. Так что вопрос несколько бессмысленный, не так ли?

— Наверное, да.

Я встал.

— Благодарю за информацию по Самкиэлю. У меня есть ощущение, что она может оказаться очень полезной.

Густибус не стал провожать меня. Монахиня, которая несколько часов назад меня впустила, все так же держала в руках швабру, но, когда я проходил мимо нее к двери, не попыталась меня ударить.

У меня было над чем подумать, пока я ехал через холмы обратно. Включил «Блю Сэвен» Сонни Роллинза, хорошую музыку для размышлений, глядел на деревья, раскачивающиеся на ветру, предвещавшем шторм. Небо было темным. Как и мои мысли.

Я оставил свою яркую желтую машинку в гараже дома и начал подыматься по лестнице. Решил позвонить Клэренсу, поскольку подумал, что лучше с кем-то этим поделиться, а он был единственным из оставшихся, кто знал достаточно, чтобы все понять, не говоря уже о том, что большую ее часть он мне сам изложил. Но едва засветился экран телефона и я начал набирать номер, как что-то сильно ударило мне в спину, сбив дыхание. Я пошатнулся, и повернуться оказалось тяжелее, чем следовало бы. Но все-таки развернулся и увидел бледное лицо одного из подручных Бальдура фон Варенменша — Тимона, темноволосого. Его глаза расширились от возбуждения, близкого к сексуальному, в слабом свете ламп гаража я увидел на его лице крупные капли пота. У него в руке был длинный окровавленный нож, эсэсовский кинжал.

— Твою мать!.. — сказал я, и он снова ударил меня кинжалом, на этот раз в живот. Схватил меня свободной рукой, чтобы сделать еще несколько ударов ножом. Но мои колени подогнулись, и он меня отпустил.

— Ты убил его! — хрипло крикнул он. — Самого прекрасного человека… нашего вождя!

Темные волосы упали на лицо Тимона, и он был слишком похож на «эмо» для настоящего убийцы.

— Ты все погубил!

— Нет, — ответил я. На моих губах пузырилась кровь. — Вы все погубили.

Я стоял на четвереньках, из меня хлестала кровь, и я пытался не заорать от боли, охватившей грудную клетку, и спереди, и сзади. Говорил лишь затем, чтобы отвлечь его, но ощущение было такое, что я изрыгаю огонь и битое стекло. Схватившись за его ноги руками, я попытался подняться. Он попытался вырваться, но почему-то ему не пришло в голову еще раз ударить меня ножом.

— Тупица, — сказал я сквозь зубы. — Тебе бы вожатым в лагере скаутов быть. Или «Мертвой Головой»… или долбаным фанатом комиксов. Хоть кем-то достойным.

Вот он, к моему удивлению, будто подарок на день рождения мне — мой собственный «Смит-Вессон», тот, что был спрятан в диване, у него за поясом, тот, что он забрал у меня в музее.

— Но тебе понадобилось связаться с кучкой ничтожных нацистских засранцев!..

Я двинул его кулаком между ног, с такой силой, что он бы умер, но я был так слаб, что едва толкнул его. Но он отшатнулся, и в этот момент я ухитрился ухватиться за рукоятку моего револьвера.

Лишь через секунду он осознал, что я уже наставил его на него.

— Думаю, теперь ты уже жалеешь, что не стал фанатом гольфа, — сказал я, глядя в его расширившиеся глаза. — Или не стал марки собирать.

И я разрядил в него весь барабан револьвера. Как примерный юный фашист, он почистил и зарядил мое оружие, так что получил все пять пуль. Не думаю, что последние две-три были необходимы, но в тот момент я уже ничего не видел перед собой, и даже полноценный грохот «Эрвейга» калибра 38 прозвучал для меня, будто раскаты грома вдали.

А после этого я умер, очень быстро.

ГЛАВА 48

СПУСТЯ ОДИН УДАР

О'кей, вот то, чего вы, наверное, не знали. Очевидно, мертвым людям что-то снится.

Как я понял, что я мертв? Ну, если с вами такого никогда не случалось (и вы не были ангелом в тот момент, как я), то объяснить будет трудно. В общем, есть некий короткий момент, когда все гаснет, вечеринка заканчивается, и больше не чувствуешь дыхания Всевышнего внутри себя. Лучше я объяснить не смогу.

Так что я точно знал, что умер. Чего я не знал, так это, вернусь ли я к жизни в то же тело. Но скоро я об этом расскажу.

Что же до снов…

Это была Каз, каким-то образом я видел все ее глазами. Наверное, это был Ад, поскольку я видел огонь, дым и безрадостные лица. Она шла между ними, шатаясь, и хозяева этих лиц пытались схватить ее, повалить ее, но она пробивалась сквозь них, к бурлящему небытию. Внезапно перед ней появилась огненная линия и что-то еще. Нечто большое и могущественное. Нечто, что пришло за ней, за ней лишь одной. Оно подняло руку…

…и я проснулся. Крича. Дергаясь, пытаясь помочь ей, спасти ее, но меня держали.

Нет. Держали только с одной стороны. Даже не удерживали, на самом деле. Просто кто-то держал меня за руку.

— Бобби. Все о'кей. Ты в больнице. Бобби, не брыкайся, а то швы разойдутся.

Я долго не мог сфокусировать взгляд. Часть меня все еще видела искрящуюся дыру в воздухе и огромный темный силуэт, выходящий, чтобы забрать Каз.

— Клэренс.

— Блин, — ответил он, едва улыбнувшись, но на его лице была тревога. — Похоже, даже, едва не умерев, ты так и не научился звать меня нормальным именем, так?

— Едва? — спросил я, падая на подушку или на что-то в форме подушки, но не имеющее ее нормальных свойств — мягкости и удобства. — Ты уверен?

Я не мог понять, что я вообще здесь делаю.

— Ты все еще держишь меня за руку?

— А тебя это нервирует?

— Нет, просто себя проверяю. Пытаюсь понять, что к чему.

«Что к чему» включало в себя стандартную больничную палату с закрытыми жалюзи окнами и стандартной обстановкой бежевого цвета.

— Почему я жив?

— Потому, что Бог тебя любит?

Я мгновенно устал и хотел спать дальше, провалиться в темноту, где, по крайней мере, мне может присниться Каз.

— Возможно. Возможно, это, скорее, проклятие, чем награда.

Я чувствовал себя останками рождественской индейки. Клянусь, я ощущал все те места, где кинжал ублюдка-неонациста задел кости, по пути к жизненно важным органам.