Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том III - Дэн Абнетт

Сгустки фосфорно-яркого горящего прометия полетели по дуге вниз, как пирокластические камни. Когда они попадали в что-нибудь взрывоопасное, платформу сотрясали вторичные взрывы.

Взрывоопасным на Лерне Два-Двенадцать было практически все.

Платформу окутало красным, как магма, дьявольским светом, как будто в мир вырвались огни подземного мира из какой-нибудь примитивной религии. Из разбитых силосных башен текли клубы дыма, а от разорванных труб к небу поднималось пламя.

Зрелище напомнило Тиро о вечных огнях горы Карааши — не угасающего стратовулкана, где примарх явился на Медузу. Брата Бомбаста назвали в честь этого яростного пика — еще до того, как его поместили в саркофаг дредноута.

Его придавил к земле лист стали, от жара изогнувшийся, как пластик. Тиро пытался его отодвинуть, но вес обломков над ним был слишком велик.

Броня была неактивна и представляла собой лишь пластины из погнутого, покрытого копотью керамита без энергии. Генератор сорвало со спины, пока он катился по стене.

— Я здесь не умру, — прохрипел он, видя перед глазами лишь красный туман боли.

— Тогда заткнись и помоги ее поднять, — отозвался Таматика, медленно выходя из дыма и пепельного дождя. У него оставалась только одна серворука, а грубое лицо представляло собой маску из запекшейся крови и масел.

Тиро кивнул и просунул руки под сталь, зажмурившись и заскрипев зубами от боли. Взревев, он одновременно с Таматикой попытался поднять металл. Их усилий было недостаточно.

А затем рядом оказался Игнаций Нумен, тут же добавивший свою немалую силу к их.

Тиро почувствовал, как сталь слегка приподнялась. Достаточно, чтобы можно было выкарабкаться на свободу.

— Вылезай, — выдохнул Нумен. — Быстро.

Таматика и Нумен отпустили лист, едва Тиро поднялся на колено. Сломанная нога состояла из ослепительной боли, но она будет его поддерживать, если он будет помнить о повреждении, но не бороться с ним.

— Наши люди? — спросил он между сиплыми вдохами, указывавшими на то, что по крайне мере одно из основных легких схлопнулось.

— Кинан мертв, — мрачно сообщил Таматика. — Сулган и Дубрик здесь.

— Альфарий?

— Понятия не имею, — ответил Таматика. — Надеюсь, что мертв.

— Так нам повезти не может, — покачал головой Тиро.

От движения в голове раздалось с десяток взрывов боли. Трещина, а может, и несколько. Во время падения он потерял шлем, что заметил только сейчас.

— Нет, не может, — произнес Альфарий, выходя их горящего огня, как дьявол, восстающий из ада. — Но попытка была хорошая, фратер.

Бронзовое лицо примарха утратило красоту, в беспорядочном падении покрывшись ранами и испачкавшись в крови, и все же он стоял несломленный там, где простые смертные погибли. Падение стерло с его брони почти всю черную краску, и теперь гигант стоял в доспехах из голого металла.

В глазах, ни на мгновение не остававшихся неподвижными, бурлил ни с чем не сравнимый гнев.

Ашур Мезан и Гаскон Малтак стояли рядом с своим повелителем. Мезан поразительным образом пережил падение почти без повреждений, но Малтак прижимал правую руку к груди. Из разбитого локтя выглядывали обломки кости.

— Хорошая попытка, — повторил Альфарий. — Однако других у вас не будет.

Примарх поднял болтер и отправил в грудь Тиро четыре масс-реактивных снаряда.

Игнаций Нумен никогда не считал, что обладает хорошим воображением, но при виде Альфария, беззвучно стреляющего в Тиро, в сознании всплыли давно забытые воспоминания о детстве на Медузе. Он мысленно вернулся в безлунные ночи, когда он с волнением слушал сказки о серебряных демонах, выползавших из озлобленного сердца планеты.

Да, демонах — и героях, которые их побеждали.

Тиро упал, следом за ним упала на землю кровь, фонтанирующей дугой вырвавшаяся наружу, и мгновение миновало. Альфарий опять стал всего лишь врагом, которого следовало убить. Безверным предателем, не заслуживавшим мифологизации.

Альфарий что-то сказал, но визор Нумена пересекала трещина, и слов на дисплее не появилось. Поэтому он прочитал их по губам примарха.

«Убить их».

Ашур Мезан, заметив железные штифты у Сулгана и Дубрика, направился к ним. Гаскон Малтак медленно шагал к Нумену, описывая четко контролируемые спирали тусклым стальным шаром на цепи.

Альфарий встал напротив Таматики, и они что-то друг другу сказали. Нумен не стал тратить усилия на чтении по губам. Все его внимание требовалось для собственного боя. На периферии зрения возникло движение, но Нумен мысленно отгородился от него. В таких ситуациях, когда возникала нужда в полной сосредоточенности, глухота была благом.

Малтак ничего не говорил, за что Нумен был ему благодарен. Сейчас они будут драться, и один из них умрет. К чему слова?

Они кружили под химическим дождем, как хищники, оценивавшие соперника-альфу. Малтак продолжал вращать кистенем, у которого к шару размером с кулак были приварены пирамидальные, тупые, но от этого только более опасные шипы. Нумен не обращал внимания на оружие и свободно держал в правой руке свой побитый, тридцать семь лет верно служивший ему цепной меч.

Малтак сделал обманный выпад влево, шагнул вправо и с невероятной скоростью направил кистень в колено Нумена. Он мастерски сохранял натянутость цепи, направляя рукоять по той же дуге, по которой двигалась шипастый шар.

Нумен в последнее мгновение разворотом ушел с пути кистеня. Малтак вывернул руку, возвращая шар, а затем ударил им в нагрудник Нумена. Сила атаки была гигантской, и Нумен охнул, чувствуя, как под броней ломается еще одна кость.

Еще один удар по очередной убийственной параболе.

Нумен успел поднять меч, но шар разбил клинок, как фарфоровый. Зубья разлетелись от сломанного оружия, и Нумен взревел, когда один угодил ему в левую линзу. Изображение в визоре пересекли помехи. Он отступил, но Мальтак уже замахивался кистенем снова.

На этот раз он целил Нумену в голову. Атака была прекрасно продумана, идеально рассчитана и вмиг закончила бы бой с воином из любого легиона, кроме Железного Десятого.

Нумен отреагировал единственным возможным образом. Он поднял руку, поймал шар кистеня ладонью и крепко сжал прежде, чем Малтак успел его отвести.

— Вот она — польза железной руки, — сказал он.

Нумен перенес вес на другую ногу и бросился вперед, по-прежнему держа шар между плечом и шеей. Используя весь свой вес и всю инерцию, он вбил его в лицевую пластину Малтака. Шипы пробили шлем, врезались в плоть и кость. Удар отдался по всей длине руки.

Малтак издал булькающий крик и отшатнулся, насколько позволяла натянутая цепь. От разбитого шлема отваливались куски керамита, а из-под него выглядывали ужасающие повреждения.

Железный шар вдавил левую часть лица советника от линии челюсти до брови. Один глаз исчез, второй выбило из глазницы. На коже и мышцах возникли кровавые борозды. В дырах, пробитых шипами, виднелись сломанные, окровавленные зубы.

— На колени, шавка! — взревел Нумен, дернув за цепь, как хозяин, требующий повиновения от побитого пса. Малтак застонал от боли и упал перед ним с поднятой рукой, поскольку шар и цепь еще были у Нумена.

Свободной рукой Нумен вытащил болт-пистолет и прижал дуло к дыре в щеке Малтака.

В тот самый момент, когда он нажал на спусковой крючок, фотонный клинок гибмессера, принадлежавшего Ашуру Мезану, вошел под ребра и направился вверх, к сердцу.

У Таматики не было шансов, и он это знал. Безусловно, он был жив лишь потому, что Альфарий пока не собирался его убивать. Его поведение противоречило логике, но, возможно, примарх был выше подобных вещей. Альфарий срезал его броню кусок за куском.

Сулган и Дубрик были мертвы: Ашур Мезан вскрыл им грудные клетки и шеи пятью-шестью ударами гибмессера. Нумен стоял на коленях над безголовым телом Гаскона Малтака, борясь с Мезаном, который пытался вогнать лезвие ему в сердце.

Изменив направление меча, Альфарий поймал руку Таматики в захват и развернул его. Заломив ему плечо с силой, достаточной для того, чтобы сломать кость, примарх заставил его поднять голову к бурлящему от бурь небу.

— Видишь, фратер? — спросил Альфарий. — Да свершится справедливость, когда рухнут небеса!

Когда прозвучало последнее слово, подфюзеляжная броня ударного крейсера вздыбилась. Мгновение спустя с его бортов вырвались потоки огня от цепи мощнейших взрывов: огнеопасная смесь топлива и воздуха разрывала внутренности корабля.

Над Лерной Два-Двенадцать пронесся громкий стон металла, подобный реву степного левиафана, гибнущего под атаками охотников. Взрывы, сотрясавшие сегмент с двигателями, заставили ударный крейсер накрениться вперед, кормой поднимаясь к облакам.