Михаил Горбачёв. Жизнь до Кремля. - Николай Зенькович

Для того чтобы устроить комфорт влиятельной чете, приходилось сворачивать космические программы, строить за счёт военных городков, лишая жилплощади семьи военнослужащих. Урон, который нанёс этот человек советскому государству, поистине неисчислим. Ведь только на постройку шоссе, для того чтобы Горбачёв с женой могли ездить на дачу «с ветерком», было затрачено около миллиарда рублей, по тем временам цифра фантастическая. И это лишь один, не самый значительный факт.

В государственные дела всё больше и настырнее начинает вмешиваться Раиса Максимовна. Горбачёв не мог отказать супруге, и она этим пользовалась. По её рекомендациям снимались с постов высокие чиновники, прекрасные специалисты, а на их место заступали другие, зачастую вовсе не смыслящие в порученном им деле, но зато они все отличались прекрасными внешними данными, приятными манерами, галантностью — Раиса Максимовна ценила красивых мужчин. С неугодившими ей расправлялись быстро и без лишних хлопот. Мстительность её не знала границ.

Разумеется, со служебным ростом супруга росли потребности и запросы Раисы Максимовны. Она, видимо, и сама не ожидала подобного успеха. Казалось, ещё совсем недавно на поминках у Фёдора Давыдовича Кулакова она до неприличия назойливо выспрашивала у вдовы: какие привилегии остаются после смерти политика такого уровня и, узнав, что вдова может пользоваться государственной машиной и спецстоловой, несколько успокоилась…

Теперь речь шла не просто о двухсотой секции ГУМа, где Горбачёва прославилась своим скандальным характером и неимоверной требовательностью к аксессуарам. У неё появились совершенно другие возможности и потребности. Она покупала роскошные бриллиантовые украшения, одевалась у лучших модельеров мира.

Супруги совершенно растворились в непосильной для них мировой славе, как и предрекал Иван Васильевич Рудченко: занявшись покорением мирового общественного мнения, Горбачёв совершенно развалил экономику державы. В народе его прозвали разъездным генсеком.

Как-то зимой 1983 года он неожиданно сказал, сильно озадачив своего помощника Болдина: «Ты знаешь, я ведь скоро умру…» Михаил Сергеевич печально смотрел куда-то в пустоту, охваченный своими грустными размышлениями. «Что это вас в мистику повело? Или врачи запугали?» — «Отец умер в моём возрасте, у меня симптомы такие же…»

В. Болдин:

— Я хорошо знал, что в ту пору он был здоров, ещё крепок, а что касается давления, атеросклероза, других сосудистых заболеваний, то их имеют практически все, особенно если любят сидеть в кресле и хорошо поесть. Мнительность по поводу своего здоровья была у него велика. В молодости он лечился в Железноводске и всё время заставлял врачей искать у себя то, чего не было и в помине. Имел он хороший аппетит и если от чего-то воздерживался, то скорее по причине переедания, необходимости сохранения веса. Раза два в неделю у него были «разгрузочные» творожные дни. Генсеку готовился специальный сметанный творог, и на этом надо было «продержаться» сутки. Но он часто не выдерживал. Заказывал себе кофе, который подавался с печеньем, выпечкой, бутербродами, конфетами, зефиром и пастилой. У меня складывалось впечатление, что вся эта игра в диету ведёт к тому, что вес набирает он ещё больший.

Почему-то никто не восхищался

Увы, приезд провинциальной четы из захолустного пыльного Ставрополя не стал событием ни в политической, ни в интеллектуальной жизни столицы. Да и кто приехал? Краевой партийный функционер с двадцатитрёхлетним стажем работы в сельскохозяйственном регионе и краевой же доцент, написавшая кандидатскую диссертацию на тему жизни женщин-колхозниц. Однако честолюбивая чета о себе так не думала. Можно представить обиду и злость периферийной преподавательницы, вокруг которой не раздавались привычные по Ставрополю возгласы восхищения и лести. Несколько позже, став госпожой президентшей, периферийная доцентша выдала обидчицам по полной программе!

Р.М. Горбачёва:

— Сказать, что мы оказались в Москве в новой, непривычной для нас среде, атмосфере, — это сказать очень мало или вообще ничего не сказать. Не берусь судить об атмосфере, характере отношений среди руководства, коллег Михаила Сергеевича. Основываюсь только на собственном опыте и своих личных впечатлениях. А они связаны, конечно, прежде всего с общением с членами семей тогдашнего советского руководства.

Первое, что поражало меня, — отчужденность. Ты есть или тебя нет, ты был или тебя не было, — по лицам, тебя окружавшим, этого было не понять. Тебя видели и как будто не замечали. При встрече даже взаимное приветствие было необязательным. Удивление — если ты обращаешься к кому-то по имени-отчеству. Как, ты его, имя-отчество, помнишь? В общении часто претензия на превосходство, «избранность». Безапелляционность, а то и просто бестактность в суждениях.

В отношениях между членами семей поражало зеркальное отражение той субординации, которая существовала в самом руководстве. Помню, как однажды я выразила вслух недоумение поведением группы молодёжи. Моей собеседнице стало плохо: «Вы что, — воскликнула она, — там же внуки Брежнева!» Встречались мы, женщины, в основном на официальных мероприятиях, приёмах. Редко — в личном кругу. Но и на встречах в узком, личном кругу действовали те же правила «политической игры». Бесконечные тосты за здоровье вышестоящих, пересуды о нижестоящих, разговор о еде, об «уникальных» способностях их детей и внуков. Игра в карты. Поражали факты равнодушия, безразличия. Не могу подобрать слова — потребительства? Ну, вот такой факт. На одной из встреч на государственной даче в ответ на мою реплику детям: «Осторожно, разобьёте люстру!» — последовал ответ: «Да ничего страшного. Государственное, казённое. Всё — спишут».

По словам Раисы Максимовны, так отвечали взрослые. Прислуга или члены Политбюро? Скорее всего, прислуга. Но ведь она во все времена была циничной и развращённой.

М. Горбачёв:

«8 марта 1979 года по традиции устроили очередной правительственный приём. Все жёны руководителей выстроились при входе в зал, чтобы приветствовать иностранных гостей и соотечественниц. Раиса Максимовна встала там, где было свободное место, нисколько не подозревая, что тут действует самая строгая субординация.

Одна из «главных» дам — жена Кириленко, рядом с которой оказалась Раиса Максимовна, обратившись к ней, без стеснения указала пальцем:

— Ваше место — вон там… В конце…»

A. Коробейников:

— Общение с Раисой Максимовной всегда было в тягость: слишком много неестественности, слишком много напускала она на себя «философского тумана». И когда Горбачёв говорит, что она так и не смогла найти себя в весьма специфической жизни кремлёвских жён, это правда. Но не вся правда. То, в чём упрекает Горбачёв этих жён, характерно и для самой Горбачёвой. Высокомерие и высокопарность первой леди отпугивали жён членов Политбюро, да ей и не нужно было их общество, так как держать дистанцию — давнее правило Горбачёвых.