Избранные циклы фантастических романов. Компиляция. Книги 1-16 (СИ) - Малинин Евгений Николаевич

В заключение апостол Пип призвал присутствующих одуматься и вернуться в лоно Единого, который уж их наградит, и пообещал упорствующим достойное наказание. В этот момент я почувствовал, как собравшиеся в едином порыве вздрогнули, видимо, они очень хорошо представляли себе, что это за кара.

Проповедь длилась часа два с лишним. И вот, закончив ее, апостол Пип перешел на свой обычный скрежещущий фальцет и неожиданно спросил:

– Все понятно?

Всем все было понятно, и я решил, что сейчас мы мирно разойдемся. И тут из-под моего локтя донеслось:

– Дяденька, а можно спросить?..

Этот ангельский голосок принадлежал Даниле, и я сразу понял, что тот затеял свою любимую игру. Это была игра интеллектов, которой Данила увлекался почти с тех пор, как научился более или менее внятно говорить. Она всегда начиналась вопросом «Дяденька, а можно спросить?», а заканчивалась фразой «Дяденька, ну какой же ты дурак!».

Очень редко бывали случаи, когда знакомому с этой его игрой взрослому удавалось поставить Данилу в тупик. Тогда он замолкал и, насупившись, принимался размышлять над каверзой собеседника. Однако апостола Пипа вряд ли можно было отнести к знающим правила игры, а по сверкавшим Данилкиным глазам я понял, что Пипу придется весьма несладко.

Услышав вопрос, произнесенный милым детским голоском, Пип развернулся всем телом в нашу сторону и, внимательно оглядев мальчишку, утвердительно кивнул:

– Спрашивай...

Данила сделал шаг вперед и очень вежливо спросил:

– Дяденька, я правильно понял, что всех нас создал могучий и мудрый бог по имени Единый?

Апостол, услышав вопрос «по теме», неожиданно для меня расплылся в довольной улыбке.

– Смотрите! Все смотрите, как малый ребенок тянется к истине!.. – буквально возопил он, обращаясь к присутствующим, а затем, снова обратившись к Даниле, насколько мог ласково произнес: – Меня, отрок, надо называть не «дяденька», а «апостол» или «посвященный отец Пип». Что касается твоего вопроса, то в целом ты понял правильно. Только создал все сущее не бог, а Единый. Просто Единый. Ты понимаешь всю глубину этого слова?

Данила с горящими глазами кивнул, что он понимает, и тут же задал новый вопрос:

– И Единый наделил нас всеми нашими качествами и способностями? Зрением, нюхом, вкусом там?..

– Конечно! Ты все правильно понял!

– А откуда ты, апостол Пип, все это узнал?

Вот так! Апостол несколько растерялся от такой подлянки, но тут же, грозно сдвинув брови, строго ответствовал:

– Единый-Сущий – посланец Единого поведал истину всем, кто желает ее знать!

Данила склонил голову набок, словно задумался, но я знал, что у него вся тактика разговора продумана на несколько вопросов и ответов вперед, а это раздумье просто одна из уловок. Через несколько секунд в притихшем и заинтересовавшемся зале последовал очередной детский вопрос:

– Если Единый так любит свой народ, если Единый дал нам все человеческие качества и способности, какие только возможны, то почему не он дал нам способность принимать облик других его созданий? Почему такую способность дал нам Измененный?

Апостол Пип еще больше помрачнел, но пока еще продолжал сдерживать себя, видимо, в надежде объяснить все любопытному отроку, а заодно доказать всем присутствующим мудрость Единого-Сущего и свою собственную. На его вытянутой и очень исхудавшей физиономии было явственно написано раздражение тем, что он дал втравить себя в столь скользкую беседу, но коль уж он не осадил мальчишку сразу, надо было подыскивать достойные аргументы. К тому же вопросы этого малыша звучали очень искренне и чрезвычайно почтительно. Поэтому, со свистом втянув воздух (или скрипнув зубами), Пип ответствовал:

– Видишь ли, малыш, Единый создал людей по своему образу и подобию в надежде, что они будут достойны его великого облика, при котором желать другого просто нечестиво. И поэтому, когда его творения стали с легкостью отказываться от дарованного им священного вида и перекидываться в разных нечистых животных, Единый воскорбел. Он не в силах видеть людей в животном облике. Такой облик ему противен! Понял?..

Пип решил, что он разобрался с этим въедливым мальчишкой, и повернулся к пастве. Но не тут-то было!

– Это все тебе тоже рассказал Единый-Сущий? Если все так, как ты говоришь, и Единому противен животный облик, то зачем он сам создал этих животных? И потом, если Единый так любит созданных им людей, то почему он против того, чтобы люди летали, как птицы, или плавали не хуже рыб? Тем более что никто из людей насовсем превращаться в какое-то там животное и не собирался!

Если раньше вопросы Данилы сопровождались тихим, сдержанным гомоном толпы, опасающейся открыто поддерживать явно крамольное любопытство, то последнюю его реплику сопровождало уже неприкрытое и довольно громкое одобрительное гудение. А тут Данила поставил последнюю точку.

– Я почему-то думаю, что твой знакомый Единый-Сущий все наврал. Никто его в этот мир не посылал, а просто он чего-то хочет для себя. А ты, дяденька, ему поверил. Ну и дурак же ты!..

При этом слова «Ну и дурак же ты!» были сказаны таким тоном, что все присутствующие поняли – Данила ни минуты не сомневается, что апостол Пип совсем не дурак, а просто тоже преследует свои собственные цели. В зале повисла тяжелая, мрачная тишина.

После такого резюме, сказанного каким-то маленьким негодяем, испитая физиономия «посвященного отца Пипа» пошла синими пятнами. Его глаза загорелись мрачным огнем, а губы молча шевелились, словно читали какое-то чудовищное заклинание. Наконец он хрипло выдавил:

– А ну-ка, маленький негодяй, скинь свой капюшон, чтобы я увидел, кто смеет отрицать истину Единого-Сущего!

Не успел я протянуть руку, чтобы помешать Даниле исполнить распоряжение Пипа, как он одним движением сдернул капюшон с головы. Пип на своем столе-кафедре словно окаменел, впившись выпученными глазами в лицо Данилы. Вольготно стоявшие рядом с ним гвардейцы мгновенно подобрались то ли для прыжка, то ли для торжественного салюта, стоявшая в зале толпа сначала отхлынула, оставив нас в одиночестве на пустом пространстве пола, а затем колыхнулась в нашу сторону, словно желая сомкнуться вокруг и спрятать нас. И в оглушающей тишине, которую, казалось, можно было резать, словно упругую краюху хлеба, сдавленный женский голос выронил:

– Принц!..

В это же мгновение вперед выметнулась рука Пипа, и хриплый голос прокаркал:

– Взять его!..

Трое стражников одновременно шагнули вперед, а толпа колыхнулась назад, показав, на чьей стороне здесь сила.

И тут я, сделав широкий шаг навстречу гвардейцам, заслонил собой Данилу. Одновременно левой рукой я рванул застежку плаща и резким круговым движением обмотал его вокруг предплечья, а правой выхватил подарок старого Навона. Стоило матово сверкнувшему клинку со свистом рассечь воздух, как бравые гвардейцы встали как вкопанные. Они явно растерялись, наткнувшись на сопротивление.

И тут я снова услышал скрежещущий голосок нашего милого Пипа:

– Ты, Белоголовый, думаешь сталью остановить волю Единого-Сущего?! Ну что ж, придется тебе попробовать его немилость!

Толпа ахнула, рванулась назад и к стенам, и из ее нутра снова послышался тот же женский голос:

– Мальчик!.. Бедный мальчик!.. Апостол, пощадите ребенка!..

Но апостол уже ничего не слышал. Он вытянул в мою сторону сжатый кулак, украшенный перстнем с багровым камнем, и громовым голосом рявкнул:

– Аус!

Возглас прокатился по замершему залу, камень вспыхнул мрачным багровым светом и... ничего не произошло. Только перстень на моей руке слабо завибрировал и слегка потеплел.

В глазах Пипа блеснуло безумие. Он потряс кулаком, словно надеялся выдавить из него последнюю каплю какой-то чудесной, невероятной силы, и снова завизжал:

– Аус!..

И тогда у меня из-под локтя высунулась белобрысая голова, и Данила довольно хихикнул:

– Что, дяденька, сдох твой маус?.. А теперь я попробую...