Корабль Иштар - Абрахам Меррит

Он обыскал все вокруг, но ее не нашел. Было темно. Он дергал ручки дверей и калиток, но все было заперто. Он побежал ко мне. Я осмотрел место. Это совсем недалеко от лавки. Там все больше лавки, а дальше склад, народа мало, дома старые. Ну, мы осмотрели все и нашли-таки гараж. И там действительно стояла машина с еще горячим радиатором, та самая, которую видели на Бродвее.

Вместе с ребятами я вернулся к лавке и сторожил с ними до утра. Около восьми утра девушка показалась в лавке и открыла ее.

— И все-таки это могло быть просто совпадением. Просто похожая на нее девушка, — упрямо сказал я.

Мак-Кенн посмотрел на меня с сожалением.

— Она выходила днем, и никто не видел. Почему же ей не проделать это ночью? Парень видел ее за рулем. И машину нашли около того места, где встретили эту девку.

Я задумался. Не было причины не верить Мак-Кенну. Кроме того, это ужасающее совпадение во времени?!

Я сказал негромко:

— И время ее отсутствия днем совпадает со временем, когда Джилморам доставили куклу, а время отсутствия ночью совпадает со временем нападения на Рикори и смертью Джона Джилмора.

— Да, да, вы попали не в бровь, а в глаз! — обрадованно сказал Мак-Кенн. — Она вышла и оставила куклу у Молли, потом вернулась. Она вышла ночью и натравила куклу на босса. Она подождала, когда они выпрыгнут из окна. Затем она поехала забрать ту, которую оставила у Молли. Затем поспешила домой. Куклы были в чемоданах, которые она несла.

Я не мог сдержать злого раздражения, вызванного моим бессилием:

— Может, вы там думаете, что она вылетает на метле из трубы? — спросил я насмешливо.

Часы пробили три. Мак-Кенн молчаливый и озабоченный, ждал приказаний. Мы отправились на свидание с мадам Менделип.

Глава XIII

Роковое знакомство

Я стоял у окна кукольного магазина, стараясь подавить страшное желание ворваться в него. Я знал, что Мак-Кенн следит за мной, что люди Рикори находятся в доме напротив, а также ходят как прохожие по улице. Несмотря на грохот надземной железной дороги, шум движения вокруг Баттери и нормальную жизнь улицы, кукольная лавка казалась крепостью, в которой царила полная тишина. Я стоял, содрогаясь, на пороге, словно в преддверии неизвестного мира.

На окне было выставлено несколько кукол, достаточно необычных, чтобы привлечь внимание как ребенка, так и взрослого. Не такие красивые, как куклы, подаренные Джилморам или Уолтерс, но тоже прелестные в своем роде.

Свет в лавке был слабый. Я заметил за прилавком худенькую девушку, без сомнения, племянницу хозяйки. Размеры лавки не обещали наличия большой комнаты сзади, о которой писала Уолтерс. Но дом был старый и мог продолжаться во двор.

Резко и нетерпеливо я толкнул дверь и вошел. Девушка повернулась ко мне. И пока я шел к прилавку, мы молча изучали друг друга. Это был не вызывающий сомнения тип истерички: бледные голубые глаза с неопределенным взглядом из-под опущенных ресниц, длинная тонкая шея, бледное округлое личико, белые тонкие пальцы. Руки у нее были необычайно гибкие.

В другие времена она была бы монахиней, жрицей, оракулом или святой. Основное в ней был страх, в этом не было никакого сомнения. Но боялась она не меня. Это был скорее какой-то глубокий давнишний страх, который как бы лежал, свернувшись, в основании ее существа, высасывал ее жизнь — какой-то духовный страх. Я посмотрел на ее волосы. Они были серебристо-пепельные… цвета волос, из которых были сплетены веревочки с узелками! Когда она увидела, что я смотрю на ее волосы, неопределенность ее взгляда уменьшилась. Она как будто впервые увидела меня.

Я сказал как можно обычнее:

— Меня интересует кукла в вашем окне. Я думаю, что она должна понравиться моей внучке.

— Вы можете купить ту, которая вам понравилась. Цены указаны.

Голос ее был тихий, низкий, безразличный. Но глаза становились все внимательнее.

— Это может сделать любой покупатель, — сказал я, — но внучка — моя любимица. Я хочу купить для ее самую лучшую куклу. Не можете ли вы показать мне еще кукол, может у вас есть лучше?

Она отвернулась. Мне показалось, что она прислушивается к каким-то звукам, которых я не слышал. Ее манеры потеряли вдруг свое безразличие, стали грациозны.

И в этот момент я почувствовал на себе чей-то внимательный изучающий взгляд. Ощущение было так сильно, что я оглянулся и невольно оглядел лавку. Никого не было, кроме меня и девушки.

В конце прилавка была дверь, но она была крепко заперта. Я глянул в окно, не смотрит ли в него Мак-Кенн. Никого не было. Затем сразу, как будто щелкнула камера фотоаппарата, невидимый взгляд исчез….

Я повернулся к девушке. Она поставила на прилавок дюжину ящиков и открыла их. На меня она смотрела искренне, почти ласково. Потом сказала:

— Конечно, вы можете посмотреть все, что у нас есть. Мне очень жаль, что вы подумали, будто я безразлична к вашим желаниям. Моя тетя, которая делает кукол, любит детей и не любит, когда люди, тоже любящие детей, уходят от нас неудовлетворенными.

Это была странная маленькая речь, как будто повторенная под диктовку. Но меня больше заинтересовало изменение, происшедшее с самой девушкой. Ее голос не был более безжизненным. Он звучал живо и бодро. И сама она не была больше безжизненной. Она была оживлена, даже чересчур; на щеках ее появилась краска. Вся неопределенность исчезла из ее глаз — они смотрели чуть насмешливо и даже слегка злобно.

Я рассматривал кукол.

— Они прелестны, — наконец сказал я. — Но может быть, у вас есть еще лучше? У меня сегодня особое событие — моей внучке исполняется семь лет. Цена для меня значения не имеет, конечно, если она в пределах разумного…

Она вздохнула. Я взглянул на нее. Ее глаза снова приобрели испуганное выражение, блеск и насмешка исчезли из них. Она побледнела, и снова я почувствовал на себе незримый взгляд, еще более действующий, чем раньше. И снова содрогнулся.

Дверь за прилавком открылась. Подготовленный дневником Уолтерс к чему-то необычному, я все-таки был поражен видом мастерицы кукол. Ее рост и массивность подчеркивались размерами кукол и тонкой фигурой девушки. С порога на меня глядела великанша с тяжелым лицом, усами над верхней толстой губой и весьма мужественным выражением лица.

Я посмотрел на ее глаза и забыл карикатурность ее лица и фигуры. Глаза были огромные, блестящие, черные, изумительно живые. Как будто это были духи-близнецы, не связанные с телом. Из них словно изливался поток жизненности, который вздергивал мои нервы, и в этом не было бы ничего угрожающего… если… если. С трудом я отвел глаза и взглянул на ее руки. Она вся была завернута во что-то черное, и ее руки были спрятаны в складках. Я снова поднял глаза и, встретившись с ее глазами, заметил в них насмешку и неудовольствие. Она заговорила, и я сразу понял, что вибрация жизни в голосе девушки были эхом ее приятного, звучного и глубокого голоса.