Коллекция - Мария Барышева

Внезапно ее пальцы ощутили под паласом какую-то прямоугольную выпуклость. Что-то слабо зашелестело под ними. Похоже, целлофановый пакет.

Вика отвернула край паласа возле стены и запустила под него руку. Ей пришлось просунуть ее очень далеко, почти по плечо, прежде чем ее пальцы нащупали какой-то сверток и потянули его наружу. Чихнув, она вытащила наружу тщательно сложенный синий пакет, густо покрытый пылью.

Открыв пакет, Вика сразу же нашла то, что искала, и эта находка едва не заставила ее разреветься. С той минуты, как Стас обнял ее в прихожей, где-то в глубине ее подсознания копошилась отчаянная, жалкая надежда, что она ошибается. Ей так хотелось ошибаться… Но она не ошиблась. Одна упаковка, две, три, четыре… Он сошел с ума!

Можно было спрятать пакет обратно и забыть об этом. Будь на месте Киры кто-нибудь другой, возможно, она бы так и поступила, но Кира все портила. И как она могла ей не поверить?! Даже ударила ее!

Стас — в этом виноват только Стас! Он околдовал ее — так же, как и саму Вику. Иначе почему даже сейчас ей так сложно сделать выбор?

Она торопливо сунула упаковки с лекарством обратно в пакет и ее пальцы наткнулись на другой пакет, в котором лежали какие-то бумаги. Вика вздернула голову, прислушиваясь, потом вытащила пакет и вытряхнула его содержимое на палас. Тетрадь, еще тетрадь. Большой старый конверт для заказных писем. И множество отдельных тетрадных листков, исписанных округлым, очень красивым почерком. Вика наугад вытянула один и рассеянно мазнула взглядом по строчкам. И тут же приковалась к ним, приоткрыв рот. Дочитав до конца, она уронила листок на колени и прошептала:

— Ничего себе!..

— Нашла, что искала?

Вопрос прозвучал мягко, даже участливо, и именно это напугало ее больше всего. Всхрипнув, Вика вскочила, и бумаги весело разлетелись во все стороны.

— Извини, что напугал, — сказал Стас, стоявший в дверном проеме, скрестив руки. Теперь в его голосе была легкая издевка, но никакого извинения в нем не чувствовалось. Скорее желание напугать еще больше.

— Да уж, напугал! — возмущенно отозвалась Вика, пытаясь взять себя в руки. — Смотри, я тут… что-то лежало… Не знаешь, что это такое?

— Конечно, знаю, — Стас улыбнулся незнакомой улыбкой — стылой и жесткой. — И ты тоже знаешь, что это. Солнышко мое, не унижай свою фантазию такими убогими выдумками. Я не был в магазине. Я, — его указательный палец прочертил в воздухе дугу и застыл, указывая на щель между задернутыми шторами. — Очень интересно было наблюдать. Видишь ли, Кира звонила мне недавно. Ничего толком не сказала, но по ее голосу я и так понял, в чем дело. В сущности, я понял это еще тогда, утром — по выражению твоих глаз.

— Почему же ты меня впустил? — глухо спросила Вика, вжимаясь спиной в стену. Стас вздохнул — неожиданно горестно.

— Сам не знаю. Наверное, все еще на что-то надеялся. Худшая вещь — когда позволяешь надежде биться в агонии, а не убиваешь ее сразу же. Потому что это очень опасно… как видишь.

Она хотела закричать — громко, отчаянно, во все горло — не потому, что Стас сейчас стоял в дверном проеме, не потому, что он мог что-то с ней сделать, а из-за этой холодной, седой тоски, наполнившей его глаза до самых краев, беспросветной и безжалостной — тоски человека, не принимающего ничего, кроме своих желаний и горюющего лишь по их несбыточности и разрушению. Она не знала Стаса, но этого человека, смотревшего на нее, она не знала еще больше. Да, она хотела закричать, но вместо крика у нее вырвалось:

— Почему, Стас? Из-за этой паршивой квартиры?! Ты Киру…

— Я Киру что? — спросил он, казалось, с искренним любопытством. Вместо ответа Вика пнула босой ногой одну из упаковок, и та с тихим стуком упала в полуметре от него.

— Да, я ошибся, давая ей это, — спокойно произнес Стас, не взглянув на пол.

— Ошибся?! — истерично взвизгнула она и метнулась к нему, замахнувшись, но тут же застыла, словно устыдившись своего порыва. — Ошибся?! Как ты мог давать ей такое средство… не разбираясь… Ты же мог убить ее?! Ты и так испортил ей здоровье и продолжаешь…

— Нет.

— Что нет?!

— Не продолжаю, — Стас сделал несколько бесшумных, незаметных шагов вперед, глядя ей в глаза, в которых дрожали страх и бешенство. — Как только я понял, что это вредит ей, то сразу же перестал. Тот вечер был случайностью. Она пришла на таком взводе… а у меня не было под рукой ничего другого. И надо же, чтоб ты… Ирония судьбы, не иначе.

— Ты врешь!

— Вика, Вика, — его голос прозвучал укоризненно. Стас слегка качнул головой, и в этом жесте были сожаление и снисходительность. — Ты ничего не поняла. Чтобы я убил Киру?! Чтобы я причинил ей какой-то вред?! Никогда. Она — вся моя семья. Она — все, что у меня есть. Никогда я не сделаю Кире ничего плохого — и другим не позволю. Так что можешь быть спокойна за свою подругу.

— Но зачем…

— Мне нужны были вечера и ночи, Вика. Мне нужно было работать. И в ее комнате тоже. А она мешала. Я всего лишь укладывал ее спать — вот и все. Да, я не разбираюсь в лекарствах. Может, ты поможешь мне разобраться?

— Что?! — Вика задохнулась, ошеломленная. — Ты…

— Я знал, что ты откажешься, — мягко сказал Стас, следя за ее бегающим взглядом. — А ведь она тебе не поверила, верно?

— Врешь ты все, любящий братец! Ничего ты не остановился! У нее до сих пор галлюцинации!

— Галлюцинации? — он усмехнулся, и Вику передернуло от этой усмешки. Теперь она совершенно не понимала, как ее вообще могло что-то с ним связывать?! — У Киры никогда не было галлюцинаций. Я могу тебе это доказать.

Тоска в его глазах сменилась чем-то иным — восторженным, почти благоговейным и в то же время странно чужеродным, не имевшим никакого отношения к человеческим эмоциям. И в тот же момент рассыпалось в пыль густое, сковывающее ее очарование этим человеком, выпустив на волю ее сознание, и Вика, вскрикнув, метнулась вперед и вбок — через диван, к дверному проему. В какую-то секунду ей казалось, что Стас не успел среагировать так быстро, и она добежит до выхода из гостиной — добежит и дальше — до самой двери. Но когда ее нога ступила на порог столовой, ее крепко обхватили сзади и дернули обратно в комнату, зажимая крик твердой ладонью. Секундой спустя она получила сильный удар в солнечное сплетение и мгновенно утратила способность не только кричать, но и дышать. Вика обмякла в руках Стаса. Теперь она была сосредоточена лишь на двух вещах — на своих судорожно и безуспешно сокращающихся легких и на боли, которая вращалась в ее теле, словно утыканный толстыми иглами шар. Ее губы дергались, и она широко открывала рот, словно пыталась не вдохнуть воздух, а откусить от него кусок. Что-то щелкнуло, и вокруг стало очень темно. Вначале Вика подумала, что потеряла сознание, но почти сразу же кто-то издалека подсказал ей, что Стас просто выключил свет.