Комендантский час - Владимир Николаевич Конюхов

тех самых, когда в Новочеркасске Войсковой Круг провели. В своем юрту я старшина по работе с молодежью.

— Здорово осенью твою репутацию подмочили.

Калюжный сконфуженно натянул фуражку на лоб.

— Наши-то же молодцы, доверились проходимцу… Как встречу Лёву, так кулаки начинают чесаться.

— Он не виновен.

— Может быть и так, — сладко зевнул Калюжный, — но я отныне никому не верю.

Захар не отходил от окна.

— Фома ты неверующий, а не наставник молодежи.

— Какой я наставник? Восемь классов да курсы… На аккордеоне, правда, играю. По этой причине целый год клубом заведовал. У нас в станице, если на какой штуковине играешь, определяют туда. Но своих мы и на другие должности проталкиваем. Чужому — ничего не нужно.

— Веришь в казачество?

Калюжный странно посмотрел, словно подозревал, не из праздного ли интереса спрашивает Захар.

— Не верил, форму б не надел… Казачество — это сообщество вольных… Смотри, как получается: я, например, взаправду хозяином себя почувствовал. У меня надел земли, инвентарь, ссуду дали. И мне прибыток, и государству выгода. Ну а случись беда — община поможет…

«Намного ли он старше меня, а как по делу рассуждает, — проникся симпатией Захар. — Вот и верь тому, что у деревенских особая философия. Разве можно разграничивать людей…»

— Ты, я вижу, парень душевный, — никак не мог удобно расположиться Калюжный, — да огня в тебе маловато. Есть любимое дело — вертись без оглядки. А жисть когда-нибудь да войдет в свои берега.

— Ты сказал — любимое дело?

— Ну да. За него никогда не поздно взяться… Я не шибко начитанный, но разумею так: не возродится казачество, а стало быть и Россия, если у народа не появится интерес к своему делу. Все начинается с него…

Захар прикрыл глаза. Вот оно, то сокровенное, о чем не догадывался ни Герман, ни он. Нужна не только Вера, но и Дело!

Не слишком ли поздно понял он это?.. Нет больше страдальца Мешалкина, и неизвестно, что будет с ним самим через час-другой.

Беспокойство все сильнее одолевало Захара.

В глубине займища, в хмарной предвечерней дымке едва виднелся серый провал озера. Пустынная, с остатками снега, дорога волнисто шла к хутору. Вот-вот должна была пустить по ней свой неспешный обоз владычица-ночь. И царствовать ей безраздельно, покуда блеклую сестрицу-зарю не разбудит ее слабый братец-день.

Николай снял сапоги, подогнул под себя ноги.

— Вздремнуть бы малость.

— Несбыточное желание, — повернулся к окну Захар и невольно схватился за подоконник.

От хутора к озеру направлялся путник в красном плаще. Человек был бы незаметен, не надень он яркую одежду.

— Поспать конечно надо… Час-два, — сказал невпопад Захар.

Калюжный что-то невнятно пробормотал. Захар не отходил от окна. Больше никого он не видел ни на улице, ни в степи.

Крадучись, подошел к двери. Калюжный посапывал, по-детски чмокая губами.

В коридоре Захар стал шарить по полкам. Обрадовался, нащупав молоток.

Порывистый южный ветер стегнул по лицу. Захар заскользил по бугру, спрямляя путь.

Из хутора слабо донесся крик. Захар разобрал свое имя. Видимо, проснулся Калюжный. Но рисковать им он не станет…

Близ озера, словно повинуясь чьему-то приказу, Захар резко свернул. Когда подходил к «перекату», совсем стемнело.

Он шел медленно и напряженно, как по минному полю.

Странный звук, похожий на хруст яичной скорлупы, заставил вздрогнуть.

Неизвестный ему зверек что-то грыз, мотая головой.

Налетевший шквал ветра пригнул к земле бурьян, обдал каплями дождя.

И в то же мгновение Захар увидел перед собой человека.

— Не меня ли ищет благородный рыцарь?

Захар только теперь обратил внимание, какой у Ильи тонкий, сосем не мужской голос.

Одет он был в плащ-макинтош с чужого плеча.

— Ты вырядился, как попугай, чтобы быть приметным? — Рассмеялся Захар. — Какой ты не хитрый, но пришел и твоим похождениям конец.

— Еще посмотрим. Короче, выбирай: или ты со мной, или я тебя дохлого накрою этим плащом.

Захар следил за каждым движением противника.

— Давай начистоту. Это ведь ты выдал нас с Германом?

— В борьбе все средства хороши.

— А чем тебе помешал Зубарь?

— Я отомстил за Цигарку.

— Неправда, кровь Костлявого на твоей совести.

— Слушай, майор Пронин, или как там тебя, ты случайно не стажировку проходишь от эмвэдэ?

Говорил Илья тихо, но ветер отчетливо доносил каждое слово.

— Вырванные страницы в книге Коненкова тоже твоих рук дело?

— Долго ты свои куриные мозги натруждал, — злорадно ответил Илья.

— Но чего ты добился?

— Спроси у Жмени, он автор затеи.

— Дешевые трюки.

— Дешевые? — шагнул навстречу Илья. — Ты, шибздик, от натуги усерешься, но не догадаешься, что книжечка Коненкова — подделка.

— Что?

— Не вся, конечно. Жменя еще в рукописи один листочек про могилы подменил. А портили книги для отмазки.

— Для отмазки, — растерялся Захар. — И вправду с извилинами этот Жменя… Но кто он?

Илья картинно сбросил плащ.

— Узнаешь, когда я тебе выпущу кишки.

— Слушай, мразь, — обуял праведный гнев Захара. — Ты принес столько бед, что не стоишь одной смерти.

— Твоя уже пришла, — стал сближаться Илья, вытянув руку.

Захар уловил момент прыжка. Он нырнул под руку противника, заметив лезвие ножа. Однако Илья увернулся, и удар молотком пришелся не в голову, а по спине.

Пока он приходил в себя, Захар стал спиной к ветру.

— Этой штукой меня не одолеть, — снова пошел на него Илья.

Рычнев горько пожалел, что не владеет приемами борьбы или бокса. Тогда бы он в два счета скрутил негодяя. И в то же время отдавал себе отчет, что защищает не только себя, но и тех, кто не подозревает, какая опасность поджидает их при встрече с оборотнем. И во что бы то ни стало он должен остановить его.

Илья молниеносно упал Захару под ноги, повалил, придавив коленом грудь.

— Пусти, — трепыхался Рычнев, силясь освободиться.

— Припорю, — обдал Илья запахом несвежего тела и перегара.

Захар, вспомнив случай в поселке, отчаянно завизжал.

Но то, на что он рассчитывал, не произошло.

— Гуди хоть паровозом, на меня больше не подействует, — осклабился Илья.

Выдохшись, Захар перестал сопротивляться…

В этот миг он возненавидел весь мир, допустивший, что мерзавцы правят им. Они сильнее, сплоченнее и помыкают честными, как хотят. Так было всегда, даже в просвещенные и прочие «благородные» века, по которым тоскуют плаксивые барышни. И тогда, и теперь первенствовали ложь и лицемерие, сила и беззаконие; брали верх наглость, невежество, корысть. И нет конца напасти, сеющей в души людские неверие и малодушие…

Захар возбуждался, набираясь сил, и когда Илья занес было нож, сбросил с себя бандита.

Он мял, кусал, царапал того, в ком видел исчадие ада, носителя всего низменного.