Так было. Размышления о минувшем - Анастас Микоян

Я принял германского представителя по экономическим вопросам в Москве Шнурре. Он предложил передать нам большое количество золота на сумму стоимости части заказов на станки, но, согласившись на это, мы бы лишились станков для нашей оборонной промышленности. Таких станков ни Англия, ни Америка нам не дали бы. Кроме того, отказываясь от части этих станков, мы усиливали оборонную промышленность Германии.

Выслушав Шнурре, я сказал ему, что лично я против его предложения, ибо оно идет в ущерб нашим интересам. «У вас развитое станкостроение, – продолжал я, – и вы имеете возможность выполнить взятые на себя обязательства». Вопроса о золоте я не коснулся, так как не знал мнения по нему Сталина. Докладывая Сталину о предложении Шнурре, я сказал, что немцы делают это не случайно, ведь золота у них не так много. Немцы прекрасно понимают, что золото во время войны может стать не таким уж важным фактором. Может сложиться обстановка так, что его девать будет некуда. В итоге я предложил отказаться от этого предложения немцев. Выслушав мои доводы, Сталин сказал: «Хорошо, что немцы дают золото. Надо их предложение принять». Далее он пояснил: «Время сейчас такое, что немцы вообще могут отказаться поставлять нам станки. Мы же будем вынуждены прекратить поставку им сырья, а этого делать нельзя. Поэтому, если они предлагают золото, надо его брать». Предложение немцев было принято, о чем я вопреки своей воле и передал Шнурре.

Как я убедился тогда (и получал подтверждения позже в еще большей степени), Сталин особое внимание уделял золоту – берег его лучше, чем ходовые экспортные товары. На этой почве у меня с ним не раз бывали разногласия (не только об экспорте, но раз даже и об импорте золота). Я считал, что золото лишь эквивалент товара. Был убежден, что хорошие экспортные товары не хуже золота. Имея их, золото всегда можно приобрести на рынке. К тому же мы страна золотодобывающая, и в немалых масштабах. Поэтому с точки зрения экономической я считал вполне закономерным, когда такая страна, как наша, экспортирует часть золота. Сталин же, придерживаясь иной точки зрения, добился того, что мы еще задолго до войны совсем прекратили экспорт золота. Все добываемое у нас золото шло на пополнение государственного запаса.

Весной 1941 г. был пересмотрен мобилизационный план. Составлялись планы обороны. Много войск было переброшено с востока на запад, многие из них были размещены в Белоруссии и на Украине. К сожалению, подготовка армии производилась такими руководителями Министерства обороны, которые не имели достаточного опыта и современных знаний. Видные военачальники – Тухачевский, Уборевич, Блюхер и другие – были репрессированы. На их место пришли такие, как Кулик, который имел только начальное образование. Неразвитый, но самоуверенный, невежественный человек, хотя преданный, энергичный, он очень потрафлял Сталину. За год-два до войны было прекращено производство противотанковых орудий старого образца, а производство новых еще не налажено. Поэтому, когда немецкие танки пошли на нас, у нас не было достаточного количества противотанковых орудий, что в начале войны облегчило прорыв немцами наших позиций.

Наконец, финская война раскрыла глаза на то, что у нас на вооружении есть только винтовки, а должны быть новые пистолеты-пулеметы, потом их стали называть автоматами. А у нас вообще автоматы не производили. Только после финской войны началось производство ППШ. После эвакуации основного населения из Москвы на заводе им. Лихачева было организовано их массовое производство.

Следует отметить, что финская война велась вообще плохо. Были досадные неудачи, компрометировавшие Красную армию в глазах мировой общественности, не говоря уже о немцах. Вина Сталина была в том, что за 2–3 года до войны уничтожил самые грамотные руководящие военные кадры. Перед войной Ворошилов в пропагандистских целях утверждал, что если война начнется, то она будет вестись на чужой территории. А мы одобряли и не возражали. Это, возможно, хороший лозунг для солдат, но очень плохой, если в него поверили полководцы и на его основе строили планы обороны. Некоторая часть наших войск была сконцентрирована близко к границе, но не было должного их эшелонирования. Не было у нас и надлежащих укреплений.

Просчет Сталина в оценке военно-политической обстановки, сложившейся перед началом войны, необъясним. Ведь ему было известно, что у нашей западной границы сосредоточивается огромное число гитлеровских войск (в июне 1941 г. 190 дивизий, более 3500 танков и свыше 50 тыс. орудий). Уже это одно обстоятельство говорило о необходимости немедленно привести Красную армию в боевую готовность. Вместо этого 14 июня 1941 г. было опубликовано сообщение ТАСС о том, что «по данным СССР, Германия также неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы». За день до этого текст заявления ТАСС был передан германскому послу в Москве Шуленбургу. Но германская печать даже не упомянула об этом заявлении ТАСС, что лишний раз со всей очевидностью свидетельствовало об истинных намерениях Гитлера.

Однако Сталин упорно продолжал считать, что войны именно тогда не будет. Советские войска переезжали в летние лагеря, проводили полевые учения, а многие офицеры находились в отпусках. Сталину не хотелось войны, и это свое нежелание, эту свою концепцию он возводил в факт, в который верил и которого неуклонно придерживался, несмотря на то что этот факт шел вразрез с реальной обстановкой. Мы пытались переубедить его, но это было невозможно.

Кстати, за 2–3 дня до начала войны Жданов уехал в Сочи на отдых. Он был наивен и верил каждому слову Сталина, который разрешил ему ехать. Я лично был тогда крайне этому удивлен, потому что не верил сталинским расчетам.

Иной раз спрашивают: занимался ли Сталин подготовкой страны к обороне и к войне? Принимал ли он необходимые меры для этого?

Неправильно и глупо было бы утверждать, что он не заботился об обороне страны. Он, конечно, принимал те меры, которые он считал необходимыми. Но он исходил из того, что ранее 1943 г. Гитлер не начнет войну.

Спрашивают: насколько он был компетентен в вопросах подготовки страны к обороне и к войне? Понимал ли он вообще в этом деле?

Я бы сказал, он понимал не меньше, чем должен понимать любой политический деятель в его положении. Может быть, несколько больше знал, поскольку быстро все схватывал и память у него была хорошая. Он запоминал все то, что слышал. Он мыслил логически и мог из малого количества фактов сделать вывод. Правда, не всегда правильно это делал, но считал для себя бесспорным вывод, им сделанный. Требовать от него как партийного и государственного деятеля бо́льших знаний, чем те, что он проявлял, было, конечно, бессмысленно. Не мог политический деятель глубоко знать такие сложные области, как военная промышленность, военная стратегия, военная техника. Его опыт пребывания на фронтах в Гражданскую войну был недостаточен для того, чтобы знать все военное дело. К тому же совсем другой характер носили методы, средства вооружения, организация обороны тогда и совсем другое положение было перед Второй мировой войной.