Гоголь. Соловьев. Достоевский - К. Мочульский

Того‑ли нет, кто нас как солнце озарил

И очи нам отверз бессмертными делами?

И с огненным мечом, восстав, архангел грозный,

Он путь нам вековой в грядущем указал…

Каторжник благословляет свою судьбу:

И сердцем я познал, что слезы — искупленье,

Что снова русский я и снова — человек!

Стихотворение было вручено командиру Сибирского корпуса Гасфорту, который передал его военному министру, отметив "теплоту патриотических чувств ". За эти чувства солдат Достоевский был произведен в унтер–офицеры. Наконец, весною 1856 года он сочиняет третье стихотворение, посвященное коронации императора Александра II.

Идет наш царь принять корону,

Молитву чистую творя,

Взывают русских миллионы:

Благослови, Господь, царя!

Стихотворение ускорило производство унтера–поэта р офицеры. Можно было бы пройти мимо этих вымученных виршей и верноподданнических чувств, расчитанных на немедленную "монаршию милость ", если бы… они не были искренни. Но Достоевский на каторге действительно осудил свой "бунт "и раскаялся в революционных увлечениях молодости. Борьба за освобождение крестьян путем восстания, выход на площадь с красным знаменем, тайная типография, — все это казалось ему теперь преступным заблуждением. В политическом плане "перерождение убеждений "было полное. Новое мировоззрение, которому он останется верен на всю жизнь, сложилось уже в 1854 году. Церковно–монархический империализм автора "Дневника Писателя "предначертан в патриотических стихах 1854–56 года. Когда Майков сообщает ему о "новом движении "в русском обществе, Достоевский отвечает: "Россия, долг, честь! Да! я всегда был истинно–русский — говорю вам откровенно. Что–ж нового в том движении, обнаружившемся вокруг вас, о котором вы пишете, как о каком то направлении? — Да! разделяю с вами идею, что Европу и назначение ее окончит Россия. Для меня это было давно ясно… Уверяю вас, что я, например, до такой степени родня всему русскому, что даже каторжные не испугали меня. Это был русский народ, мои братья по несчастью, и я имел счастье отыскать не раз даже в душе разбойника великодушие, потому естественно, что мог понять его; ибо сам был русский! "

В этом же году он пишет генералу Тотлебену, герою Севастопольской кампании, умоляя его ходатайствовать о его помиловании: "Я был виновен, я сознаю это вполне. Я был уличен в намерен (но не более) действовать против правительства; я был осужден законно и справедливо; долгий опыт, тяжелый и мучительный, протрезвил меня и во многом переменил мои мысли. Но тогда я был слеп, верил в теории и утопии… Мысли, даже убеждения меняются, меняется и весь человек, и каково же теперь страдать за то, чего уже нет:, что изменилось во мне в противную сторону, — страдать за прежние заблуждения ".

Каторга "протрезвила "мечтателя утописта; он приносит торжественное покаяние в заблуждениях своей молодости. Ему хочется высказать свои новые убеждения й он задумывает статью о России, но боится, что цензура ее не пропустит. "Я говорил вам о статье о России, пишет он Врангелю в 1856 году; но это выходил чисто политический памфлет… Вряд ли позволили бы мне начать мое печатание с памфлета, несмотря на самые патриотические идеи. Сильно занимала меня статья эта! Но я бросил ее… и потому я присел за другую статью: "Письма об искусстве ". Статья моя плод десятилетних обдумываний. В некоторых главах целиком будут страницы из памфлета. Это, собственно, о назначении христианства в искусстве ". Но и эта статья была оставлена. Если вспомнить, что вопрос о христианском искусстве впервые в русской литературе был поставлен Гоголем и что его "Переписка с друзьями "появилась в 1847 году, то можно предположить, что Достоевский в течение десяти лет обдумывал гоголевскую проблему. Последнее сильное впечатление, которое он унес с собой на каторгу, было ответное письмо Белинского Гоголю; перед арестом он три раза читал его вслух и в уединении острога мысленно продолжал спор мистика Гоголя с социалистом Белинским об искусстве, христианстве и России. Образ автора "Переписки "неотступно сопровождал его на каторге: за это преследование Достоевский отомстил Гоголю в "Селе Степанчикове ".

Проблема искусства занимает писателя все время его ссылки. В 1858 году, приветствуя намерение Михаила Михайловича •издавать газету, он снова упоминает о своих статьях об искусстве.

"У меня записано и набросано несколько литературных статей в этом роде: например: о современных поэтах, о статистическом направлении литературы, о бесполезности направлений в искусстве, — статьи, которые писаны задорно и даже остро, — а главное, легко ". Достоевский часто говорит "записано "о том, что было только задумано. Во всяком случае, ничего из этих набросков и замыслов до нас не дошло.

Он хочет вернуться в литературу столь же блистательно, как он в нее вошел; ему нужен большой успех, реабилитация, признание. От этого зависит вся дальнейшая его судьба. Но с чем он вернется? С политическим памфлетом, статьей об искусстве, повестью, комическим романом? Писатель колеблется и страшно боится. Припадки падучей учащаются, настроение угнетенное. Сестре жены В. Д. Констант он пишет: "Знаете ли, у меня есть какой‑то предрассудок, предчувствие, что я скоро должен умереть… Уверенность моя в близкой смерти совершенно хладнокровная. Мне кажется, что я все уже прожил на свете и что более ничего и не будет, к чему можно стремиться ". Но проходит полоса уныния, и он снова борется за освобождение, строит планы, цепляется за жизнь. В 1857 году ему удается через Плещеева вступить в переписку с издателем "Русского Вестника "М. Катковым, который предлагает напечатать его новое произведение 'и высылает ему 500 рублей аванса. Со своей стороны Михаил Михайлович обещает от имени брата роман или повесть журналу "Русское Слово* и берет аванс в 500 рублей. Достоевскому со стыдом приходится признаться, что у него нет ничего готового. Роман, над которым он. работал "с наслаждением ", слишком "разросся "а он "сложил его в ящик ". Деньги ему нужны до зарезу, но он не хочет "портить мысль, которую три года обдумывал, к которой собрал бездну материала ". Теперь он пишет небольшую повесть, а закончив ее, "засядет за роман из петербургского быта, вроде "Бедных людей ". В следующем письме к брату — уверения в том, что первый роман он только отложил, но не бросил. "Этот роман мне так дорог, так сросся со мною, что я ни за что не брошу его окончательно. Напротив, надеюсь из него сделать chef d'oeuvre». А пока он работает над вторым романом. Через несколько месяцев пишет, что и эту работу бросил: "Роман я отложил писать до возвращения в Россию. Это я сделал по необходимости. В нем идея довольно счастливая, характер новый, еще нигде не являвшийся. Но так как этот характер, вероятно, теперь в России в большом ходу, в действительной жизни…. то я уверен, что я обогачу мой роман новыми наблюдениями, возвратись в Россию…. "19 июля 1858 года он сообщает, что пишет две повести: одну большую в "Русский Вестник ", другую поменьше для "Русского Слова ". Под большой повестью разумеется теперь то произведение, которое раньше называлось комическим романом — "Село Степанчиково ". Повесть поменьше — "Дядюшкин сон ". Роман из петербургского быта, начатый и брошенный — "Униженные и оскорбленные ". Аванс забран и истрачен, сроки посылки рукописи приближаются, а повести все не кончены. "Повесть большая, которую пишу Каткову ( "Село Степанчиково "), мне не нравится, опротивела. Но написано уже много, бросить нельзя, чтобы начать другую, а долги надо отдать ". "Дядюшкин сон* тоже не нравится… "Грустно мне, что принужден вновь являться в публику так не хорошо… Для денег я должен нарочно выдумывать повести. А ведь это, ух, как тяжело! Скверное ремесло бедного литератора ". Повесть "Дядюшкин сон ", которую Достоевский "отвалял на почтовых ", была напечатана в мартовской книжке "Русского Слова "за 1859 год.

* * *

Суровую оценку этого неудачного произведения дает сам автор в письме к М. П. Федорову, желавшему переделать ее для сцены (в 1873 г.). "Пятнадцать лет я не перечитывал мою повесть "Дядюшкин сон ". Теперь же, перечитав, нахожу ее плохой. Я написал ее тогда в Сибири, в первый раз после каторги, единственно с целью опять начать литературное поприще и ужасно опасаясь цензуры (как к бывшему ссыльному). А потому невольно написал вещичку голубиного незлобия и замечательной невинности. Еще водевильчик из нее бы можно сделать, но для комедии — мало содержания, даже в фигуре князя — единственной серьезной фигуре во всей повести ". Действительно,, "невинность "этой ветци граничит с ребячеством. Князь К. — старик, впавший в идиотизм, случайно приезжает в город Мордасов к провинциальной львице — Марии Александровне Москалевой; та задумывает женить его на своей дочери, гордой красавице Зине. Поклонник Зины, Мозгляков, расстраивает план Марии Александровны, уверяя князя, что предложение он сделал во сне. Все дамы Мордасова собираются у Москалевой, происходит скандал; князя перевозят в гостиницу и он? Он умирает.