Нежнее неба. Собрание стихотворений - Николай Минаев

Надпись на книге («Хотя нехорошо хорошему поэту…»). – Печ. по: ПроСт.

«Я знаю: завтра будет то же…». – Печ. по: ПроСт. Стихотворение декламировалось автором 21 июля 1919 г. на заседании «Литературного Особняка»; 16 августа 1919 г. во «Дворце искусств»; 3 декабря 1919 г. во «Всероссийском Союзе Поэтов»; 2 января 1920 г. во «Всероссийском Союзе Поэтов»; 21 января 1920 г. во «Всероссийском Союзе Поэтов»; 15 апреля 1920 г. во «Всероссийском Союзе Поэтов»; 28 апреля 1920 г. во «Всероссийском Союзе Поэтов»; 12 мая 1920 г. во «Всероссийском Союзе Поэтов»; 18 мая 1920 г. во «Всероссийском Союзе Поэтов»; 27 апреля 1921 г. на авторском вечере в «Литературном особняке» (чтение книги стихов «Нежнее неба»); 24 мая 1921 г. на авторском вечере во «Всероссийском Союзе Поэтов» (чтение книги стихов «Нежнее неба»).

«Среди членов Союза…». – СрБр1, Эпигр. Печ. по: СрБр2. Надежда Максимилиановна де Гурно (Клетчер-Ротермунд, псевд. Бианка) – одна из колоритнейших героинь литературной Москвы послереволюционных лет. Ей посвящено несколько эпизодов в автобиографическом романе Р. Ивнева «Богема» (ср. в т. ч.: «Прекрасных женщин было много в столице, но она затмевала всех оригинальностью своих редкой синевы глаз, напоминающих цвет Черного моря в яркий солнечный день. Огромные синие глаза привлекали китайским разрезом. Но это был добавочный козырь, благодаря которому красота становилась необычайной. О ее происхождении в Петербурге никто не знал, да и не интересовался, потому что вскоре по приезде в столицу она покорила сердце престарелого французского графа, давно обрусевшего и облысевшего, и, женив его на себе, стала графиней де Гурно. В салонах новоиспеченной графини толпилась золотая молодежь, у Дины появился свой выезд. Квартира ее начала превращаться в галерею редких картин и скульптур, а бриллиантовая коллекция завоевала широкую известность» // Ивнев Р. Богема. М., 2006. С. 276–277); пара недобрых абзацев в мемуарах Н. Серпинской («Русская Надежда купила себе за 10 000 франков титул прогоревшего итальянского графа де Гурно. Титул набивал ей цену на всех фешенебельных игорных курортах, начиная с Монте-Карло. «Графиня» накопила много драгоценностей, мехов, парижских туалетов. Почему-то «застряв» после революции в Москве, поселилась в шикарной гостинице «Люкс» и, как другие прожигатели жизни проедали и пропивали свои состояния, так она «пронюхала» все свои бриллианты. Ее маленькое, пикантное, ловко накосмеченное лицо красивой женщины неопределенного возраста, с сумасшедшими, узкими, зелеными глазами, тонким носом и непрерывно облизываемым и вновь оживляемым парижской губной помадой капризным ртом, всегда прикрытое ежевечерне меняемой огромной парижской шляпой, вносило атмосферу беспокойной чувственности, авантюр французских бульварных романов, той «культуры любви», гнилой, как рокфор, до которой еще не долетел чистый, горный, проветривший легкие искусства ветер революции. Читаемые ею с «инфернальным» выражением плохие стихи, вероятно, редактировались ее многочисленными поклонниками» // Серпинская Н. Флирт с жизнью. М., 2003. С. 221–222). См. также: «В это время неожиданно для всех на сцене молча появилась необычайного вида высокая женщина, смелый туалет на которой подчеркивался отсутствием маски. Свои, конечно, знали, что это была знакомая им, по чтению здесь ею старинных стихов, Надежда Гурно (или Гуро) – бывшая парижская этуаль, женщина «со следами былого очарования», без грима, с одними, казалось, огромными, блестящими глазами кокаинистки, которая молча стояла теперь перед толпою, как бы проверяя на себе впечатление от ее костюма «СОЛОМЕН» <так>, когда-то премированного, как говорят, в Париже. Этот туалет, обнажавший диву почти полностью, состоял только из множества предельно свисавших нитей имитационных – синего и зеленого цвета камней, державшихся на открытых плечах, разве, на честном слове, с помощью незримых почти металлических соединений, причем кажущаяся скромность фигуры говорила за себя, только при условии полной неподвижности фигуры: если этот экзотический наряд можно было назвать смелым, то поднаряд его казался совсем отсутствующим: над чем и предлагалось теперь публике подумать на досуге. От увядших, пепельного цвета волос этой женщины осталась только искусственная их пышность, а от глаз безмерная пустота прошлого. Публика встретила и проводила эту «грешницу» милосердным молчанием» (Климов А. М. Воспоминания // РГАЛИ. Ф. 336 Оп. 6 Ед. Хр. 13 Л. 13). Ср. также в воспоминаниях Т. Фохт-Ларионовой: «Была там очень колоритной фигурой бывшая графиня Ротермунд, выступавшая под фамилией Де Гурно. Явно выкрашенные в рыжий цвет волосы, сильно накрашенное лицо с сильно подведенными глазами, далеко не первой молодости, странно допотопно одетая в светлое, длинное, видимо, из сундука графини-бабушки вынутое вечернее платье, очень грязного вида газ и кружева. Выступление она начинала своим стихотворением "Я женщина с безумными глазами”, но кроме глаз, по-моему, она сама тоже смахивала на безумную» (Фохт-Ларионова Т. Воспоминания // Российский Архив. Т. XI. M. 2001. С. 659). См. также: «Графиня де Гурно, Надежда Михайловна, дочь петербургского врача, незадолго до революции бросила институт, вышла замуж за студента Роттермунда, бросила и его. Вышла за другого, но тот умер. Тогда она покинула Северную столицу и переехала в Москву. Шел 1918 год. Она пропадала в «Кафе поэтов». Читала там свои стихи, сочиняла частушки для эстрадников, заводила романы, даже снималась в кино. На квартире, где жила, собирала богему. Посещали ее и дельцы черной биржи: Персиц, Носов и др. Они выставляли угощение, а Надежда Михайловна – девочек. Так и стала ее квартира притоном разврата. Не отставала в нем от своих девиц и сама графиня, страстная была женщина. Судебные психиатры, которые обследовали ее, отметили в заключении, что «натура она неуравновешенная, с пониженным чувством стыда, наркоманка и в половом отношении извращенная натура». Простим ей эти слабости, тем более что и суд ее не осудил, а по рекомендации психиатров в декабре 1927 года направил «на полтора года на принудительное лечение» в психиатрическую больницу» (Андреевский Г. В. Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху (20–30-е годы). М., 2003. С. 487–488); см. также: Дроздков В. A. Dum spiro spero. О Вадиме Шершеневиче и не только. М., 2014. С. 704–706.

16 августа 1919 г. она записала в альбом Минаева стихотворение:

МЕДУЗА

Я женщина с безумными глазамиВ них мудрецы не разгадают тайныЯ женщина и у меня прекрасный ротОн знает многое и вечной вечно служит <?>Я женщина с волной кровавых волосВ хаосе на плечи спадающих, как змеиИ все мое бескровное многоизменчиво, как времяЯ женщина и нагота моя всесильнаВам говорит о страсти неземной,Я женщина я властна и капризнаС холодной и преступною душой.Я женщина во мне есть много тайныЯ сфинкса хладная мечтаМедузой мир зовет меня.

(Альбом1. Л. 42; кстати сказать, это единственное известное стихотворение, принадлежащее ее перу).

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});