Черный Дракон - Денис Анатольевич Бушлатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так стало быть, все ваши скульптуры — мужские? — впервые с самой аудиенции у царя нарушает молчание Блез.
Коннор с удивлением отмечает для себя, что его Всеобщий будто бы становится чуть глаже. Словно все время в Двинтилии он был занят только тем, что внимательно слушал речь рыцаря и подмечал ее особенности и отличия от своей, чтобы позже при нужде использовать самому. Его лицо с каждым часом здесь становится все мрачнее, а единственное выражение, которое у Коннора выходит разобрать в его нечеловеческих глазах, это утомление. Одним делом было плевать на глубоко презираемых имперцев, совсем другим — оказаться взаперти в огромной каменной темнице, где больше не властны были его боги, а любое подозрение об его истинном происхождении или настоящем имени могло бы закончиться самым скверным образом, без особых шансов на спасение. Невольно Коннор запускает руку в карман, куда прежде поспешно затолкал мешочек наемника, и касается ткани пальцами. Она кажется ему теплой.
— Ну что вы! — скульптор невольно прыскает в усы, дивясь похоже предположениям своих наземных гостей, и бусины в его бороде бьются друг о друга с металлическим звоном. — Разумеется, и женщины тоже! Раньше мне позировала моя жена, но, с тех пор как ее не стало, мне помогает дочь. Ну, а когда она покинет мой дом и войдет в семью своего мужа, ее место займет будущая пока что жена моего сына. Весьма славная девушка, скажу я вам! Лица ее предков еще должны появиться в царской галерее среди скульптур, и я верю, что она станет ему достойной музой, когда он возглавит наш род. Отличие от мужских скульптур только в том, что глиняные миниатюры и все наброски для них мне приходится делать наверху. Ужасно много приходится переносить туда из мастерской, да и всякий раз что-то да выпадет из головы! Но, именно так и рождаются шедевры… Ну, вот мы и пришли, имперские господа!
Они проходят под громоздкой каменной аркой, обозначающей конец лестницы и построенной словно бы вовсе не для низкорослых хозяев этого дома, а для таинственных великанов, что жили здесь незаметно от них и выбирались наружу лишь когда никто не мог этого видеть.
Корабль странных домыслов, что пускается было в свое свободное плавание, так же стремительно разбивается, когда его хрупкий нос врезается в первый же огромный блок белого мрамора, стоящий у самого входа в мастерскую. За ним вдоль стены выстраиваются еще несколько его братьев-близнецов, пока совершенно ровных и безликих, но рано или поздно готовых из обычного куска камня превратиться в новую страницу гномьей истории под инструментами опытного скульптора. Невольно Коннор тянется и, проходя мимо, касается плоского каменного бока, холодящего пальцы дыханием подземелий, откуда он и был извлечен. Несмотря на безупречную чистоту, наверняка наведенную побывавшими здесь до них слугами, в нос лезет сухая каменная пыль. Настолько мелкая, что хоть как-то она начинает ощущаться лишь после нескольких глубоких вдохов.
Вдоль противоположной стены параллельно друг другу бегут длинные каменные полки, уставленные всевозможной рабочей мелочевкой. Сотни крохотных скульптур из глины (обожженной глины — тут же про себя подмечает Коннор с ехидством и между тем интересом), некоторые из них повторяют друг друга или отличаются едва заметно, как двойняшки. Кое-где белыми айсбергами над над морем серой глины возвышаются и небольшие бюсты из настоящего мрамора, смотрящие со все той же непоколебимой суровостью, похоже, являющейся в какой-то степени отличительной чертой для гномьего искусства.
Заметно выделяется среди них лишь один, на удивление женский. Стоящий посреди одной из полок, он словно бы является и центром для всей этой композиции из глины и камня, притягивает ее к себе. Собранные наверху волосы подоткнуты таким обилием металлических украшений, что совершенно неясно, как несчастной вообще удавалось держать голову прямо, но несколько мягких локонов все же упрямо выбиваются из-под золотого капкана, спадают ей на лицо и открытые плечи. Даже с другого конца помещения без труда видится нежность, любовно вложенная в бюст, словно бы это и не камень вовсе: кожа, если ее коснуться, будет мягкой и теплой, а шелковый локон легко проскользнет между пальцами. Чуть ближе становятся заметны и некоторые детали. Маленькое золотое украшение (сейчас мраморное, но прежде, безо всякого сомнения, золотое) в перегородке ее носа по форме напоминает глядящий вниз наконечник стрелы и визуально чуть вытягивает и поправляет сам нос, немного крупноватый. Еще по несколько тонких колечек виднеется на ее брови и на обоих ушах. Глаза на этом лице такие же пустые и белые, как и на прочих мраморных изображениях, и все же в них есть что-то иное, сильно и сразу же отличающееся. Будто даже этими глазами она умудряется смотреть на входящих в мастерскую с теплотой и нежностью живого создания, а вовсе не куска безжизненного камня.
Похоже, что Коннор не единственный обращает на нее внимание едва зайдя внутрь, все его спутники также стоят на месте со взглядами, скрещенными в одной точке. Это не ускользает от старого мастера, под навесом его усов губы чуть шевелятся. Похоже, растягиваются в слабой улыбке.
— Это моя покойная жена, да вернется бессмертный дух к нам чистым золотом и белым мрамором. Я создал этот бюст в первый год нашего брака, — голос его звучит совсем не как прежде. — Только так она могла быть со мной в моей мастерской, когда еще была жива, и только так может быть со мной хоть где-то с тех пор, как ее не стало.
— Сочувствую вашей утрате, мастер.
— Благодарю, сир. Я научился жить с ней, да и не так много времени у меня осталось прежде чем я воссоединюсь с моей женой в камне. Ну а до того, я обязан успеть создать еще не одну скульптуру для царской галереи!
Лишь сейчас Коннор смотрит на то, что по справедливости должно было привлечь его внимание в первую очередь. На пьедестале, воздвигнутом прямо посреди мастерской, с царственной величественностью покоится громадный блок нетронутого еще мрамора, со всех сторон освещенный крупными светляками, расположенными ровно так, чтобы ни единого дюйма ценного камня не укрылось в тени от зоркого глаза мастера.
— Он здесь уже давно, — скульптор подходит к камню
