Ложная тревога - Вернор Виндж

– А как же!

Хамид оставил занавески наполовину раздвинутыми и окно приоткрытым, чтобы Болтунья могла сесть возле него и глядеть наружу. Лежа в темной спальне, он любовался ее силуэтом на фоне серебряного и золотого света лун. Она прижималась носом к экрану, длинная шея выгнулась, давая головным и плечевым мембранам хороший обзор наружу. То и дело она дергала головой на пару миллиметров в сторону, будто снаружи происходило что-то очень интересное.

Самым громким звуком было еле слышное стрекотание тараканов в лесу. Болтунья вела себя очень тихо – по крайней мере в доступном Хамиду диапазоне, – и он был ей за это благодарен. Действительно хорошая девочка.

Он вздохнул и натянул на себя одеяло. День был трудным, из таких, когда жизненные проблемы становятся перед тобой во весь рост.

В ближайшие дни надо быть очень внимательным: не удаляться от Маркетта и Энн-Арбора, не оставлять Болтунью без присмотра. Слава Богу, хоть защита слизняка выглядела надежной. Надо бы сказать Ларри о втором ансибле. Если бы «Равна и Тайнз» просто обратились с ним прямо в правительство… это было бы опаснее всего. При всех правильных разговорах и ограничениях на частные продажи федералы собственную бабушку продадут, если сочтут это полезным Интересам Планеты. Слава Богу, что ансибль у них уже есть – или почти есть.

Забавно, как после стольких лет и мечтаний оказалось, что Внешникам нужна именно Болтунья…

Хамид был усыновленным ребенком. Родители ему сказали об этом, как только он мог понять, что это значит. И где-то после этого он догадался, что отец привез его с собой… Извне. Каким-то образом Хас Томпсон сохранил этот факт неизвестным широкой публике. Конечно, правительство знало и сотрудничало с ним. В те ранние времена – раньше, чем его заставили пойти в математическую школу, – это был его счастливый секрет, и он думал, что ему полностью принадлежит вся родительская любовь. Знание, что он на самом деле Оттуда, просто давало ему ощущение, которое у большинства любимых детей и так есть – что он чем-то особенный. Тайной мечтой было, что он что-то вроде принца в изгнании Извне. А когда он вырастет, когда прибудут корабли Извне… тогда его призовет судьба.

Поступление в математическую школу в восемь лет казалось частью этой судьбы. Родители были очень в нем уверены, хотя результаты у него получались едва ли выше нормальных способностей… И тот год был крахом наивности. Он не был гением, как ни настаивали на этом родители. Битвы, его слезы, их уговоры. Кончилось тем, что мама оставила Хусейна Томпсона до тех пор, пока этот человек не образумится и не отправит ребенка в нормальную школу. Жизнь дома переменилась навсегда. Мамины посещения, напряженные и слишком редкие… Но возненавидел Хамид своего отца лишь через пять лет после этого. Это был случайно подслушанный разговор. Хусейн, оказывается, был нанят, чтобы воспитывать Хамида именно так: запихивать его в университет, выкручивать, уничтожать его. Отец не стал опровергать обвинений. Его попытки «объяснить» были неясным бормотанием… хуже лжи. Если Хамид и был принцем, то таким, которого сильно ненавидели.

Эти воспоминания оставили глубокие борозды, по которым он часто соскальзывал, засыпая… Но сегодня было как-то по-другому, что-то ироничное до волшебства. Все эти годы… все эти годы пропавшей принцессой была Болтунья!

Раздалось шипение. Хамид с усилием проснулся, борясь со страхом и недоумением. Перекатившись на край кровати, он всмотрелся, заставляя глаза видеть. Звезды в окне. Болтунья. Она уже не сидела у оконного экрана. Наверное, у нее был кошмар. Они случались редко, но впечатляли. Однажды зимней ночью Хамид проснулся от звуков настоящей грозы. Сейчас было не так громко, но…

Он посмотрел в угол, где лежали ее одеяла. Да. Она была там и смотрела в его сторону.

– Болтунья? Все хорошо, детка.

Нет ответа. Только шипение, на этот раз громче. Это не от нее! На мгновение мозг охватил паралич, как кролика под взглядом удава. Потом Хамид включил свет. Никого. Звук шел от компьютера, но экран оставался темным. «Я с ума спятил».

– Болтунья?

Он никогда еще ее такой не видел. Глаза у нее были широко раскрыты, вокруг радужек показались белки. Передние ноги вылезли из-под одеял, выпущенные когти глубоко вонзились в пластик пола. Из пасти свисала слюна.

Он встал, пошел к ней, и тут шипение превратилось в голос, и голос заговорил:

– Она мне нужна. Слышишь, человек, она нужна мне, и я ее возьму. Ее, Болтунью.

– Как вы вышли на мой компьютер? Зачем вы ко мне лезете?

Дурацкие слова, но зато удалось стряхнуть с себя плен кошмара.

– Мое имя – Тайнз. – Хамид сразу вспомнил когти на эмблеме «Равна и Тайнз». Ничего себе. – Мы сделали щедрое предложение. Мы были терпеливы. Наше терпение кончилось. Я возьму ее. Если это означает смерть всех вас, м-мясной скотины, то так и будет. Но я ее возьму.

Шипение почти исчезло, но голос звучал как из дешевого синтезатора. Построение фраз и акцент были, как у Равны. Либо это то же лицо, либо они изучали английский по одному источнику. Но Равна казалась сердитой, а этот Тайнз – просто маньяком. Если не считать легкого заикания на слове «мясной», голос звучал неумолимо. И теперь ясно, зачем Внешникам понадобилась его зверушка. В голосе был голод, жажда крови или насилия.

Гнев Хамида переборол страх.

– А ты сам себя трахни, космическое чудище! У нас есть защита, а то ты не стал бы блефовать…

– Блефовать?! Блефвовдвово…

Голос захлебнулся собственной злостью. За спиной вскрикнула Болтунья. Шум стих.

– Я не блефую, Хусейну Томпсону уже пришлось узнать, что бывает с теми, кто становится мне на дороге. Ты погибнешь со всем своим народом, если мне ее не доставят. Возле твоего… дома стоит наземная машина. Отъезжай на ней на пятьдесят километров, иначе узнаешь то, что узнал Хусейн Томпсон, – что я никогда не блефую.

И голос мистера Тайнза стих.

Но это наверняка был блеф! Если у Тайнза есть на это силы, почему не смахнуть с неба Туристов и не забрать Болтунью? А он еще так глупо действует. Чуть поумнее соврать неделю назад, и получил бы что хотел без крика. Такое впечатление, что они представить себе не могут, будто кто-то их ослушается – или их приперло до потери рассудка.

Хамид повернулся к Болтунье, потянулся погладить ее по шее. Иглы зубов клацнули на рукаве его пижамы.

– Болтунья!

Она выпустила рукав и забилась в кучу одеял, чуть посвистывая, как в тот раз, когда ее сбил трехколесный пикап. Отец Хамида тогда предположил, что это ее естественные звуки, вроде как всхлипывания или стук зубов у человека. Хамид опустился на колени, бормоча что-то успокаивающее. На этот раз она позволила погладить себя по шее. Хамид увидел, что она обмочила свое ложе. Болтунья в детстве перестала это делать примерно одновременно с ним. Блеф это был или нет, но ее напугали донельзя. Тайнз утверждал, что может убить всех. Хамид вспомнил ансибль, этот проклятый телефон, от которого меркнет солнце.