Широки врата - Эптон Синклер

«Дома всё хорошо», — доложили они, и без дальнейших предисловий перешли к проблеме получения виз в запретную страну. Необходимо было получить разрешение от французов, а также от испанцев. Для испанцев надо было быть лоялистом, а для французов необходимо было быть якобы нейтральным. Но многие чиновники предпочли бы сторонников Франко. Для французов Ланни собрал коллекцию деловых документов: квитанцию о реквизиции его автомобиля в Барселоне, его контракт с сеньором Сандовалем и письмо от сеньоры Вильярреал о том, что она была бы рада, чтобы Ланни распорядился бы с ее картинами, получив разрешение на их вывоз из Севильи. Последнее помогло бы ему, если бы вдруг он и его компания попала бы в руки войск Франко. Севилья была на территории Франко, а сеньора там была известна.

Дело с испанской стороной провернул Красный дядя Ланни, депутат Французской Республики. Ланни объяснил свое желание остаться, как всегда, нейтральным. Дядя Джесс направил своего секретаря в орган Коммунистической партии, который занимался контрабандой добровольцев в Испанию. Секретарь заявил, что два молодых английских летчика захотели служить и нашли буржуя, своего рода замшелого консерватора, который торгует картинами и согласился взять их в качестве помощников. Как только они попадут в Мадрид, они расстанутся. Такие проделки являются частью войны, а коммунисты всегда на войне. Три паспорта были проштампованы визами в Испанию без своих хозяев, даже не взглянув на них.

Последний вечер Ланни провел со своей возлюбленной. Он рассказал ей о своих планах и обещал часто писать, используя безопасные почтовые открытки. Все важное будет закодировано со ссылкой на живопись. Альфи будет Ромни, который нарисовал портрет его прадеда, и который висел у него в доме, а Лоуренсу ничего не требовалось, потому что был такой художник. Путешествие было опасно, и оба влюблённые знали это. Но опасность была частью их союза, и Труди не должна была лить слезы. «С любовью лучше, когда ты здесь, но еще хуже, когда тебя нет!» — воскликнула она. Она поцеловала его в последний раз в дверях, а затем убежала в студию и закрыла за собой дверь.

Мрачные новости появлялись в газетах в начале ноября. Армии мятежников были в двадцати километрах от Мадрида на юге, и примерно на том же расстоянии на западе. К северо-западу линия соприкосновения шла по горам Гуадаррама, около пятидесяти километров, и вокруг них делала большую петлю на север, а оттуда на восток к Уэске и Сарагосе. Основные силы мятежников приближались с юга и юго-запада, а здесь лоялисты контратаковали и отбросили мавров, несмотря на то, что этих защитников христианства в чалмах поддерживали все танки и большинство самолетов.

Три путешественника не хотели думать ни о чем, кроме этих военных операций. Альфи, сидевший рядом с водителем, крутил настройку радио, говоря: «Черт!» на джаз, и останавливаясь всякий раз, когда находил новости. Но новости сбивали с толку. Если источником новостей были мятежники, то Франко уже захватил все перед собой, а если это была радиостанция правительства, то противник был остановлен с тяжелыми потерями. Единственное, где была достигнута договоренность, была погода, которая была восхитительной, стояло бабье лето.

Ланни мчался по route nationale, которую использовал всю свою жизнь между Парижем и Ривьерой. Они ехали вдоль реки Роны, до Авиньона, а затем направились на юго-запад. У них было три водителя, так что они вели по очереди и продолжали идти днем и ночью, дремали в машине, если почувствовали усталость. Но в основном они бодрствовали. Они хотели говорить о войне и о том, что собираются делать, когда до неё доберутся. Они даже не остановились для еды, а закупили еду, и ели в дороге. Время истекало, как песок, и Мадрид мог быть потерян из-за отсутствия двух способных пилотов истребителей!

Они ехали в чужую страну, и им был нужен новый язык. Два студента работали над ним, но не были уверены в своём произношении. Подобно тому, как Ланни делал это с Раулем, они согласились говорить только на испанском языке. И из разговорников старательно разучивали фразы: «Es esta la carretera para Madrid?» и «Quiro una habituación para dos personas» В разговорниках не было социалистических или коммунистических фраз, но Ланни знал самые важные из них, и учил им: «Sah-lood!» что было приветствием всех лоялистов, «Vee-vahn los trah-bah-hah-do-rays!» что означало «Да здравствуют рабочие!» и «Moo-ay-rah Franco!», что имело в виду обратное. Все трое были нацелены на изучение, и все свои мысли направили на это, хотя в то же время весело провели время.

Для Ланни это был шанс изучить новое поколение. Жизнь обновляется постоянно, и всегда по-новому. Старое остаётся позади, и теперь оказалось, что тридцать семь лет уже старое. Тем не менее, два юноши были глубоко благодарны за помощь Ланни и относились к нему как к равному. Он понимал, что мировые события, которые так глубоко угнетали его, вызывали у Альфреда Помрой-Нильсона и Лоуренса Джойса моральное и интеллектуальное отвращение. Они хотели полной замены старых идей и старых людей. Они хотели полных социальных изменений, мирным способом, если это возможно. Но любым способом было лучше, чем никаким. Они не были красными, но они не боялись красных, особенно в то время, как это, когда люди действия должны были взять на себя ответственность. Они не говорили этого, потому что это могло прозвучать героически. Но они ненавидели старый мир так сильно, что были готовы скорее умереть, чем видеть его без изменений. Они смотрели друг другу в глаза и поняли, что это решимость, и теперь они приняли это, как нечто само собой разумеющееся, спокойно и даже весело. Наблюдая и слушая их, Ланни подумал: «Социальная система производит антитела против фашизма».

Они достигли побережья сразу после заката и увидели голубую воду, лодки рыбаков с алыми парусами, грязные грузовые судёнышки разных размеров. На границу они прибыли ночью. На французской стороне им сказали, что падение Мадрида ожидается в любое время, и действительно ли les messieurs хотят туда ехать при таких обстоятельствах? Ланни показал расписку о реквизиции его автомобиля в Барселоне. Ему необходимо ехать, а молодые messieurs отгонят автомобиль обратно. Большинство французов поймет такую командировку и пожелает ей удачи.

На испанской стороне, в маленькой рыбачьей деревне Портбу, всё было по-другому. Здесь чиновники были крайне подозрительны к этому вторжению. Они проверили, что extranjeros имели соответствующие визы. Но такие вещи могут быть подделаны, что часто и случается. По их виду, они могут быть агентами Франко. И даже когда Ланни произнёс americano, это тоже не помогло, ибо встречались реакционные americanos, особенно periodistos, то есть, журналисты, славшие омерзительные отчеты о народном правительстве и Народном фронте.

Их приняли, и отправили в Барселону. Но менее чем через полчаса они были остановлены milicianos контроля дорожного движения и пропущены через инквизицию. Очень досадно и опасно. Была ночь, и при тусклом свете фонарей extranjeros гляделись еще более зловещими, чем днем. Буржуи, приехавшие требовать деньги от Республики в час тяжелейших испытаний, конечно, не могли встретить доброго приёма в Красной Каталонии. После того, как они снова продолжили свой путь, Ланни сказал своим пассажирам: «Это не работает, мы должны рассказывать вашу историю, а не мою».

«А это не помешает вашей работе?» — спросил Альфи.

— Не очень. Эти ребята на обочине дороги не запомнят имена, а в Мадриде я стану снова нейтральным, так что всё будет в порядке.

Так на следующем посту все трое приготовили свои самые сердечные выражения, подняли правые сжатые кулаки и крикнули: «Salud!» Ланни объявил на своем самом безупречном кастильском: «Compañeros, я americano simpatizante, везу двух английских пилотов на оборону Мадрида». Все лица засияли, голоса зашумели, и череда потных коричневых рук потянулись за рукопожатием.

Ланни попросил довести их к главе политической организации или местного профсоюза. Этому персонажу он предъявил документы двух молодых людей, которыми они запаслись: сертификаты от английской авиационной школы, а также рекомендательные письма от секретаря группы Социалистической партии их родного района. Ничего лучше и не требовалось. Их снабдили надлежащим salvoconducto[162], который уберег их от последующих недоразумений.

Но обеспечил только гостеприимство! Для испанцев было трудно понять, что люди действительно спешили, даже в военное время. «Какие новости, Señores?» — спрашивали milicianos. — «Неужели, Мадрид находится в опасности?» Ланни избегал упоминать, что у него было радио в машине, в противном случае от них могли бы любезно потребовать устроить коллективное прослушивание. Им пришлось более чем один раз остановиться для еды, или, по крайней мере, выпить бокал вина. Но они продолжали говорить: «Время дорого, Компанерос.» Молодые охранники отвечали: «Buena suerte». Старшие скажут более церемонно: «Le deseo á Vd. toda felicidad».