Ветер и море - Марша Кэнхем

– Я не из тех людей, которые любят повторять, – резко бросил Адриан. – И я быстро теряю терпение.

Несколько секунд Данн смотрел на него, а потом пожал плечами:

– Пропади все пропадом, ведь к утру мы все, возможно, будем мертвы. Все началось с неприятностей еще в Париже в восемьдесят девятом. Луи был в панике, когда пала Бастилия, и он отдал свои сокровища де Вильеру для сохранности. Настал кровавый сентябрь, короля арестовали, чернь колотила во все двери, размахивая факелами, и точила ножи гильотин. Старый Гастон понимал, что его дочь – единственная из них, кто имел хоть какой-то шанс спастись, поэтому он отдал ей два большущих сундука и приказал спрятать их как можно надежнее ради короля своей страны. Она таскала с собой эти проклятые сундуки четыре года, как мы однажды подсчитали. Когда Дункан удосужился открыть их – ожидая, что они набиты нарядами для маленькой Корт, – он увидел бриллианты размером с большой палец, рубины как кулаки, золотые цепи, короны и кольца, застегивающиеся на запястьях, как ремешки! Должен сказать, он чуть не задохнулся от собственной желчи. Адриан был ошеломлен.

– Я слышал рассказы о несметных сокровищах, исчезнувших в первые дни господства террора, но был уверен, что это просто легенда.

– Так же думал и комитет, захвативший власть. Робеспьер не хотел признавать, что его граждане похитили сокровища, и так как все списки были сожжены, никто точно не знал, сколько чего было в самом начале. А Дункан не собирался высовываться, тем более после всего, что эти мерзавцы сделали с его женой. Но он понимал, что нельзя держать сундуки ни на «Гусе», ни на острове, и поэтому привез их сюда. С тех пор он просто увеличивал свое «имущество», надеясь в один прекрасный день передать все это Корт, чтобы компенсировать ей тяжелые годы.

– И вы говорите, что Шо ничего об этом не знает? Почему вы так уверены?

– Никто, кроме четырех человек, никогда не видел, что было в тех сундуках, не считая Дункана и его жены. Из всех, кто знал о них, в живых остались только я и Дункан, но даже я не знаю, где он их прячет. Я никогда не хотел этого знать и никогда не спрашивал.

Адриан рассеянно похлопал себя по карману в поисках сигары. Во всем этом не было никакого смысла. Зачем Дункану Фарроу сидеть на состоянии из невостребованных драгоценностей и на втором состоянии – в золоте, – накопленном за годы его дерзких нападений, – и все же продать свой корабль и своих товарищей за несколько жалких тысяч долларов, подвергаясь немыслимому риску? И Кортни – она была слишком умна, чтобы привязанность к отцу могла ее ослепить. Их собственные отношения служили тому подтверждением.

– Много людей знают о Морском Волке? – резко спросил Адриан.

– Как? Морской Волк? Откуда, черт...

– Этим именем пользовался Фарроу, когда посылал письма жене, разве нет?

– Да, но...

– Этим же именем пользовался кто-то, кто продавал Фарроу американцам. Если это Шо, в чем, очевидно, убеждены и вы с Кортни и во что я только теперь начинаю верить, тогда она мертва независимо от того, за сколько Дункан попытается купить ей свободу. То же можно сказать о Мэтью и мальчике и вообще о любом, кто станет Гаррету поперек дороги.

– Вы оптимистичный негодяй, а?

– Нам с Фарроу нужно о многом поговорить, прежде чем что-то делать, – сказал Адриан, не отреагировав на его сарказм. – Как я могу войти с ним в контакт?

– Всего лишь подойти к двери, янки. Он дожидается в коридоре моего решения – довериться вам или убить вас.

Вода продолжала капать не переставая. Кортни даже начала представлять себе, как это происходит: трещина в потолке, медленно набухающая капля воды все увеличивается и увеличивается, затем отрывается, как тяжелый шар, и вызывает небольшой взрыв на поверхности крошечной лужи, образовавшейся на полу. Лужи. Капли. Вода. Кортни хотелось пить, и ей было холодно. Она не знала, сколько часов просидела одна и был сейчас день или ночь. Холод пробирал Кортни до костей, и ее сотрясала дрожь. Если не считать капанья воды, вокруг стояла абсолютная тишина, и только ее собственное слабое дыхание и равномерные удары сердца присоединялись к монотонному звуку падающих капель!

Голос ушел и пока не возвращался. Он сыграл свою роль, вселив сомнения и страх в ее душу, а потом предоставил ей возможность поразмышлять, а им – испытать ее самообладание. Разумеется, Кортни не поверила ни слову его лжи, тем более о Морском Волке. Кто-то, очевидно, воспользовался этим именем, надеясь бросить подозрения на Дункана.

Но кто? Никто не знал этого имени. Никому не были известны подробности ее побега из Франции. Знали только Эверар, Сигрем, Дэви и Дункан – и только они могли знать о Морском Волке. Эверара и Сигрема нет в живых...

«Сигрем! Он говорил, что я должна найти Морского Волка. Испуская последнее дыхание, он приказал мне найти Морского Волка! Найти Морского Волка! Это был приказ – или предостережение? Нет, не предостережение! Он сказал, что Дункана предали, а не Дункан предал. Что еще он сказал? Какие именно слова он говорил? Думай, думай, думай, – велела себе Кортни. Кап... кап... кап... – Найди его. Предупреди его. Эверар знал. Нужно только время, чтобы приложить лицо к имени... Называет себя... – Кап... кап... кап... – Называет себя! Называет себя Морским Волком! Найди человека, который называет себя Морским Волком!»

Кортни громко вздохнула, и у нее по телу прокатилась волна боли. Ее запястья... Она пошевелила локтями и кистями, стараясь ослабить веревочные узлы, от неистовых усилий веревка врезалась ей в тело, но Кортни было все равно – все равно! Дункан – это и есть Морской Волк, а Морской Волк был храбрым, сильным и умным. Он догадался бы о предательстве Гаррета, он узнал бы Голос. Он, наверное, сейчас разыскивает ее, мечется по городу, чтобы ее найти. Морской Волк и Адриан...

Адриан! Адриан солгал, назвав ей другое имя; но может, он солгал, чтобы защитить ее? Это причина тени, которую она заметила у него в глазах? Ложь, неуверенность... Было ли все это из-за того, что он знал о Морском Волке – знал имя Морской Волк? О Боже, Кортни так хотелось увидеть Адриана, поговорить с ним! Если он считает предателем Дункана, тогда Голос победил. А если Адриан нашел Дункана до того, как один из них все узнал, они могли сразиться, пока кто-нибудь из них не умрет.

Сколько времени она уже заперта в этой проклятой комнате? Несколько часов? Несколько дней? Кортни так хотелось пить, что ей казалось, будто она находится здесь уже несколько недель. Сейчас утро или ночь? Она не могла отличить одно от другого и когда сидела в той клетке, но тогда по крайней мере она слышала голоса других заключенных и оставалась в здравом уме. Сигрем был на расстоянии окрика, а сейчас услышит ли ее кто-нибудь, если она закричит?