Друиды - Морган Лливелин

Когда улицы города по колено завалило дерьмом, когда люди собирали вшей с голов друг у друга, чтобы бросить их в котел, наконец, пришли эдуи.

Глава тридцать восьмая

Накануне ночью решено было отослать из крепости стариков, детей и женщин. Надо отметить, что кое-кто из мандубиев уже покидал Алезию и добирался до римских порядков, пытаясь выпросить у солдат еду. Но римляне никого не стали кормить. В попытке спасти детей, предлагались разные хитрости и выдвигались разные предложения о том, как можно провести людей через римские укрепления, но ни одно такое предложение не выдерживало даже поверхностной критики. Несколько раз я хотел заговорить, но интуиция неизменно призывала меня повременить с конкретными предложениями. Когда трубы и крики возвестили о прибытии подкреплений, я понял, что смолчал не зря. Теперь дети в Алезии смогут получить свободу не только для себя. Свобода забрезжила для всех детей Галлии. И для моей дочери тоже.

Почти все население города поднялось на стены, стремясь увидеть предстоящую битву. Мой плащ друида позволил выбрать удобное место для обзора. Со стены я мог видеть темную массу приближающихся галлов. Они заняли холм за римским лагерем. Их пехота и всадники, казалось, заполнили всю равнину.

Люди в осажденной крепости то и дело нервно смеялись, сбрасывая многодневное напряжение. Мне и самому хотелось кричать от радости, и снова интуиция шепнула мне: подожди.

Верцингеторикс на вороном коне вывел наших воинов из крепости и расположил их под стенами. Цезарь разместил пехотинцев на двух оборонительных линиях: одна была обращена к нам, другая — наружу, против прибывших сил. Образ Двуликого всплыл у меня в мозгу. Галлы напали на римлян.

Прибывшие располагали значительным числом лучников и огромными силами пехоты. Поначалу римляне оказались явно смущены количеством противников. Битва началась на глазах у всех, собравшихся на стенах Алезии. Толпа криками старалась поддержать и укрепить боевой дух наших воинов и тех, кто прибыл нам на помощь. Бой продолжался с полудня до заката, но ни одна из сторон так и не одержала победу.

Рикс не мог прорваться через внутреннюю линию римских укреплений, чтобы соединить силы с эдуями. Я видел, как он в бешенстве скачет вдоль укреплений и кричит, ободряя наших союзников. Люди на стенах тоже кричали и скоро многие сорвали голоса. Кто-то схватил меня за рукав. Ханес рядом со мной приплясывал от возбуждения, хрипло повторяя как заведенный: «Мы побеждаем, мы побеждаем».

Какое-то время перевес действительно был на нашей стороне. Потом взяли верх римляне. Потом снова мы. Воинская удача колебалась, не зная, на чью сторону встать. А потом из римского лагеря, словно копье, вылетел отряд конных германцев. Они ударили в центр нашим союзникам. Армия эдуев состояла в основном из новобранцев. Эти люди еще недавно были фермерами и скотоводами. Они оставили поля и свои загоны для быков, что ответить на призыв Верцингеторикса. Им не приходилось бывать в бою, и конечно, они не представляли, как выглядят озверелые убийцы в шкурах. Ничего удивительного, что их наступательный порыв мгновенно угас. Они начали отступать. Нет, они побежали! Германцы набросились на лучников и с особой жестокостью перебили многих. Разгром довершили легионеры. Они без труда взяли в плен растерянных галлов и увели в самый дальний лагерь.

Взглянув вниз, я заметил, как Рикс бессильно припал к шее коня. И все же он выпрямился, приказал открыть ворота Алезии и отвел наших людей обратно внутрь.

Весь следующий день прибывшие приходили в себя и потихоньку готовились к ночи. Сооружали лестницы, вязали фашины из хвороста, готовили крюки. Дождавшись самого темного времени, они подкрались к римским укреплениям, попытались забросать римские окопы вязанками хвороста, забрасывая крюки и лестницы на частокол. При этом они во весь голос призывали Рикса выйти за стены и поддержать их атаку. Внутри Алезии воцарился хаос.

Не знаю, многие ли в городе спали в ту ночь. Может быть, воины, как и я, лежали с открытыми глазами, слишком измученные, чтобы заснуть. Поэтому по зову Рикса мужчины моментально вскочили на ноги и похватали свое оружие. У ворот естественно возникла давка: слишком многие пытались одновременно выскочить за стены.

Я снова поднялся наверх и убедился, что смотреть не на что. Ночь оказалась безлунной, и даже звезды прятались за плотными облаками. Когда-то я любил темноту. Теперь я проклинал ее, пытаясь рассмотреть хоть что-то.

Позже выяснилось, что эдуи атаковали периметр римского лагеря одновременно в нескольких точках, но прорваться так и не смогли нигде. Цезарь предвидел попытку ночной атаки. Он расположил войска так, что они надежно перекрыли весь периметр. Мы слышали воинственные крики и вопли раненных сквозь грохот камней, извергаемых римскими баллистами. Но среди этого шума нельзя было различить победные выкрики галлов.

Рикс со своими людьми просто не успел ввязаться в драку. Пока они пробивались через ближний круг укреплений, на дальних рубежах все уже кончилось. Эдуи отступили. Нашим воинам пришлось опять возвращаться в крепость, потерпев очередное поражение.

Совсем недавно я мечтал о тишине, но безмолвие, опустившееся на Алезию после ночной вылазки, казалось нестерпимым. Одни люди совсем охрипли и не могли говорить, другие — не хотели, слишком они оказались подавлены. Слышался лишь плач детей. Они плакали от страха. На их бледных, исхудавших лицах выделялись только глаза, в которых теснилось множество вопросов, на которые некому и нечего было отвечать. А еще до нас доносилась бравурная музыка из римского лагеря. Легионы Цезаря праздновали успех, сопровождая его звуками тимпанов, кифар и рогов. Мои люди не пели. А я смотрел на детей.

Ночью собрался военный совет. Но и там было тихо. Никто не обвинял Верцингеторикса в том, что он втравил нас в эту несчастную битву с Цезарем. Никто не говорил, что нам следовало оставаться в Герговии после того временного успеха. Рикс поступил так же, как поступил бы Цезарь: он преследовал разбитого врага, стремясь нанести ему окончательное поражение. А я глядел в огонь и думал о том, что нам ни в коем случае не стоило вести себя так, как Цезарь. Но я не стал ничего говорить. Молчали и другие. Совет окончился ничем.

Покинув дом собраний, я вернулся в свой шатер. Гобан Саор тут же спросил меня:

— Ведь князья не станут таить зла на Верцингеторикса, Айнвар? Они же видят, какую цену он заплатит за свои амбиции и мечты. И