Как мы пережили войну. Народные истории - Коллектив авторов

По рассказам отца, они въехали на окраину Москвы, как он запомнил, что это был город Кунцево, и в каком-то лесочке им дали отдых до утра. Отец мгновенно вырубился в кабине своего НАТИка или просто на земле, на шинели, я не помню. А вот отдыхавшие всю дорогу батарейцы, естественно, попытались чем-то разжиться и слили антифриз из отцовского трактора. Но неожиданно колонну подняли по тревоге, и последовала команда «марш!». Отец спросонку завел трактор, на котором был слит антифриз, и в составе колонны двинулся дальше, но не проехал и километра, как сразу за железнодорожным переездом двигатель заклинило. Несмотря на столь суровое время, разборки никто не устраивал, и к «стенке отца не поставили», просто командир батареи, капитан по фамилии Белоусов (отец всегда помнил его фамилию), приказал перецепить гаубицу к другому тягачу, а отцу сказал: «У тебя времени в обрез. Догонишь нас до следующего привала – все нормально, не догонишь – под трибунал пойдешь!» И остался отец один на один со своим трактором. Как он рассказывал нам, до войны, чтоб перебрать двигатель, они втроем, а то и вчетвером работали 3–4 дня: нужно было слить масло, снять картер весом более 200 кг, расклинить двигатель, перебрать его всю коленвально-шатунную часть и затем собрать все в обратном порядке. Меня всегда удивляли руки отца, хотя, когда я начал что-то осознавать, ему уже было около 50 лет, у него были неширокие плечи, мышцы какие-то плоские, не культуриста, но очень твердые, особенно от локтя до запястья, он всегда был поджарым, лишней жиринки на нем не было. А вот руки у него были огромными, всегда в трещинах от солярки, бензина, машинного масла и ветра. Даже в 70-летнем возрасте он мог увязать узлы на чемоданах так, что никто из нас, молодых, не мог их развязать, а ведь у него уже тогда очень болела радикулитная спина, и доставали гипотония и астма, и ходил он только с палочкой!

Но в 1941 году отцу было только 32 года, и он – в одиночку – разобрал и собрал обратно двигатель и догнал свою батарею под самое утро, когда колонна уже выходила на марш. И всегда, когда его спрашивали, как же он сумел все это выполнить, он спокойно улыбался и отвечал: «Жыты дужэ хотелось», то есть «Жить очень хотелось»!

А мистика всего последующего вот в чем. Примерно в этом районе в 1961 году поселилась старшая сестра Аня. Она и сейчас там живет. Так сложилась и моя судьба, что моя семья имеет квартиру тоже в этом районе, там же живут дети моей сестры Ани и ее внук. Было бы интересно проверить точный маршрут отцовской батареи по окраинам Москвы, но по приметам отца я для себя сделал вот такую привязку: ночевка была в районе нынешней улицы Рябиновой, а переезд через железную дорогу – это ныне закрытый переезд в районе станции Сетунь. Не верите? А вы проверьте!

За всю войну было много случаев, когда жизнь отца висела на волоске. Гаубичные батареи были орудием наступления, и немцы охотились за ними, пытаясь снизить мощность артиллерийского огня Красной армии. И вот однажды при такой бомбардировке рядом с отцом разорвался снаряд, и осколком ранило артиллериста из отцовой батареи в живот. Боец лежал на земле, а рядом с ним лежали его вывалившиеся при ранении внутренности. Медсестра подвела под раненого плащ-палатку и сгребла кишки на нее, чтоб эвакуировать его с линии огня. «Браток! Дай напоследок закурить!» – попросил боец. Отец, понимая, что это уже «все!», дал ему самокрутку. Отец понимал, что сам мог запросто оказаться на месте этого бойца.

Но всю войну его спасала его судьба, или мамины молитвы, она говорила, что всегда истово молилась за него. А тому бойцу повезло, кишки не повредило, их просто промыли, живот зашили, и он через два или три месяца вернулся обратно на свою батарею.

Когда под Калинином отец попал в окружение, то им выдавали паек: по банке тушенки на отделение и буханку хлеба на неделю. Все поступили по-разному: одни съели все сразу, другие пытались делить на крохи, а отец с друзьями пробрались на близлежащее разбомбленное картофельное поле, набрали мороженой картошки и сварили суп с добавкой тушенки. Такая вот смекалка! Глядя на них, стали собирать картошку и другие. Главное, нужно было бросать картошку в кипяток еще мороженой, иначе ничего не получалось.

Отца демобилизовали только в сентябре 1945 года, с собой он не привез никаких трофеев, только очень хорошую опасную бритву и какие-то куски кожи на сапоги. Эти куски кожи так и валялись потом в «каморе», и ничего путного он из них не сделал. Да он и потом, как ветеран войны, никогда не пользовался привилегиями, какие ему полагались. И от талона на машину отмахнулся. Такой был человек.

И вот еще одно мистическое совпадение. Отец воевал в Венгрии, награжден медалью «За взятие Будапешта». Увы, в 1991 году его сын, то есть я, во время службы в Венгрии, в Южной группе войск, был награжден памятным знаком «Южная группа войск». Этот знак мы между собой называли «За освобождение Будапешта», из-за вывода советских войск из Венгрии после развала Варшавского договора. Вот такие исторические параллели. Отец награжден медалью «За взятие…», а сын – «За освобождение…».

Дмитрий Федорович Гончаренко

Опаленные войной

Недавно весь мир отметил 70-летие Великой Победы над фашистской Германией – праздник радости и скорби, до которого многие, увы, не дожили. Этот день объединяет нас общей памятью и болью обо всех погибших и замученных в фашистской неволе, умерших в тылу от голода и лишений, ведь «нет в России семьи такой, где б не памятен был свой герой». Несмотря на то что я родилась в счастливое мирное время, я много слышала о войне, ведь горе и беда не обошли стороной и нашу семью. Два старших брата моей мамы, Савелий и Ципа, воевали в этой страшной войне, в то время как остальные шестеро детей трудились в тылу.

Мой дядя – Кокоев Савелий Тебоевич, занесен в Книгу Памяти Республики Северная Осетия-Алания. Савелия я знаю лишь по рассказам своей мамы – Замиры и дяди Ноги, которые бережно хранят его единственное фото и похоронку. Савелий родился в 1919 году в с. Саниба (Кани) Гизельдонского района СОАССР, ныне Республика Северная Осетия-Алания. После окончания школы поступил в Северо-Осетинский пединститут. Оттуда в 1938 году был призван на действительную военную службу. Служил Савелий на Дальнем Востоке в и. Завитая, а затем в Чите, где его и застала война. Потом ее назовут Великая Отечественная. В звании рядового он был направлен на фронт. Война уже шла три дня, а семья только получила его письмо, где он сообщал о скорой демобилизации. Бабушка Нашипхан и дедушка Тебо плакали, читая его письмо, потому что Савелий написал его еще до того, как началась война. Ведь письмо с Дальнего Востока шло почти месяц. Больше от него не было никаких вестей. Шли дни, месяцы. Родители жили надеждой на его возвращение. Бабушка днем и ночью молилась за сына, чтобы он остался в живых. Ждали каждый день вестей, но, увы… Позже с его части получили сопроводительное письмо с описью и вкладной книжкой с остатком вклада 65 руб. А№ 535555, полевая касса № 1623, полевая почтовая станция 1634, часть 595. В письме написано, что он выбыл из части по ранению, оставив вкладную книжку № 535555, завещанную отцу Тебо. Так как его адрес был им неизвестен, они просили семью переслать ему вкладную книжку, предположив, что они знают его адрес. Но и они не располагали сведениями о его местонахождении. Затем пришло извещение о том, что Савелий пропал без вести.