Империя. Роман об имперском Риме - Сейлор Стивен

Светоний болтал без умолку, но Марк не слышал ни слова.

132 год от Р. Х.

Адриан вернулся в Рим.

Прибытие императора в столицу после столь долгих странствий полагалось отметить торжествами и пирами. Но ранним ясным утром после первой же ночи во дворце Адриан нанес необъявленный визит на участок, где строился храм Венеры и Ромы, желая оценить прогресс, достигнутый за время его отсутствия. Когда императору доложили, что Марк Пинарий находится в мастерской, Адриан вместе со свитой направился прямиком к Авентинскому холму.

Марк с помощниками собирали воедино фрагменты гигантской статуи Венеры, которую предстояло установить в храме.

Когда вбежал Аминтас и объявил, что в вестибуле находится император, Марк велел всем прекратить работу и остаться точно на местах. Сам он тоже положил инструменты и отряхнул тунику. Аминтас, придирчиво оглядев хозяина, смахнул у него с бороды металлическую крошку.

Император, как всегда изысканно одетый, бегло осмотрел статую и предложил дать рабочим отдых, чтобы побеседовать с Марком наедине.

– Я только что от храма, – сказал Адриан. – И доволен успехами. Ты хорошо потрудился, Пинарий.

– Благодарю, Цезарь. Я всего-навсего один из многих мастеровых и строителей, которые имеют привилегию ежедневно осуществлять грандиозный замысел императора.

– Не скромничай, Пинарий. Я всю жизнь имею дело с архитекторами и художниками из разных концов света. Возможно, ты самый одаренный.

«Теперь, когда мертв Аполлодор», – подумал Марк. Затем он вспомнил о другой смерти, случившейся за время странствий Адриана. Во время путешествия по Нилу утонул Антиной.

Марку показалось, что император сильно постарел. В волосах добавилось серебра, а борода почти полностью поседела. Лицо изрезали морщины. Он говорил медленнее, голос подрагивал. Глаза потускнели. Его будто покинула жизненно важная искра.

Адриан прошелся по студии, рассматривая инвентарь.

– Ты столько часов провел с ним здесь, в мастерской, наедине, взирая на него, наблюдая за ним. Ты должен помнить, как он выглядел, лучше всех на свете, не считая меня.

– Цезарь говорит об Антиное, – тихо отозвался Марк. – Я плакал, когда узнал о его смерти.

Марк действительно скорбел: не столько по самому юноше, душа которого осталась для него загадкой, сколько по утрате такой красоты. В его сознании еще сохранилась таинственная связь между отроком из Вифинии и богом из сновидений. Гибель Антиноя означала не просто кончину обычного смертного: она символизировала тленность всего сущего.

– Тебе известны обстоятельства его конца? – шепотом спросил Адриан.

– Я знаю то же, что и все: Антиной утонул в Ниле.

– Египет околдовал нас – зной, жужжащие насекомые, топкая грязь, бесконечная река, храмы со странными символами и звероголовыми богами, гигантские монументы из невообразимо далекого прошлого. Продвигаясь все дальше по Нилу, мы попали во власть безымянного древнего ужаса. Когда я постигал Элевсинские мистерии, меня посвятили в тайные обряды египтян. Заглянув в мое будущее, жрецы узрели нечто жуткое. Они заявили, что жизнь моя кончена и я умру через считаные дни, если… если другая жизнь не будет принесена за меня в жертву. Я не хотел им верить, но понял их правоту, когда составил гороскоп, сделав поправку на большее влияние южных звезд. Мне грозила страшная опасность. Смерть была совсем рядом.

Марк затаил дыхание:

– Значит, Антиной…

– Он пожертвовал собой ради меня. Я не просил его. Той ночью я вел себя беспокойно. Я услыхал, как он вышел на палубу. Потом – тихий всплеск. Я был в полудреме и решил, что мне снится сон…

Марк вспомнил историю, которой Антиной поделился с ним здесь же, в мастерской, – о случае на охоте: «Если бы Цезарь не убил льва, тот наверняка разорвал бы меня в клочья. Цезарь спас мне жизнь. Мне с ним вовек не расплатиться».

Мальчик все-таки сумел вернуть долг.

– Деяние Антиноя не есть поступок простого смертного, – сказал Адриан. – Я всегда ощущал в нем нечто божественное. Думаю, Пинарий, что и ты это чувствовал. Но я не понимал природы его божественности, пока он не покинул сей мир. Я выстроил на Ниле город в его честь, где освятил храм и предписал жрецам поклоняться новому божеству. В Эфесе и Афинах, на обратном пути в Рим, я воздвиг и другие храмы в честь бога Антиноя.

Марк слышал о деятельности, которую развил император от лица нового бога. Весь Рим говорил о величии его печали; иные осмеливались подшучивать над ней, но большинство благоговело. Марк знал, что скорбь императора сравнивают с безумием Александра Великого после смерти его возлюбленного Гефестиона, но трудно было разглядеть в стареющем, разжиревшем Адриане сходство с отчаянным, обреченным року Александром.

– В Риме не будет храма Антиноя, – проговорил Адриан. – От граждан Италии не требуют поклонения императору, и я не попрошу народ Рима почитать моего возлюбленного. Но я собираюсь построить гробницу близ местечка Тибур на востоке города. И там же возведу резиденцию, в которой смогу укрыться от мира. – Адриан надолго смежил веки, потом открыл глаза. – Естественно, Пинарий, я хочу, чтобы ты приложил к ней руку.

– Разумеется, Цезарь. Сделаю, что смогу.

Адриан подступил ближе и впился взглядом Марку в лицо:

– Чего я действительно хочу, дорогой Пигмалион, так это чтобы ты изваял Антиноя.

Марк в ответ уставился на него. Скорбь повредила память императора?

Адриан слабо улыбнулся:

– Понимаю твое замешательство, Пинарий. Позволь объяснить. Возведены храмы. Храмам положены статуи, и мастера Египта и Греции создали образы Божественного Антиноя. Скульптуры в лучшем случае – как бы выразиться? – приемлемы. Но ни в одной не запечатлена божественная сущность Антиноя. Я убежден, что подобное под силу только тебе, ибо ты один изготовил прижизненную скульптуру. Я прошу сделать статую Антиноя. Мы объединим усилия, ты и я, работая по памяти.

Марк испытал сразу целую гамму чувств: сомнение, ужас, укол гнева, но также и пронзительное волнение, какого не переживал давно.

Адриан горестно пробормотал:

– Разве я мог предполагать… когда велел тебе уничтожить статую…

– Я выполнил приказ, Цезарь. Сжег наброски. Уничтожил макеты. Отломал руки и ноги, расколотил торс, растер в порошок ступни и кисти…

Адриан мучительно скривился и закрыл глаза.

– Но… – Марк надолго замялся, однако в итоге решил сказать правду: – Я сохранил голову.

Глаза Адриана расширились.

– Это была самая прекрасная вещь, какую я сделал или даже надеялся сделать, – произнес Марк. – Мне не хватило духу ее разбить.

– Где она?

Ваятель направился в захламленный угол мастерской. Адриан последовал за ним. Марк разгреб кучу утвари и рваных свитков, вытащив запыленный ларчик. Железный замок заржавел: внутрь годами не заглядывали. Пинарию было больно смотреть на содержимое.

Он с трудом отомкнул замок. Погрузил руки в ларчик. Затем выпрямился и воздел голову Антиноя.

Адриан задохнулся от восторга. Забрав голову у Марка, он обхватил ее ладонями и коснулся мрамора губами. В глазах императора стояли слезы.

В последующие дни и месяцы государь проводил в мастерской Марка все свободное время. Сперва их окружали эскизы и глиняные наброски, затем – макеты в полный рост. К удовлетворению Адриана, они совместно воссоздавали подлинный облик Антиноя. Марк рисовал и отливал формы, а Адриан высказывал замечания; он кружил вокруг полномасштабных макетов, гладил их и, закрывая глаза, словно пытаясь пробудить осязательную память, просил Марка сделать пошире грудь, или чуть удлинить нос, или усилить выпуклость икр.

Изваяв Антиноя при жизни, Марк доверял своим воспоминаниям о его внешности, и предложения Адриана порой казались ему сомнительными, но он следовал всем указаниям. Адриан был доволен, а иногда правдоподобие образа потрясало его до слез. Как ни странно, но их совместное творение куда больше напомнило Марку бога из снов, чем облик живого Антиноя.