От Кяхты до Кульджи: путешествие в Центральную Азию и китай. Мои путешествия по Сибири - Владимир Обручев

К этому выводу я окончательно пришел при изучении Алтая в 1914 г., куда специально поехал, чтобы проверить предположения о структуре, возникшие при исследованиях в Калбинском хребте. К тому же выводу, независимо от меня, пришел и финский ученый Гранэ, изучавший Алтай в те же годы. Постепенно, после многих возражений, вывод относительно Алтая стал общепринятым. Но в Калбинском хребте другие исследователи отрицали присутствие разломов и старались объяснить его рельеф иным образом, не учитывая близости Алтая, где разломы так развиты, что трудно допустить, что они не распространялись и на левый берег Иртыша, постепенно слабея к западу, как я думаю.

Вообще, вывод, что для строения земной коры дизъюнктивные дислокации, т. е. перемещения по трещинам разломов, имеют не меньшее значение, чем пликативные, т. е. складкообразующие, к которому я пришел 50 лет тому назад при изучении Селенгинской Даурии, вопреки распространенному тогда мнению о господствующей роли складкообразования, находил все большее и большее подтверждение при исследованиях в других частях Сибири, привлек к установлению типа складчато-глыбовых гор в дополнение к четырем типам, принятым ранее, к представлению о возрождении гор на месте почти-равнин и, наконец, к убеждению, что для создания современного рельефа земной поверхности первенствующее значение имеют эти молодые движения, существенно дизъюнктивные, развивающиеся в третичный и четвертичный периоды.

После этого отступления вернемся к нашему маршруту по р. Уланке. Постепенно долина ее суживалась, плоские горы подступали ближе, но имели те же сглаженные формы, среди которых справа от нас на севере резко выделялись острые конические вершины небольшого массива гранита – это были горы Аиртау, иначе Монастыри, вероятно получившие это название из-за вершин, похожих на колокольни. Небольшой перевал привел нас в верховья р. Канайки; здесь, по словам ямщика, справа и слева от дороги находились небольшие золотые рудники. В надежде, что я попаду в них своевременно в порядке экспертиз, я не заехал на них. Оказалось, что владельцы не собирались их продавать.

В верховьях р. Канайки мы поднялись на перевал и круто опустились в широкую долину р. Кызылсу, одной из главных в хребте и впадающей в Иртыш выше Шульбинского бора правого берега. Проехали мимо уединенного «волостного дома», где помещалось волостное правление, поднялись на горы Джуаньтюбе и спустились по их пологому склону и по долине р. Каинды к селу Георгиевскому в широкой долине р. Дженама. Это село было основано переселенцами из Украины, но, вероятно, не так давно: дома еще не были окружены деревьями и вообще зеленью, как в украинских селениях, которые я видел к югу от Тарбагатая – Урджар и Маканчи, упомянутых выше. Но украинский обиход сразу выдавал себя длинными пароконными телегами – можарами с высокими решетчатыми боками, которые видны были на улицах. Местность вокруг села давала простор для земледельца – широкая и ровная долина р. Дженама на юге сливалась с долиной р. Чаргурбан, главной в Калбинском хребте. Окружающие горы были невысокие, с пологими склонами, безлесные. Географическая широта (между 49 и 50° с. ш.) была та же, как на Украине, но климат более резко континентальный, зима длиннее и холоднее, со свирепыми пургами.

По ровной степи мы проехали от села дальше на юго-запад, перебрели легко неширокую р. Чаргурбан и в версте за ней прибыли в рудничный небольшой поселок Акджал у подножия плоских степных холмов и горок. Всех экспертов поместили в нескольких комнатах отдельного маленького домика. Кроме знакомых мне по изучению Богомдарованного рудника горного инженера Журина и химика Лебедева, приехал еще горный инженер Тихонов. С утра все эксперты расходились по шахтам соседних рудников для их изучения, а вечером летнее время позволяло развлекаться на свежем воздухе игрой в городки на площадке возле нашего домика, отдыхая от подземного воздуха и писания заключений по дневной работе в комнате.

Я также осматривал подземные и открытые выработки нескольких шахт и небольших разрезов, расположенных на соседних холмах недалеко друг от друга, так что можно было ходить к ним пешком. Мой помощник Павлов осматривал в то же время выходы коренных пород на поверхности и составлял геологическую карту окрестностей, а мой сын и Орлов, вооруженные кипрегелем, мензулой, рейкой и рулеткой для измерения горизонтальных и вертикальных расстояний, снимали топографическую карту окрестностей как основу для геологической, так как точной карты с рельефом у владельцев рудников не было. Я привез с собой только топографические карты масштаба 10 верст в дюйме, единственные имевшиеся в продаже из съемок Омского военного округа, с отмывкой рельефа, а не с горизонталями, и с большими ошибками. Мелкий масштаб этих карт, конечно, был недостаточен для нанесения на них рудных жил.

На отводах владельцев Конюхова и Часовникова золотоносных жил было довольно много – более двадцати, несколько из них работались и давали золото, другие разведывались шахтами и канавами, так что объектов для изучения было много. Шахты были еще неглубокие и подземные, выработки недлинные. Жилы имели различное простирание и падение, различную мощность (толщину) и, конечно, разное содержание золота. Нарушения жил в виде сбросов и всбросов встречались часто, а это требовало дополнительного измерения и изучения. В общем работа на этих отводах заняла у меня восемь дней, дневник с изложением всех наблюдений составил 70 страниц тетради, и число образчиков, взятых в выработках под землей и на поверхности, было около трехсот. Эти цифры дают понятие об интенсивности личной работы эксперта, кроме которой под его же наблюдением была составлена топографическая карта и собран материал для геологической карты.

Общее заключение экспертов об этой группе месторождений было следующее: рудные жилы многочисленны, но небольшого протяжения по простиранию и, вероятно, по падению (определенно на этот вопрос без глубокой разведки нельзя было ответить). Содержание золота не очень большое, но выгодное для работы, принимая во внимание число жил по соседству, небольшую глубину выработок и несильный приток воды. Поэтому экспертиза рекомендовала Российскому золотопромышленному обществу покупку рудников, которая состоялась. Рудники работались ряд лет, но часть их уже выработана, что подтвердило предположение экспертизы о небольшой глубине месторождений.

Еще два дня мы провели в этом месте для изучения нескольких жил на соседних отводах Мусина и Хотимского, также разведываемых. Это дало еще 15 страниц дневников и около 40 образчиков. После этого я с Павловым поехал на рудники Часовникова с другим компаньоном, расположенные в 25 верстах на юго-запад от Акджала вверх по долине речки Боко (Бюкуй) в горах Сарыджал. Здесь в открытом разрезе можно было видеть две жилы небольшой мощности и протяжения. В 5 верстах выше по той же речке в более высоких горах были осмотрены еще два рудника Хотимского; на одном я видел штольню, длиной около 55 м, по простиранию хорошей жилы; на другом, расположенном на склоне горы в 90 м над дном ущелья, в открытом разрезе видна была другая золотоносная жила на протяжении 300 м, разведанная еще маленькой штольней по падению на 16 м вглубь. Какие заключения дали другие эксперты об этих месторождения по р. Боко и какова их судьба, я не знаю. Изучение этой группы заняло еще день; пока я осматривал выработки, Павлов обследовал окрестности.