Век Наполеона - Уильям Джеймс Дюрант

дочери Альбертины, двух сыновей, старого любовника Шлегеля и нового любовника Рокка, она отправилась в Вену, надеясь получить там паспорт в Россию, а затем найти путь в Петербург и к красивому, рыцарственному и либеральному царю. 22 июня Наполеон с 500 000 человек переправился через Неман в Россию, надеясь найти там избитого и раскаявшегося царя.

Жермен рассказала историю этого путешествия в книге «Десять лет изгнания». Размышляя сейчас об этом странном стечении воли и событий, удивляешься мужеству, с которым эта измученная женщина, преодолев тысячу препятствий и якобы варварский народ, добралась до Житомира в польской России, опередив наполеоновские войска всего на восемь дней.64 Она поспешила в Киев, а затем в Москву, где, бросая вызов судьбе, задержалась, чтобы посетить Кремль, послушать церковную музыку, навестить местных лидеров в науке и литературе. Затем, за месяц до прибытия Наполеона, она выехала из Москвы через Новгород в Санкт-Петербург. Везде, в городах по пути следования, ее принимали как выдающуюся союзницу в войне против захватчика. Она льстила царю как надежда европейского либерализма. Вместе они планировали сделать Бернадота королем Франции.

В сентябре она добралась до Стокгольма, где помогла привлечь Бернадота к коалиции против Наполеона.65 Пробыв в Швеции восемь месяцев, она переправилась через море в Англию. Лондон провозгласил ее первой женщиной Европы; Байрон и другие известные люди приехали засвидетельствовать свое почтение, и ей не составило труда договориться с издателем Байрона, Джоном Мюрреем, о выпуске ее долгожданных томов в свет (октябрь 1813 года). Она оставалась в Англии, пока союзники разбили Наполеона под Лейпцигом, вошли в Париж и посадили на трон Людовика XVIII. Затем (12 мая 1814 года) она спешно пересекла Ла-Манш, восстановила свой салон в Париже после десяти лет изгнания и принимала высокопоставленных гостей из дюжины стран — Александра, Веллингтона, Бернадотта, Каннинга, Талейрана, Лафайета. Констан вновь присоединился к ней, и мадам Рекамье снова засияла. Жермена призывала Александра вспомнить о своих либеральных заявлениях; Александр и Талейран убеждали Людовика XVIII «даровать» своим возвращенным подданным двухпалатную конституцию по британскому образцу; наконец-то Монтескье добился своего. Но мадам не нравилось слово «даровать»; она хотела, чтобы король признал суверенитет народа. В июле 1814 года она вернулась в Коппет, торжествующая и гордая, но чувствующая близость смерти.

Приключения, сражения и даже победы довели ее удивительную жизненную силу до истощения. Тем не менее она преданно ухаживала за умирающим Рокка, устроила брак своей дочери с герцогом де Брольи и начала писать свою блестящую лебединую песню — 600-страничное «Рассуждение о главных событиях Французской революции» (Considérations sur les principaux événements de la Révolution française). Первая часть была защитой Неккера во всей его политике, вторая — обличала деспотизм Наполеона. После захвата власти каждый его шаг казался ей продвижением к тирании, а его войны были бутафорией и оправданием абсолютизма. Еще до Стендаля, задолго до Тейна, она сравнивала Наполеона «с итальянскими деспотами XIV и XV веков».66 Он читал и принимал принципы правления Макиавелли, не испытывая при этом сравнимой любви к своей стране. Франция не была его родиной; она была его ступенькой. Религия была для него не смиренным признанием верховного существа, а инструментом для завоевания власти. Мужчины и женщины были для него не душами, а орудиями.67 Он не был кровожадным, но никогда не был равнодушен к кровавой бойне победы. У него была жестокость кондотьера, но никогда не было манер джентльмена. Этот коронованный вульгарный человек стал судьей и цензором всех слов и мыслей, прессы, которая была последним прибежищем свободы, и салонов, которые были цитаделями свободного ума Франции. Он не был сыном Революции, а если и был, то стал ее отцеубийцей.68

Узнав о готовящемся плане убийства свергнутого императора, она поспешила известить его брата Жозефа и предложила отправиться на Эльбу и защитить павшего врага; Наполеон прислал ей слова благодарности. Когда он вернулся с Эльбы и без боя восстановил Францию, она не могла не восхищаться его мужеством: «Я не стану опускаться до заявлений в адрес Наполеона. Он сделал то, что было естественно для восстановления его трона, и его поход из Канн в Париж был одним из величайших представлений о смелости, которые можно привести из истории».69

После Ватерлоо она окончательно ушла с политической арены. Ей не понравилась ни оккупация Франции иностранными войсками, ни стремление старой знати вернуть себе земли, богатства и власть. Однако она была рада получить от Людовика XVIII двадцать миллионов франков, причитавшихся Неккеру или его наследникам за заем французской казны. 10 октября 1816 года она сочеталась частным браком с Рокка. 16 октября, хотя оба были больны, они отправились в Париж, и Жермена вновь открыла свой салон. Это был ее последний триумф. Приехали самые известные имена Парижа: Веллингтон из Англии, Блюхер и Вильгельм фон Гумбольдт из Пруссии, Канова из Италии; здесь Шатобриан начал свою идиллию с мадам Рекамье. Но здоровье Жермены быстро ухудшалось, а ее разочарование в Реставрации росло по мере того, как роялисты стремились устранить из политической жизни Франции все следы Революции. Это была не та мечта, о которой она мечтала. В ее «Консидерациях» деспотизм определялся как объединение исполнительной и законодательной власти в одного человека, и она настаивала на том, чтобы национальное собрание полностью избиралось суверенным народом.

Она не дожила до выхода этой книги. Ее тело, ослабленное страстями, отравленное наркотиками, добившееся сна только благодаря все большим дозам опиума, сломалось в попытке поддержать ее разум. 21 февраля 1817 года, поднимаясь по лестнице на приеме у одного из министров Людовика XVIII, она покачнулась и упала, парализованная мозговым инсультом. В течение трех месяцев она лежала на спине, не могла двигаться, но могла говорить, и была чувствительна к множеству болей. По ее настоянию дочь взяла на себя роль хозяйки салона. «Я всегда была одной и той же, напряженной и печальной», — сказала она Шатобриану. «Я любила Бога, отца и свободу».70 Она умерла 14 июля 1817 года, в годовщину взятия Бастилии. Ей не исполнилось и пятидесяти одного года. Четыре года спустя умер ее великий враг, которому не было еще и пятидесяти двух.

Мы можем согласиться с Маколеем, что она была «величайшей женщиной своего времени».71 и величайшим именем во французской литературе между Руссо и Шатобрианом. Ее творчество было выше по цели и диапазону, чем по литературному искусству, а ее мысли были скорее пронизывающими,