Сталинская премия по литературе: культурная политика и эстетический канон сталинизма - Дмитрий Михайлович Цыганов

и ликвидировать отставание в двух этих сферах привычным дня них способом — передовицами в «Правде»[1837]. Однако эта стратегия во многом окажется губительной, поскольку окончательно истребит всякие созидательные интенции писателей и критиков.

Особенностью процесса присуждения наград за 1951 год оказалось то, что «внутренних» Сталинских премий по разделам прозы и драматургии за переводные произведения, опубликованные в «Издательстве иностранной литературы» или советской периодической печати, удостоились иностранные писатели из Венгрии, Китая и Франции. И важным в этом отношении оказывается даже не то, что договоренности и критерии, характерные для распределения премий за тексты советских авторов, сохранились и при премировании иностранных кандидатов, а то, что экспансивность сталинского режима достигла предельного уровня. В сложившейся обстановке политическое руководство считало возможным в одночасье сделать произведение иностранного автора фактом советской соцреалистической культуры.

Словом, последний в истории лауреатский список показал, что сталинская идея создать литературу соцреалистического реализма провалилась: чрезмерная сосредоточенность на художественной прозе не уравновешивалась почти автономным развитием (или, если быть точнее, регрессом) всех других областей литературного творчества и литературной теории[1838]. Не увенчавшиеся успехом стремления стабилизировать метод социалистического реализма сначала в дискуссии конца 1952–1953 годов о «типическом»[1839] как о «политической проблеме» (Г. М. Маленков), а затем и в дискуссии 1954 года о «положительном герое», спровоцированной выступлениями никому не известной учительницы А. Протопоповой в «Комсомольской правде» и «Литературной газете», не увенчались успехом. Тщетные попытки нюансировки сталинской эстетики, поиска «подвижной нормы» лишь ускорили процесс распыления этой эстетики.

* * *

Недовольство Сталина, вызванное неудовлетворительной работой по отбору кандидатур, послужило для Фадеева поводом к началу очередной реорганизационной «реформы» Комитета. Планировалось не только сократить состав совещательного органа, но и существенно изменить спектр его полномочий. Оправданием этой перемены в институциональном устройстве Комитета должна была служить записка Фадеева на имя Сталина «О работе Комитета по Сталинским премиям в области искусства и литературы»[1840] от 25 июля 1952 года, в которой работа экспертов подвергается серьезнейшей критике.

Товарищу И. В. СТАЛИНУ

О работе Комитета по Сталинским премиям в области искусства и литературы

В течение ряда последних лет в работе Комитета по Сталинским премиям в области искусства и литературы были обнаружены крупные недостатки. Рекомендации Комитета не были удовлетворительны и во многих случаях нуждались в серьезных коррективах. Особенное неблагополучие в этом отношении отмечается в деятельности Комитета за 1951 год. Так, из 133 рекомендаций Комитета по Сталинским премиям Правительством отклонено 50 и 19 работ премировано дополнительно из числа не выявленных или забаллотированных Комитетом. Наиболее значительное число отклоненных предложений отмечается по секциям литературы (23 предложения) и изобразительного искусства (15 предложений).

Комитет в 1951 году допустил серьезные принципиальные ошибки, не выдвинув (у Кружкова — «отклонив». — Д. Ц.) целый ряд значительных произведений — таких, например, как роман В. Лациса «К новому берегу», роман О. Мальцева «Югославская трагедия», роман Д. Еремина «Гроза над Римом», и исправил это только по подсказке. Отчасти это можно объяснить моим недостаточно активным участием в работе Комитета в 1951 году, поскольку я находился в творческом отпуске. Но есть более постоянные и серьезные причины плохой работы Комитета (у Кружкова в тексте последнее предложение абзаца заменено: «Ошибки, допущенные Комитетом, невысокий уровень изучения и обсуждения кандидатур, выдвинутых на соискание Сталинских премий, свидетельствуют о необъективности оценок со стороны многих членов Комитета, об их местнических тенденциях, о наличии скрытой групповщины внутри Комитета». — Д. Ц.).

«Штурмовщина» в работе Комитета и субъективная оценка произведений

(Кружков начинает этот раздел абзацем, отсутствующим в записке Фадеева: «Работа Комитета по Сталинским премиям проводится беспланово, крайне неорганизованно. Руководители секций, председатель Комитета и его заместители не чувствуют всей возложенной на них ответственности. Президиум Комитета собирается от случая к случаю, работой секций на протяжении года не руководит». — Д. Ц.)

Комитету уже неоднократно указывалось на необходимость проведения непрерывной работы по изучению и обсуждению выдвинутых кандидатур в течение всего года. Однако Комитет в 1951 году не сумел перестроить свою работу в этом направлении. Продолжающаяся из года в год «штурмовщина» в ознакомлении с представленными работами на соискание премий, в просмотре спектаклей периферийных театров, произведений архитектуры, в обсуждении кандидатур на секциях и пленуме, является крупнейшим пороком в работе Комитета. В результате этого многие спектакли республиканских и местных театров, выдвинутые организациями и заслуживающие внимания, не просматриваются членами Комитета и снимаются с обсуждения. По секции литературы за 1951 год было выдвинуто на соискание премий более 200 литературно-художественных произведений. Ясно, что за короткий срок фактической работы секции (декабрь 1951 года и январь 1952 года) члены ее не могли прочитать всю эту литературу и вынуждены были иногда выносить решения о непрочитанных произведениях.

Каждый год среди кандидатур, выдвинутых на соискание премий, имеется ряд членов Комитета, которые, не желая портить отношения с авторами произведений, часто воздерживаются от принципиальных выступлений и лавируют, стремясь завоевать их симпатии.

Председатель секции изобразительного искусства, академик И. Грабарь по своим личным вкусам и симпатиям не может обеспечить борьбу за реалистическую линию в изобразительном искусстве. Он часто выступает против произведений, написанных в традициях русской реалистической школы живописи, против сюжетных тематических картин. И. Грабарь активно возражал против картины Ю. Непринцева «Василий Теркин», в то же время он защищал формалистические иллюстрации С. Герасимова к «Делу Артамоновых» и схематические гравюры Фаворского к «Слову о полку Игореве». Такой видный скульптор, как Мухина, также не отличается принципиальностью суждений. Она выступала против картины Непринцева, защищая слабые работы С. Герасимова и формалистические скульптуры Грубе.

Ненормальным является и то, что члены Комитета, выдвинутые организациями в качестве кандидатов на соискание Сталинских премий, продолжают принимать участие в работе Комитета и некоторые из них стараются активно воздействовать на секции и пленум в свою пользу. При таком положении, когда половина членов секции выдвигается на получение премии, ожидать беспристрастного суждения в этих секциях не приходится (например, в секции музыки из 11 ее членов было выдвинуто за 1951 год на Сталинские премии 7 человек).

Перед окончательным голосованием списков кандидатур на пленуме возникает нездоровая атмосфера, когда отдельные члены Комитета ведут активную агитацию за или против голосующейся кандидатуры (Михалков, Бровка, Баялинов, Шапорин, Голованов, Ефанов, Шмаринов, Александровская и др.).

(Далее у Кружкова вписано предложение: «Писатель С. Михалков, являясь тесно связанным с Центральным детским театром, беззастенчиво старался неоднократно навязать театральной секции и пленуму положительную оценку спектакля этого театра „Вперед, отважные“, не отличающегося высокими художественными достоинствами». — Д. Ц.).

Беспринципная работа секций

Работа секций Комитета организована неправильно, она не способствует выявлению объективного мнения членов Комитета о выдвинутых