Братство меча. Книги 1-3 - Юлия Владимировна Баутина

Глеб беззвучно застонал, запоздало жалея, что решил позвонить именно сейчас. Остепенение и подведение под общую гребенку было излюбленной темой для нотаций у его матери. Нотации обычно быстро не заканчивались, а на кухне, наверное, уже закипала вода под пельмени…

— Скорее всего, никогда, — торопливо сказал он, зная, что если не успеет вставить в краткую паузу хоть что-то, то рискует в очередной раз услышать биографию своего старшего, степенного, по мнению матери, брата с мельчайшими подробностями, включая те последние дни, что «гладиаторец» не выходил на связь. — Ты у меня только это спросить хотела?

— Не только, но когда же ты поймешь, что надо и о будущем задумываться? Ладно, сейчас у тебя сил полно, ну а потом что будет? Лет через десять или двадцать? Ты об этом никогда не думал? А посмотри вот на Сережу…

— Я все знаю про Сережу, я его даже видел недавно… не помню уже когда. И чему завидовать? Двое детей, работа почти без выходных, а по вечерам пиво и ругань с женой, потому что больше делать нечего. Давай сразу перейдем к следующему пункту, а? Что там еще?

— Мне Катя звонила, — укоризненно сообщила трубка. — Про тебя спрашивала.

Глеб поморщился.

— Мне, вроде бы, тоже. И чего ей было надо?

— Не знаю. Может, помириться?

— Лучше пускай своего нынешнего муженька разыскивает в Германии, в Москве, на соседней улице, или куда он там слинял, и с ним мирится. Может, заодно и деньги обратно получит.

В последний раз Глеб общался с Катькой примерно месяц назад, и тогда целью звонка экс-супруги было отнюдь не примирение, а попытка занять денег на выплату процентов по кредиту. Кредит Катька взяла по совету и на нужды своей очередной — десятой или одиннадцатой за последние два года — любви до гроба, разумеется как и все предыдущие совсем не похожей на «этого идиота, у которого только одни железки в голове, и который даже жену толком обеспечить не может». Потом «любовь до гроба» заявила, что уезжает в Германию к двоюродной сестре, откуда сразу по прибытии пришлет приглашение для своей гражданской жены, и с тех пор Катька не видела ни его, ни денег, оставшись с одним только обязательством на возврат кредита на руках. И, если прикинуть временной промежуток между звонками, сейчас как раз подходил срок для очередного платежа.

— Мне все-таки кажется, ты к ней несправедлив. Каждый может ошибиться, а Катя — неплохая девочка. Может, стоит еще раз встретиться, посидеть, поговорить по душам?

Глеб возвел очи горе. Пожалуй, одно достоинство у Катьки все же было — она умела производить внешний эффект. И этот призрак, это эфемерное творение в былое время сумело так расположить к себе свекровь, что даже сейчас она все еще по привычке занимала сторону бывшей невестки. Глебу же доводилось видеть и обратную сторону медали. Когда, приходя домой после целого дня работы в мастерских, он не обнаруживал в квартире ни жены, ни хотя бы отдаленного подобия ужина, ни даже продуктов, из которых этот ужин можно было бы соорудить. Когда Катька, выкрашенная в очередной кислотный цвет, возвращаясь посреди ночи и расточая запах пива и мужской туалетной воды, с порога заявляла, что ей нужны деньги, потому что она «заняла у подруги на прическу и маникюр». Когда на завтрак рассчитывать не приходилось, потому что с вечера супруга «сильно уставала, неужели не видно?», а утром ей некогда было готовить, ведь еще «надо успеть накраситься». Когда грязное белье лежало в ванной до тех пор, пока у Глеба не доходили руки забросить его в стиральную машину. Когда…

В общем, исход брака был закономерен, ожидаем и стал сюрпризом исключительно для Катьки, по-видимому, считавшей себя подарком свыше дикарю, только и способному, что размахивать мечом на потеху толпе, да для матери Глеба, которую ежедневные трения между сыном и невесткой как-то обошли стороной.

— Мам, давай договоримся в очередной и последний раз — ты устраивай свою жизнь, а я со своей как-нибудь сам разберусь. С Катькой мы уже все давно друг другу сказали, и повторять еще раз я не намерен. Если других новостей нет, то давай закругляться. У меня там пельмени варятся, а я со вчерашнего дня не ел, так что голоден, как волк. Пойду лучше обедать.

— И в кого ты только такой корявый пошел? — вздохнула мать.

— Не знаю, наверное, в деда Антипа, — машинально ляпнул Глеб то, что обычно отвечал на подобные не блещущие оригинальностью вопросы, и застыл с трубкой в руках.

А ведь мысль… И как ему не пришло это в голову сразу после расспросов ведьмачки? Разве только потому, что осталось где-то на уровне смутных детских воспоминаний? Мать, воспользовавшись тем, что ей никто не препятствует, что-то продолжала говорить, кажется, и в самом деле проводя параллель между ним и шебутным предком, но Глеб не слушал. Он пытался вспомнить кое-что другое.

Собственно говоря, Антип приходился ему вовсе не дедом, а прапрадедом, дедом его бабки по материнской линии. Именно от бабушки, со времен еще школьных каникул, проведенных на окраине городка Кимовска, что к юго-востоку от Тулы, и остались у Глеба скудные сведения о загадочном Антипе, тогда казавшиеся по большей части выдумкой. Но теперь, с ведьмацкой точки зрения, они вполне могли обрести под собой почву. «Здоров, сказывают, был, — снова слышал он неторопливый говорок. — Быка с ног кулаком мог свалить. А глаз дурной — как зыркнет на кого, поперек дороги вставшего, так у того сразу ноги отнимаются. Впотьмах видел, что твой кот, и через стены, сказывают, тож… Часто пропадал, надолго. Куда? Про то не сказывал. А однажды так и насовсем запропал… Только памятка вишь осталась». И как кульминацию рассказа бабушка обычно извлекала на свет божий подвеску из бордового камня на серебристой цепочке, прибавляя заговорщицким шепотом, что наказывал, дескать, Антип, уходя, передать ее сыну, а родилась-то дочь, так с тех пор и лежит камень без дел. Глеба еще всегда удивляло, зачем было пытаться передать сыну девчачье украшение, какое ни