Шерли - Шарлотта Бронте

— Да, к ней вы бесконечно внимательны, нежны и снисходительны. Надеюсь, вы будете так же внимательны к маме. Вы настоящий джентльмен, Роберт, джентльмен с головы до ног, и это особенно видно в ваших отношениях с домашними.

— Эта похвала мне очень приятна. Я рад, что моя Каролина так думает обо мне.

— Мама думает точно так же.

— Надеюсь, не совсем так же?

— Она не собирается за вас замуж, не обольщайтесь. Но на днях она мне сказала: «Знаешь, дорогая, у мистера Мура такие приятные манеры! Он один из немногих джентльменов, у которых учтивость сочетается с искренностью».

— Ваша матушка, наверно, из числа мизантропов: у нее далеко не лестное мнение о мужчинах, не правда ли?

— Она не решается судить о всех мужчинах, однако некоторые, в виде исключения, ей очень нравятся. Это Луи, мистер Холл и за последнее время вы сами. Прежде она вас недолюбливала; я это поняла потому, что она не хотела о вас говорить. Однако, Роберт…

— В чем дело? Что еще вас встревожило?

— Вы уже виделись с моим дядей?

— Да, матушка позвала его в свою комнату. Он согласен, но с одним условием: я должен доказать, что смогу содержать жену. Конечно, я смогу, гораздо лучше, чем он думает, и даже лучше, чем я сам могу теперь предположить.

— Роберт, если вы разбогатеете, вы будете делать добро людям?

— Буду, а вы мне подскажете — как. Конечно, и у меня есть планы; когда-нибудь мы их обсудим у нашего домашнего очага. Я убедился в необходимости делать добро и в полном безрассудстве эгоизма. Каролина, я словно вижу то, о чем сейчас говорю! Эта война должна вскоре кончиться. Торговля в течение ближайших лет будет процветать. Возможно, между Англией и Америкой еще возникнут какие-либо временные недоразумения, но и они скоро исчезнут. Что вы скажете, если когда-нибудь, меньше чем через десять лет, мы с Луи разделим Брайерфилдский приход между собой? Луи во всяком случае может твердо рассчитывать на положение и богатство. Его таланты не останутся втуне; он добрый малый и к тому же обладает незаурядным умом. Думает он, правда, медленно, зато основательно. Пожалуй, его выберут в мировые судьи, Шерли в этом уверена. Она бы уже начала добиваться для него этой должности, если бы он ей это позволил, однако Луи ее удержал. Он, как всегда, не желает спешить. Но когда он станет хозяином Филдхеда, не пройдет и года, как вся округа почувствует его спокойное влияние и признает его неоспоримые достоинства. Со временем сами жители выберут его мировым судьей добровольно и без всякого принуждения, — без Луи Мура им не обойтись. Сейчас все восхищаются его будущей женой, но со временем полюбят и его. Он ведь bon comme le pain, [150]из доброго теста, — он, как говорится, каждодневный хлеб для самых привередливых, — полезен для ребенка и для старика, для бедного и для богатого. Шерли, несмотря на все ее причуды и странности, несмотря на все отговорки и отсрочки, искренне его любит. В один прекрасный день остальные тоже его оценят и полюбят, а это как раз то, чего она желает. Люди будут уважать Луи, считаться с ним, полагаться на него, и советы его всегда будут разумны, помощь всегда действенна и доброжелательна. В нем будут нуждаться, начнут обременять просьбами, и ему придется даже ввести какие-то ограничения. Со своей стороны, я постараюсь, если дела пойдут хорошо, увеличить доходы этой четы, удвоить ценность их фабрики. Тогда я смогу застроить голую лощину рядами домиков с садами.

— Роберт! И вырубить всю молодую поросль?

— Не пройдет и пяти лет, как вся поросль пойдет на дрова. Чудесные дикие склоны оврага превратятся в гладкие спуски, а его зеленое дно — в мощеную улицу. Можно будет настроить домов и в темной низине, и на пустующих сейчас склонах. Извилистая, каменистая тропа превратится в ровную широкую черную дорогу, усыпанную золой с моей фабрики, а мою фабрику, Каролина, я расширю так, что она займет весь теперешний двор!

— Какой ужас! Вы хотите закоптить голубое небо над нашими холмами, как в Стилбро!

— Я направлю воды Пактола через Брайерфилдскую долину.

— Ручей мне нравится гораздо больше.

— Я добьюсь разрешения огородить наннлийские земли и разделю их на фермы.

— Слава Богу, хоть Стилброская пустошь уцелеет! Что может вырасти на билберрийском торфянике? Что расцветет в топях Рашеджа?

— Каролина, бездомные, голодные и безработные начнут стекаться на мою фабрику со всех концов страны. Джо Скотт будет давать им работу, Луи Мур, эсквайр, — сдавать в аренду коттеджи, а миссис Джилл будет бесплатно кормить их до первой получки.

Каролина улыбнулась.

— А какую воскресную школу получит моя Кэри! И еще ежедневную школу, где учительницами будете вы, Шерли и мисс Эйнли. Доходов от фабрики хватит и для хозяина и для хозяйки; тогда эсквайр-фабрикант сможет угощать всех соседей хоть каждые три месяца!

Она молча подставила губы, чем Мур явно злоупотребил, поцеловав ее раз сто.

— Все это пока лишь сладкие мечты! — сказал Мур, улыбаясь и вздыхая. Но, быть может, нам удастся кое-что осуществить. Ого, смотрите-ка, уже выпала роса! Разрешите отвести вас в дом, миссис Мур.

Наступил август. Снова звонят колокола, но теперь уже не только в Йоркшире — по всей Англии. Из Испании раздается торжествующий трубный глас; он звучит все громче и громче, возвещая, что Саламанка пала.

Этой ночью весь Брайерфилд будет празднично освещен. Днем филдхедским арендаторам устраивают обед; рабочие с фабрики соберутся за столом в лощине; для школ тоже приготовлено обильное угощение, и все это потому, что утром в брайерфилдской церкви было сразу две свадьбы: Луи Жерар Мур, эсквайр, родом из Антверпена, сочетался браком с Шерли Килдар, дочерью покойного Чарльза Кейва Килдара, эсквайра из Филдхеда. Роберт Жерар Мур, эсквайр, владелец фабрики в лощине, взял в жены Каролину Хелстоун, племянницу преподобного Мэттьюсона Хелстоуна, священника Брайерфилдского прихода.

Первую пару венчал мистер Хелстоун, посаженным отцом был владелец Брайермейнса Хайрам Йорк, эсквайр. Вторую пару обвенчал наннлийский священник мистер Холл. В свадебной процессии особенно выделялись два молодых шафера — Генри Симпсон и Мартин Йорк.

Похоже, что предсказания Роберта Мура, во всяком случае частично, сбылись. Не так давно я посетила лощину, где раньше, говорят, были только дикие зеленые заросли, и увидела, что мечты фабриканта воплотились в каменные и кирпичные строения, в широкую черную дорогу, в дома и сады. Там же я видела большую фабрику с такой высокой трубой, что она могла бы поспорить с вавилонской башней. Вернувшись домой, я рассказала обо всем моей старой экономке.

— Да, — сказала она, — чудные дела творятся на свете. Я еще помню, как строили старую фабрику, самую первую в нашей округе, и помню, как ее сломали. Потом со своими подружками я ходила смотреть, как закладывают первый камень новой фабрики; оба мистера Мура похлопотали тогда немало. Они были там среди нарядных гостей вместе со своими женами. Ах, какие это красавицы, настоящие леди! Только миссис Луи была покрасивее, — на ней всегда были такие красивые платья, — а миссис Роберт держалась поскромнее. Миссис Луи все улыбалась; видно, она была уж очень счастлива, и здорова, и довольна жизнью, но уж если на кого взглянет, — так и пронзит насквозь! Нет, таких красавиц нынче не встретишь…

— Какой же была тогда лощина, Марта?

— Уж конечно, не такой, как теперь! Но я помню это место еще раньше. Тогда здесь на две мили кругом не было ни фабрик, ни домов, ни рабочих лачуг — ничего, кроме Филдхеда. Как-то летним вечером, лет пятьдесят назад, моя матушка уже в сумерках прибежала оттуда вне себя от страха: она сказала, что видела в лощине лешего, и это был последний леший в нашей стороне, разговоры о нем шли еще лет сорок. Уединенное было место и очень красивое, все заросшее дубами и орешником. Теперь здесь все не то.

Наша повесть окончена. Мне кажется, я вижу, как взыскательный читатель надевает очки, чтобы прочесть в конце мораль. Но я не хочу его оскорблять, подсказывая нравоучительные выводы. Скажу только одно: да поможет ему Бог сделать их самому!