История великобритании - Кеннет Морган (ред.)

В чрезвычайно непростой ситуации 1868 г. либералы выиграли всеобщие выборы с подавляющим перевесом в 112 голосов, подтвердив, казалось бы, свое положение доминирующей партии, которого они добились в 1865 г. Но реформа избирательной системы 1867 г. фактически изменила правила политической игры таким образом, что снова сделала возможным приход к власти правительства консервативного большинства. Правительство тори, возглавляемое Дизраэли и пришедшее к власти в 1874 г., не сделало, однако, ни одной серьезной попытки пересмотреть главные достижения либеральных правительств за последние тридцать лет, особенно те, которые затрагивали суть свободы торговли.

Кульминация указанного процесса реформирования пришлась на первые годы правительства Гладстона (1868-1874): к 1874 г. многие требования либералов середины XIX в. были выполнены. Кроме отделения Церкви от государства в Ирландии в 60-х – начале 70-х годов либералы отменили обязательные церковные налоги, «налоги на знания», религиозные экзамены при поступлении в Оксфорд и Кембридж, а также покупку патентов на должности в армии. Ими были приняты законы о земле в Ирландии и об образовании в Англии и Шотландии. При поступлении на государственную службу теперь нужно было сдавать экзамен. Путем введения положения об ограниченной ответственности либералы создали для инвесторов более безопасную среду капиталовложений. И все это сочеталось с фритредерской финансовой политикой, полной подотчетностью правительства и сокращением бюджетных расходов.

Если не принимать в расчет обычные политические дрязги и торг, то эти огромные реформаторские преобразования не встретили серьезного противодействия. Даже господство Англиканской церкви было значительно ограничено, хотя в первой половине XIX в. именно защита англиканства во всей его полноте была центральной объединяющей идеей для тори: то, что в 30-х годах XIX в. казалось лишь мечтой радикалов, в 70-х стало реальностью, причем почти без открытой борьбы. Даже козырная карта консерваторов – неизбираемая Палата лордов – была использована весьма ограниченно: на время отложили отмену налогов на печать, ликвидацию сбора в пользу Церкви, введение тайного голосования и отмену религиозного экзамена в университетах. Имущие и трудящиеся классы вместе принялись за великую расчистку на палубах либерального государственного корабля.

Наступление эры «свободной торговли» совпало с экономическим бумом, который продолжался с начала 50-х до начала 70-х годов XIX в. Современники считали, что именно она стала причиной экономического процветания, но специалисты в области экономической истории со скепсисом относятся к этому утверждению. Снятие таможенных барьеров, вероятно, оказало только косвенное влияние на британскую экономику, зато «свобода торговли» в широком смысле этого слова, т.е. приверженность нации экономическому прогрессу, оказала огромное влияние на рост предпринимательского энтузиазма, который, казалось, разделяли все классы общества. Если судить по цифрам, то в середине века экономический подъем еще не был особенно впечатляющим, и его сопровождала незначительная инфляция. Тем не менее этот подъем оказался чрезвычайно важным, поскольку он показал, что так называемый вопрос о «положении в Англии», который так бурно обсуждали в 20-50-х годах XIX в., может быть разрешен – и был разрешен – с помощью рыночных механизмов в рамках существующей социально-политической структуры общества. Даже волнения в Ланкашире, вызванные «хлопковым голодом» 60-х годов, когда из-за Гражданской войны в США хлопкопрядильные фабрики были отрезаны от традиционных источников сырья – плантаций американского Юга, не потребовали серьезной политической реакции. Местной инициативы и добровольных пожертвований, как с удовлетворением полагали имущие классы, было вполне достаточно, чтобы разрешить проблему без прямого участия Вестминстера в судьбе пострадавших рабочих Ланкастера (хотя в действительности важную роль сыграли и кредиты, выделенные им государством).

В период между 50-ми – 70-ми годами XIX в. Британия превосходила любую другую страну по многообразию и объему производимых товаров и услуг. Ее мощная добывающая промышленность обеспечивала страну главным сырьем эпохи раннего индустриализма – углем и железом, укрепляя мировое доминирование Британии по этим двум показателям, поскольку страны континента вынуждены были импортировать английский уголь и железо, чтобы обеспечить собственную индустриализацию. С неутомимой энергией производственный сектор британской экономики снабжал мировой рынок бесчисленными товарами, начиная с кораблей, паровых турбин и текстиля вплоть до предметов повседневного спроса, которые украшали не только викторианские жилища. Британские корабли, перевозившие экспортные товары, если можно так сказать, «викторианизировали» весь мир, торгующий с Британией. Подобная хозяйственная активность опиралась на крепкую валюту и банковскую систему, которая, несмотря на некоторые недостатки, сохраняла стабильность и начиная с 70-х годов играла все более важную роль в экономике.

Изменения в составе населения: город и деревня

В результате экономического подъема к 1870 г. возникли нация и экономика, по большей части индустриальная и городская. Хотя в 1851 г. многие думали, что рост городов вскоре приостановится, он стал еще более интенсивным. К 1901 г. только пятая часть населения Англии и Уэльса жила в сельской местности, т.е. 80% жителей были горожанами, что гораздо больше, чем в любой другой стране Европы того времени, и ситуация оставалось такой вплоть до 70-х годов XX в. К 1901 г. в Великобритании насчитывалось 74 города с населением свыше 50 тыс. человек, а Лондон (который викторианцы называли «метрополис») увеличил количество жителей с 2,3 млн в 1851 г. до 4,5 млн в 1911 г. (если считать вместе с пригородами – то до 7,3 млн человек). Причем самый быстрый рост был отмечен не в прежних центрах промышленной революции, вроде Ливерпуля и Манчестера, а в небольших городках типа Селфорда, расположенных вокруг одного индустриального центра. Теоретик городского планирования поздневикторианского периода Патрик Геддес называл процессы объединения нескольких городов, образующих одно большое урбанистическое пространство, «конурбациями». В Британии к 1911 г. существовало уже семь подобных городских регионов, в то время как в остальных европейских странах их было не более двух. К ним относились: Большой Лондон (7,3 млн человек), Юго-Восточный Ланкашир (2,1 млн), Западный Мидленд (1,6 млн), Западный Йоркшир (1,5млн), Мерсисайд (1,2 млн), Тайнсайд (0,8 млн) и Центральный Клайдсайд (около 1,5 млн человек) – и все это в стране с населением всего в 40 млн человек. Некоторые города выросли за полстолетия буквально из ничего, например, Миддлсбро, город угля и стали с населением 120 тыс. человек. В большинстве таких «конурбаций» весьма значительную часть жителей составляли выходцы из Ирландии, среди которых больше, чем где-либо еще, были популярны идеи «оранжевых и зеленых». В конце XIX столетия в Лондоне и Лидсе образовались довольно большие еврейские общины, состоявшие из жертв «депопуляции сельских районов» некоторых восточно-европейских стран, такой же жестокой, как картофельный голод в Ирландии.

В XX в. аналогичный стремительный рост городов являлся характерной чертой слаборазвитых стран, но в XIX в. этот феномен не имел прецедента. Найти какие-то общие черты во внешнем облике городов того времени довольно трудно, поскольку их архитектурные стили и стандарты строительства существенно различались. Каменные, практически несокрушимые дома Глазго, маленькие, тесно прижатые друг к другу домики шахтерских поселков, нередко выстроенные из плохого кирпича, и красивые загородные коттеджи мелкой и средней буржуазии – эти разные строения объединяло только одно: как правило, их чаще арендовали, а не покупали, хотя количество владельцев к концу XIX в. выросло. Одни города, построенные под наблюдением муниципальных советов в соответствии с хорошо составленным градостроительным планом, имели парки, библиотеки, концертные залы и бани; другие целиком отдавались на произвол частных застройщиков-спекулянтов.

Главной особенностью растущих городов являлись железные дороги, благодаря которым впервые возникла единая национальная экономика. Они изменили внешний облик городов, пространство в центре заняли вокзалы и сортировочные станции; железные дороги обеспечили недорогой проезд из предместий и позволили состоятельным людям жить за городом. Вместе с тем они покрыли все вокруг ужасной копотью. Отличительной особенностью викторианских городов были грязь и шум: грязь – от поездов, фабричных труб, домашних печей и лошадей; шум – от повозок и экипажей, громыхающих по булыжным мостовым. Когда в начале XX в. автомобили постепенно стали заменять лошадей, все сразу заметили, насколько тише и чище стало в центрах городов. Но шум, грязь и плохое жилье – привычное дело в то время, поэтому настойчивые требования улучшить условия городской жизни возникли далеко не сразу. Для большинства викторианцев производство оправдывало всё. Такой взгляд нашел полное отражение в книге леди Белл Флоранс «На заводе» – классическом исследовании образцового промышленного города Мидлсбро, главным занятием жителей которого было производство железа: «Отсутствие романтического прошлого и великих традиций не помешало Мидлсбро, стремительно выросшему до гигантских размеров, приобрести достоинство иного рода – достоинство силы способности высоко вознестись, не опираясь на историческую основу, без помощи пьедестала Времени… И хотя в нем не найдешь прелести и обаяния старины, зато промышленные города обладают своеобразной привлекательностью и красотой… Высокие трубы, огромные, неуклюжие сушильные печи и домны, кажущиеся в дымной зимней полутьме башнями и горными вершинами… На этот железоделательный город нужно любоваться ночью и в сумерки, днем он окутан дымом, ночью – освещен столбами пламени».