Странствие Кукши. За тридевять морей - Юрий Вронский

Ездят друзья и на медвежью охоту. Медведя лучше брать осенью или в начале зимы, покуда он не проел накопленного сала да и шкура у него не успела сваляться. Существуют много разных видов охоты на медведя. Самый простой – «шалаболка». Находят в лесу пень подходящей высоты, вешают над ним на уровне медвежьей головы колоду, а на пень ставят плошку с медом. На запах меда приходит медведь, но колода мешает ему завладеть лакомством. Косолапый отталкивает ее, она возвращается и больно ударяет его. Зверь впадает в ярость и с такой силой ударяет колоду, что она, возвращаясь, убивает его.

Весьма известен среди охотников способ, который называется «плясун». Берут три плахи[209], делают из них треугольник и вбивают в них насквозь гвозди с зазубринами наподобие тех, что на остроге[210]. Треугольник неглубоко закапывают на медвежьей тропе, присыпают сверху мохом, веточками, хвоей, палым листом.

Пойдет медведь по тропе да и попадет лапой на гвоздь, заревет, станет освобождать лапу, но тут же посадит на гвозди и другие лапы. Если охотники застают зверя еще живым, добивают его дубинками.

Охота на берлоге, верно, самая рискованная. В лесных селах смерды еще с осени начинают присматривать берлоги. Когда настает срок, охотники будят медведя шестами и собачьим лаем, а убивают рогатиной[211] и ножом. На такой охоте важно обладать хладнокровием.

Кукша не устает удивляться мужеству и проворству своего друга. Однажды медведь выскочил не из лаза берлоги, откуда его ждали, а из «неба», то есть из потолка, который был непрочен и который медведь с легкостью взломал. Коротко говоря, зверь появился с неожиданной стороны и бросился на Шульгу.

Тот не стал убегать – от медведя все равно не убежишь, – а упал навзничь, и, когда медведь навалился на него, ножом вспорол ему брюхо. Выбравшись из-под медведя, Шульга сразу же, пока не затоптали, подобрал свои овчинные рукавицы, которые перед этим предусмотрительно скинул, чтобы нож надежнее в руке сидел. Не то дивно, что он столь скоро после смертельной опасности озаботился судьбой рукавиц, а то, что после никто так и не смог вспомнить, когда он те рукавицы с рук скидывал.

Кто не ленится медведя брать, у того в клети медвежьи окорока и горшки с целебным медвежьим салом, на полатях медвежьи одеяла, а в санях медвежьи полсти на случай крепкого мороза.

Попутно Шульга готовится к большой торговой поездке в Югру. У Мысловичей на Волхове, пониже посада, есть кузница, там кузнец с подмастерьем и учеником усиленно готовят железный товар к весне, к поездке, куют топоры, ножи, наконечники стрел и рогатин, гвозди. Иногда Шульга с Кукшей помогают в кузнице молотобойцами. Красное, пылающее тесто, покорное молоту, кажется Кукше не менее соблазнительным, чем обычное ржаное тесто под руками пекарки.

Однако, как ни старайся, одной домашней кузницей не обойтись – уж коли затеял такую далекую и трудную поездку, товару надо брать побольше, иначе нечего и дело затевать. Так или иначе, большую часть железного товара все равно придется купить. Потому Шульга с Кукшей садятся в сани и отправляются на Торг берегом, не дожидаясь, когда выяснится, станет или не станет нынче на зиму Волхов.

Недаром говорится: на ловца и зверь бежит. Едва подъехали к Торгу, глядь, важный такой муж по Торгу идет, да не идет, а шествует, сразу изо всех выделяется. Однако не то в нем приметно, что важный, а то, что знакомый… Так и есть – Страшко!

Радостные восклицания, объятья! И первое, что произносит Страшко после восклицаний и объятий:

– Что я говорил? Окольный-то путь короче прямого оказался! Мы с Некрасом еще весной по большой воде приплыли.

Откуда ни возьмись, является и неизменный Страшков спутник Некрас, словно только и ждал, когда произнесут его имя. Страшко, не откладывая дела, ведет всех троих в какую-то избу и предлагает выпить за встречу – у него тут есть доброе крепкое вино из Тавриды. Некрас достает из поставца четыре серебряные чарки и наливает в них темно-красного, почти черного вина.

Вино сладко-терпкое на вкус, Кукше еще не доводилось пробовать такого, скоро он чувствует приятное кружение в голове, вино и правда крепкое, не зря похвастал Страшко. «Может, греки, – мелькает в его захмелевшей голове, – не так уж мудро делают, разбавляя вино водой?»

Оказывается, Страшко на Торгу главный, он торговый тиун от князя, его дело следить, чтобы все торгующие исправно платили десятину – торговую пошлину в пользу князя, а изба, в которой они сидят, – тиунская изба. По Торгу ходят сборщики десятины – это его подчиненные, они метят на доске, с кого уже взята пошлина и в каком размере. Над сборщиками поставлен Некрас. Тут нужен честный человек, а кто же честнее Некраса!

Ежедневно, по окончании торгового дня, он обо всем подробно докладывает Страшку, не только о собранных пошлинах, но и о товарах: что за товары и откуда прибывают, каких становится больше, а каких – меньше. Пошлину каждый торгующий платит серебром. Можно, конечно, платить и товаром, но товаром выйдет дороже, – ведь князю должны быть возмещены хлопоты по продаже товара, – так что большинство купцов предпочитает платить серебром.

Князь особо заботится, чтобы торговому человеку на Торгу было удобно и покойно: нарублено амбаров – товар хранить, лавки стоят под навесами, чтобы не было ущерба от погоды. Есть, конечно, и простые лавки, без навесов, – на всякий случай – вдруг нахлынет слишком много торгового люда!

Зимой, к примеру, столько мяса навезут замороженными тушами, особенно говяда и свиней, что все равно никаких лавок не хватает – валят прямо на снег. Да еще лосей, вепрей… Ну и рыбы, само собой. Зимой-то не страшно, снег товара не испачкает. А осенью и весной птицу привозят в несметных количествах – ловят на перевесищах.

И он, Страшко, поставлен за всем наблюдать. Чтобы было куда судам причаливать и коням с возами въезжать, чтобы кровли не текли и чисто было на подворьях, где торговый человек может отдохнуть и не хлопотать о приготовлении еды…

– Умный у нас князь, – говорит Страшко, – когда разбивали здесь новый Торг, обо всем подумал. Что ж, крепко блюдет свою десятину, ничего не скажешь… Он на дело так смотрит: надо, чтобы купец, продав свой товар, снова захотел приехать, чтобы ему о Торге вспомнить было в радость. Вот так. Верно я говорю, Некрас?

– Да уж как не верно! Ясное дело, верно!

Кукша, который еще по Царьграду немало знает о воровстве на рынках и не только на них, спрашивает:

– Не случается ли на Торгу воровства?

И Страшко, который тоже кое-что помнит о Царьграде, отвечает: