Тени Пост-Петербурга - Андрей Дьяков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С Индейцем и вправду творилось нечто странное. Парень дрожал как осиновый лист, зрачки – два огромных блюдца, безумный блуждающий взгляд, искусанные в кровь губы…
– Мигалыч, давай-ка за руль, – устало бросил подоспевший Дым. – Вытаскивай нас отсюда. А мы уж тут сами как-нибудь… разберемся.
Порция ледяной воды в лицо и несколько звонких пощечин вернули огрызку рассудок. Завершив процедуры, Безбожник промокнул распухший нос пациента, обернулся к командиру и вынес вердикт:
– Приступ вызван эмоциональным шоком. Похоже, у парня бзик. Мозги закипели. Уж извиняйте, я по таким делам не спец…
С каждым мгновением лицо Индейца приобретало все более осмысленное выражение. Наконец он сумел поднять голову и наткнулся на суровый взгляд командира.
– Давно это у тебя?
Огрызок опустил глаза и продолжал молчать.
– Почему раньше не сказал, что припадочный?
Парень вздрогнул и насупился:
– Я не припадочный. Просто… боюсь.
– Чего? – давил сталкер. – Чего боишься?
– Умереть! – внезапно выкрикнул Индеец, затем схватился за голову и затрясся в рыданиях.
– Чушь какая-то… – Таран растерянно оглянулся, ища поддержки у остальных. – Мы все боимся, и что с того?
– Это танатофобия.
Услышав за спиной тихий детский голос, Таран обернулся. Из сумрака коридора, пошатываясь, шагнула Аврора. Безбожник собрался было вернуть девочку в лазарет, но пациентка отрицательно мотнула головой, мол, я в порядке.
– Боязнь смерти, – продолжила она. – Я читала о таком. Индеец не виноват, что…
– Не виноват? – перебил Таран, не сводя с парня взгляда. – А чем он, интересно, думал, когда в экспедицию просился? Сидел бы и дальше в норе под площадью вместе со своими «неандертальцами»! Какого рожна в странствия ударился?!
– Ты хоть понимаешь, что чуть не угробил всех нас?! – встрял Геннадий, терзая пальцами самокрутку.
Перестав всхлипывать, огрызок откинул спутанные космы с лица, шумно выдохнул. Кровь из разбитой переносицы, частыми каплями срываясь с кончика носа, вырисовывала на полу причудливый алый узор. Когда Индеец заговорил, все остальные звуки магическим образом исчезли. Стихла возня грызунов снаружи корпуса, перестал донимать бесконечный рокот движка.
– Я ведь не всегда огрызком был. И отца с матерью хорошо помню… Дом у нас в пригороде стоял. Красивый, просторный… Это из рассказов родителей, конечно. Сам-то я уже в погребе родился. После того, как все случилось… Там и жили долгое время… – Рассказчик на мгновение запнулся, словно воспоминания причиняли ему вполне осязаемые, физические страдания. – А потом родителей не стало… Сначала отец захворал. Мать не говорила, в чем дело, а я сам и не понимал тогда, что за штука такая – радиация. Тот день, когда папа в последний раз ушел на поверхность, я запомнил навсегда. Мама долго плакала, а я все пытался ее успокоить. Говорил, что отец скоро вернется с едой, как делал много раз до этого… Но я и предположить тогда не мог, что боль терзала его тело так, что терпеть это было выше человеческих сил… И отец ушел… Ушел умирать! – Непритворная мука исказила лицо Индейца, на мгновение превратив его в безобразную изломанную маску. – Матушка очень переживала. Много дней ничего не ела… Это уже потом до меня наконец дошло, что дело было не просто в смерти отца… Мать умерла от голода… Чтобы я смог протянуть на остатках съестного подольше. – Парня вновь затрясло, но в этот раз он совладал с эмоциями без посторонней помощи и спустя несколько томительно долгих минут продолжил надтреснутым бесцветным голосом: – Когда ее не стало, я провел в погребе еще какое-то время… Самое ужасное время в моей жизни… Часами я разговаривал с… ушедшей матерью, глядя, как ее тело постепенно… меняется… и… Это было жутко… Тогда я в полной мере осознал, каково это – быть мертвым. Перестать существовать, осязать, мыслить… А осознав, испугался по-настоящему.
Индеец затих, теперь уже надолго. Экипаж участливо молчал, давая парню возможность собраться с духом и закончить историю. На собственной шкуре прочувствовать боль утраты близкого человека довелось каждому из них. Будь ты стар или млад – свихнувшийся истерзанный мир с одинаковым равнодушием перемалывал любые судьбы…
– Когда запах стал невыносимым, я покинул убежище… Мне повезло. Повезло каким-то чудом добрести до окраины города и наткнуться на колонию выживших – опустившихся, жалких доходяг. Бомжей, судя по дряхлой одежде и спитым физиономиям, но… все же они были людьми… Живыми людьми. Так я попал к огрызкам.
– И все же я не услышал ответа, – без былой ярости, но все еще холодно спросил Таран. – Зачем. Ты. Увязался. С нами?
Индеец вновь посмотрел на командира, на сей раз с недоумением. «Как можно не понимать столь очевидных вещей?» – читалось на его лице. Промелькнувшая эмоция оживила потерянный взгляд, но лишь на мгновение. Затем страх занял прежнее, законное место в раскосых антрацитовых глазах.
– Веган сотрет в порошок всех и вся! Рано или поздно имперские отряды доберутся до музея, это всего лишь вопрос времени! Оставаться в племени – верная смерть… – неимоверным усилием Индеец остановил сотрясавшую плечи дрожь. – А рядом с вами шансов выжить – больше.
– Вот только наши шансы выжить рядом с тобой резко падают.
Механический гул оборвался внезапно. По всей видимости, назойливые хищники наконец отстали, и Мигалыч счел за лучшее остановить тягач. Щелчок предохранителя громом прокатился по отсеку. Подняв голову, Индеец уткнулся взглядом в дуло пистолета. На окаменевшем лице Тарана не проскользнуло ни тени сомнений, и только рука, стиснувшая оружие до белизны в пальцах, мелко подрагивала, выдавая крайнее напряжение и нешуточную внутреннюю борьбу.
Голос рассудка и трезвый расчет – по одну сторону баррикад, эмоции и веление сердца – по другую… Когда на кону человеческие жизни, сделать выбор ой как не просто. И счастлив тот, кому удалось прожить свой век, не вступая в противоречие с принципами морали и собственной совестью…
Индеец зажмурился в ожидании выстрела. Страх, липкий и удушливый, сдавил грудную клетку в жестоком спазме, разом вытеснил из головы все мысли, в насмешку оставив всего одно пугающе реальное видение – источенный язвами труп… Его труп! С зияющей дырой в голове, внутри которой уже копошится, обживаясь, сонмище скользких прожорливых червей…
Треск внутренней связи заставил огрызка вздрогнуть и открыть глаза. Таран больше не целился, опустив руку со стволом. Вместо этого командир вслушивался в сбивчивую речь путейца, что лилась из помятого облупившегося динамика. Смысл неразборчивых фраз ускользнул от охваченного паникой сознания Индейца. Удалось различить лишь последние слова:
– … это надо видеть, командир!
Сорвавшись с места, экипаж бросился к кабинам и смотровым бойницам. Каждому не терпелось первым узнать, что же могло так удивить старика, за свой долгий век повидавшего жизнь во всех ее ипостасях.
Панорама за окном действительно вызывала оторопь. Повергала в шок величием и первозданной красотой открывшейся перспективы. Ракетовоз замер на краю гигантской котловины, сплошь заросшей аккуратным густым подлеском. Следуя рельефу низменности, взгляд невольно останавливался на покрытых мхом валунах и живописных лужайках, небрежными мазками разбросанных по полотну пологих спусков и многоуровневых каменных каскадов. А где-то там внизу, в самом центре циклопической природной чаши, отливала утренним багрянцем зеркальная гладь дикого лесного озера. Предрассветный туман лениво стлался над самой водой, а по поверхности то и дело пробегала едва видимая рябь от прикосновений игривого ветерка.
Идиллический пейзаж настолько завладел вниманием путешественников, что только теперь, спустя несколько минут неотрывного созерцания, в глаза бросилась еще одна поразительная особенность этого райского уголка. Несмотря на снег, плотным покрывалом устлавший берега, льда на озере не было.
– Геотермальная зона? – предположила Аврора, нарушив затянувшееся молчание.
– А мне дак без разницы… – зачарованно вздохнул Мигалыч. – Главное, красотища-то какая! Глаз не оторвать!
– Не знаю, доберемся ли когда-нибудь до этого «Алфея», – Таран осуждающе покосился на притихшего Индейца, – но половина миссии, считай, выполнена.
Дым и Глеб созерцали озеро из штурманской кабины «Малютки» и слова командира услышали по трансляции.
– О чем это он? – забывшись, Геннадий ощутимо ткнул соседа локтем в бок.
Мальчик даже не поморщился, продолжая во все глаза разглядывать затянутую дымкой испарений низину. Сердце вдруг сорвалось в бешеный галоп, а губы непроизвольно прошептали:
– Чистые земли… Мы нашли их…