1917. Российская империя. Падение - Эдвард Радзинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старшему сыну Иоанну поэт К.Р. посвятил «Колыбельную»:
«Спи в колыбели нарядный,Весь в кружевах и шелку,Спи, мой сынок ненаглядный,В теплом своем уголку…»
В этой длинной «Колыбельной» были странные строки:
«В тихом безмолвии ночиС образа, в грусти святой,Божией матери очиКротко следят за тобой…Сколько участья во взореЭтих печальных очей,Словно им ведомо гореБудущей жизни твоей»
(курсив мой – Э.Р.).
И еще:
«Спи же, еще не насталиГоды смятений и бурь!..»
(курсив мой – Э.Р.).
К. Р. умрет в 1915 году – Бог его миловал, и он так и не узнает, что будут означать его пророчества.
Тот, кто «лежал в колыбели нарядной» – Иоанн (Иоанчик – как нежно звали его в семье), его братья Константин и Игорь – в «годы смятений и бурь!» – погибнут на дне грязной шахты. После жестоких побоев их сбросят туда еще живыми.
И рядом с ними на дне этой шахты будет умирать хозяйка усадьбы, тетя Элла.
Элла! Одна из пленительнейших женщин того, ушедшего времени. Французский посол в России Морис Палеолог влюбленно писал:
«Мне вспоминается, как я обедал вместе с ней в Париже… около 1891 года. Я так и вижу ее, какой она тогда была: высокой, строгой, со светлыми, глубокими и наивными глазами, с нежным ртом, мягкими чертами лица, прямым носом… с чарующим ритмом походки и движений. В ее разговоре угадывался прелестный женский ум – естественный, серьезный и полный скрытой доброты».
По легенде, на дне шахты Элла перевяжет платком разбитую головку Иоанчика – того, кто когда-то лежал «весь в кружевах и шелку» в Мраморном дворце – любимом доме поэта К.Р.
Весело в Ильинском. Иоанчик и Константин бегают по лугу с Дмитрием.
А на коленях у великого князя Павла таращит глазенки еще один будущий убиенный – младенец Игорь, младший сын К.Р. Впрочем, расстреляют и дядю Павла.
На резвящихся детей смотрят: благостно – Ники и жадно – Аликс. Как мечтает она о сыне!
Праздник жизни продолжается. Они путешествуют. Австрия – визит к престарелому императору Францу-Иосифу; потом навестили бабушку и дедушку Ники (то есть датского короля и королеву) и оттуда в Англию к другой бабушке – королеве Виктории. Объезд королевских фамилий закончился визитом в республику – Францию.
Ходынка, которую потом столько раз припомнят ему в России, – на Европу не произвела впечатления. Во Франции их принимали восторженно – в открытой коляске красавица императрица, молодой Государь и очаровательная девочка… Это был первый визит в Париж русского царя после злополучного визита его деда – Александра II, когда в него стрелял поляк Березовский, – мстил за угнетенную Польшу.
Теперь никто не стрелял, напротив: толпы восторженного народа, овации… Только свободная республика может так восторгаться монархом. Даже заложили мост в честь отца.
«25 сентября произошла закладка моста, названного именем папа. Сидели в большом шатре… Отправились втроем в Версаль. По всему пути от Парижа до Версаля стояли толпы народа. У меня почти отсохла рука прикладываясь (он был в форме и прикладывался к козырьку фуражки. – Э.Р.).
Прибыли туда в 4 с половиной и прокатились по красивому парку, осматривая фонтаны… Действительно есть сходство с Петергофом. Залы и комнаты дворца интересны в историческом отношении».
Его поразило сходство с Петергофом, а ее – «историческое отношение»…
Она постояла на балконе дворца, куда в дни Революции ворвавшаяся толпа заставила выйти королевскую чету…
В Париже Аликс рассказали о месте, где когда-то был ров, куда свозили гильотинированных… Она представила их вместе в яме: Дантон… Робеспьер… Жирондисты… Они осмелились казнить своего короля. Что ж, Бог покарал их безумием – они убили друг друга… Она никогда не забывала все это. Через двадцать лет, когда она услышит об отречении Ники, она будет повторять по-французски: «АМ^^ие» (отрекся)… Тайники души…
1896 год заканчивался, Аликс ждала ребенка, она верила: будет мальчик. Как она жаждала этого мальчика. Но…
Дневник: «29 мая 1897 года. Второй счастливый день в нашей семейной жизни… В 10 утра Господь благословил нас дочкою Татьяной. Весит 8 с половиной фунтов и длиной в 54 сантиметра. Читал и писал телеграммы…»
На свет появилась еще одна убиенная.
Неосуществимость мечтаний
(Продолжение дневника молодого царя)
Он все еще правил силой умершего отца, но уже курился невидимый вулкан: волнения в армии (о которых не писали – армия всегда должна быть верна) и страшный голод 1898 года (о котором писали много).
Счастливый праздник продолжался. В эти годы он много охотился.
Дневник: «20 сентября. Итог убитой дичи: 100 оленей, 56 козлов, 50 кабанов, 10 лисиц, 27 зайцев. 253 за 11 дней».
Но уже началась в его стране другая охота (и трофеи здесь тоже были самые серьезные) – охота за людьми. Как только пошел отсчет XX века…
В феврале 1901 года убит министр просвещения. Убит бывшим студентом. Студент объяснил, что Московский университет был недоволен реакционными взглядами министра. Через год убит министр внутренних дел Сипягин. Гибнет финский генерал-губернатор, а потом и новый министр внутренних дел Плеве. Так начала действовать террористическая организация социалистов-революционеров.
Молодой царь ведет себя как-то странно. Он почти не скорбит, он будто тотчас забывает о своих погибших министрах.
В его дневнике – разгадка: «Нужно со смирением и твердостью переносить испытания, посылаемые нам Господом для нашего же блага» (написано после убийства Сипягина).
«На то Его святая воля» (после убийства Плеве).
Все та же главная черта мировоззрения: все определено Богом в этом мире – судьбы народов и судьбы людей. И нам не познать промысел Божий и то благо, которое скрыто в каждом его деянии.
Это помогает ему смиряться со странной неосуществимостью любых своих начинаний. Уже тогда он чувствует: что бы он ни делал, ни предпринимал, каковы бы ни были его добрые намерения – все исчезает, становится противоположностью или попросту идет прахом.
Как завещал отец, сразу по восшествии на престол он принимает закон против пьянства. Пьянство – «русская болезнь», как ее называли в Европе. Закон был хорош, но пьянство не исчезло, попросту люди стали платить больше за водку – пили по-прежнему и разорялись. Следующий закон предложил все тот же неугомонный Витте – он перевел русский рубль на золотое обеспечение. Русская валюта должна была стать (и стала) в ранг европейских валют. Теперь в Европе русские богачи производили фурор – тратились состояния, прокучивались имения в парижских ресторанах, «русская белуга пошла метать золотую икру». Но в результате почему-то разорялись благородные люди, потомки лучших семейств. И те самые золотые монеты, на которых был отчеканен профиль Николая, все больше правили его страной.
Хождение в народ
Именно тогда у него и у Аликс появляется это недоверие к богатым. Тогда, на пороге века, у него возникает эта идея: «Народ и царь, и между ними – никого». На пороге века возникает его странное правдоискательство.
Однажды в разговоре с кем-то из великих князей он узнает, что существует титулярный советник с презабавной фамилией Клопов. Этот Клопов все время пишет ему письма, где красочно рассказывает о казнокрадстве в мукомольном деле. Письма эти, естественно, до Николая не доходят, но неутомимый правдоискатель продолжает писать. Николай рассказывает об этом Аликс, они читают вслух письма, поражаясь чистоте этого неизвестного, простого человека: может быть, он найден, человек из народа, может быть, он пришел к ним сам?
Титулярного советника привозят к царю. Тихий, застенчивый, маленький Клопов с ласковыми глазами так напоминал невысокого застенчивого человека, который встретил его в кабинете. Они были похожи – жалкий титулярный советник и «властитель полумира».
Николай отправляет Клопова с секретным рескриптом – ему даны тайные и самые широкие полномочия. Клопов едет инспектировать Россию. Он должен понять причины неурожаев, выяснить злоупотребления чиновников и привезти правду царю. Причем не «губернаторскую правду» – правду бюрократии, но истинную, народную, которую таят от царя. И Клопов поехал.
«В России все секрет, но ничего не тайна». И вскоре уже вся страна знала о таинственном Клопове. Толпы людей с прошениями осаждали царского посланца.
Но Клопов был всего лишь титулярный советник, который знал только мукомольное дело. С ним обходительно побеседовали высокие чиновники, обещали устранить все беды в любимом им мукомольном деле. И растроганный Клопов привез из недр России такую «истину» своему патрону: «Министр внутренних дел Плеве и все его министерство одушевлены наилучшими намерениями».