Возвращение императора - Аллан Коул
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Император скромно потупился.
— Я ничего нового не придумал. Просто украл парочку идей из твоей докторской диссертации. — Он ухмыльнулся волчьей усмешкой. — Конечно, я внес кое-какие изменения в правила игры.
— Это уж точно, черт возьми, сир.
— Да оставь ты этих «сиров», — проворчал император. — Когда мы с тобой вдвоем, конечно. Если речь идет о политике, бессмысленно вспоминать об уважении.
Император встретил Эври во время своего долгого возвращения к имперской короне. Ему было необходимо победить на выборах на Дьюсабле, а Эври поддерживала превосходного кандидата — пустоголового хорошенького парнишку, который мог сидеть, кланяться и голосовать, как симпатичная дрессированная собачка.
В то время императора привлекал лишь изворотливый ум Эври. Однако сейчас эта женщина, одетая в черный облегающий костюм, будила в нем новый интерес. Эври перехватила его взгляд и кокетливо улыбнулась, а потом откинулась на спинку своего кресла, чтобы он мог получше ее разглядеть. Император почувствовал желание. Но решил отложить решение этой проблемы на потом. Пусть она как следует созреет.
— А как идут дела в парламенте?
— Отлично, — ответила Эври, которая была явно разочарована. Впрочем, она тут же повеселела, принявшись за свою любимую игру: считать «за» и «против». — Тиран Уолш репетирует речь, которую мы для него сочинили. Безмозглый кретин не понимает в ней ни единого слова, но говорит весьма убедительно.
Уолш был тем самым хорошеньким мальчиком, которого Эври и император привели к победе на выборах на Дьюсабле. При этом ему удалось обойти одного из самых старых и грязных политиков империи.
Сейчас император пригласил Эври, чтобы ознакомить ее с планом превращения независимых имперских провинций в доминионы под его жестким правлением.
— Вот что я прикинула, — начала Эври. — Уолш своей речью откроет дебаты, как вы и предлагали. Набросает целую кучу красивых слов, которые принято писать с большой буквы: долг, преданность, патриотизм…
Император кивнул.
— Отлично. Отлично. Значит, он произнесет большую речь, верно?
— Ведь вы именно этого хотели, — заметила Эври, — правда, мне кажется, вы слишком торопитесь. Я хочу сказать, что нам следует как можно дольше держать в секрете тот факт, что Уолш — всего лишь пешка в ваших руках.
Император захихикал.
— Конечно, тут ты права.
— Ну, по крайней мере, выглядеть все будет именно так, — продолжала Эври. — Мы хотим, чтобы на заседании парламента он объявил, что, как глава правительства, передает Дьюсабль в ваши руки.
— Ты хочешь сказать, что он добровольно согласится передать мне всю полноту власти?
— Ну, примерно, — ответила Эври. — Впрочем, в случае с Уолшем это не имеет никакого значения. Он уже и так весь с потрохами принадлежит вам. Однако кое-кто все-таки продолжает настаивать на самостоятельности. Им придется несладко.
Император понял, что она имела в виду.
— Что ты придумала?
— Бутерброд из героев. Если мы возьмем куски булки потолще, никто не заметит, что слой ветчины и сыра совсем тоненький. Они проголосуют и отправятся домой — и, только пролетев полпути, сообразят, что произошло.
— Продолжай, — велел император.
— Ну так вот, — Эври с силой стукнула кулаком по колену. — Тут мы напустим на себя страдальческий вид. Например: пришло письмо от симпатичной старушки, которая посылает свои последние деньги, чтобы помочь империи. А еще у меня есть несколько фильмов о голодающих детях. Отличные штучки — прямо мурашки бегают, когда их смотришь. Рыжие волосы, раздутые животы. Сердце кровью обливается.
— Кровь, пот и детская моча, — проговорил император, — очень надежные вещи.
— Естественно. Вы их победите одной левой. А дальше будет вот что: пока они будут проливать слезы над судьбой несчастных детей, я преподнесу им историю старого солдата.
— Очень интересно, — кивнул император. — Я и сам проголосовал бы на их месте — раз пять или шесть.
— Да уж конечно, — проговорила Эври. — Так вот… я раскопала одного вашего старого генерала. Он ушел в отставку больше тридцати лет назад. В голове у него больше дерьма, чем мозгов. Я привела его в состояние помешательства на предмет «печалей империи». Он чуть не плакал, бедняжка. А потом с трудом поднялся на ноги — я поставила его на костыли — и призвал всех граждан империи объединиться. Просто потрясающе говорил о необходимости совместных усилий, о том, что наступили тяжелые времена и что никакая жертва не может быть чрезмерной… Это сработает как заклинание. Уж можете не сомневаться. Я вчера провела эксперимент. Плакали все. А самое главное, присутствующие облегчили свои карманы на значительные суммы. Подобного представления эти уроды в жизни не видели.
— И тогда Уолш сделает свое заявление? — спросил император.
— Да, именно в этот момент Уолш и сделает свое заявление.
— Отлично сработано, — похвалил император. — Но я хочу добавить еще одну проблему к тем, которыми ты занимаешься.
— Какую?
— Повышение налогов на АМ-два.
Эври кивнула.
— Да, хорошая идея. Со страху они в штаны наложат. А как вы хотите это сделать?
— Я хочу дать закону обратную силу. За все количество АМ-два со времени окончания Таанской войны.
— Это может перепугать их до полусмерти, — присвистнула Эври.
— Тут я бессилен. Тебе придется что-нибудь придумать.
Неожиданно глаза Эври загорелись.
— А если генерал в конце концов умрет?.. Прямо перед камерой его хватит удар. Тогда мы сможем раздуть кампанию под лозунгом: «Последняя воля умирающего». Он и так еле жив. Я думаю, наши техники сумеют все устроить.
— Не годится, — сказал император.
— Угу. Кто-нибудь обязательно пронюхает, от утечек информации не спастись.
— Это беспокоит меня меньше всего, — заявил император. — Просто его последние слова все испортят Уолшу, который должен стать героем дня.
Эври была способной ученицей.
— Вот что делает вас боссом, — сказала она. — Я что-нибудь придумаю. Не слишком сложное.
Разговор был закончен, но Эври снова бросила на императора призывный взгляд — томные глаза, расслабленное тело.
— По крайней мере, — хрипло произнесла она, — таков план.
— Я не возражаю, — согласился император. — Начинай действовать.
Теперь и он посмотрел на нее весьма откровенно, демонстративно разглядывая с ног до головы.
— Что-нибудь… еще? — спросила Эври.
Император немного помолчал, а потом сказал:
— Возможно… позже.
— Я вам говорила о своей секретарше? — спросила Эври и облизнула губы. — Она ужасно… много мне помогает.
— Я должен ее поблагодарить, — сказал император.
— Хотите, я позову ее?
— Только мы — и больше никого, — тихо проговорил император.
— Конечно, больше никого. Только… мы трое.
— Позови, — велел император.
Глава 32
Пойндекс снова вывел на экран сообщение. С тех пор как он прочел его в предыдущий раз — ровно три минуты назад, — ничего не изменилось. Если бы оно поступило не от абсолютно надежного — насколько глава разведки в состоянии вообще кому-нибудь доверять — агента, Пойндекс решил бы, что кто-то пытается проверить его лояльность. Или доклад прибыл прямо из тех лет, когда у власти стоял Тайный совет.
Пойндекс дал себе слово тогда, на Земле, что будет вести себя хорошо и не станет рассылать агентов, чтобы те держали его в курсе того, что действительно происходит. И естественно, не смог удержаться. Ни один человек, имевший когда-либо дело с темной стороной жизни, не поверил бы, что общественности говорят правду.
В своем докладе агент сообщал, что кто-то финансирует культ императора. Причем речь идет о весьма солидных суммах. Как Кайс несколько лет назад. Этот кто-то являлся «анонимным благодетелем», установить личность которого было практически невозможно. Деньги поступали из разнообразных источников, а дальше след обрывался.
Пойндекс решил проверить культ просто так, чтобы посмотреть, происходит ли там что-нибудь интересное.
Через несколько минут он получил ответ на свой вопрос.
Происходило много чего интересного. Представители культа, занимавшие высокое положение, на которых автоматически были заведены досье еще в те времена, когда Пойндекс возглавлял корпус «Меркурий», неожиданно получили возможность реализовать свои мечты.
Неожиданно у Пойндекса волосы зашевелились на голове. Пальцы забегали по клавиатуре — он прекратил поиск. На лбу выступила испарина.
Пойндекс немного подумал, потом поморщился.
Возможно, он превратился в жалкого параноика. Однако все его существо охватило пронзительное чувство опасности — точно такое же, какое он испытал, когда извлекал бомбу из тела императора.