Вторая мировая война (Том 1-2) - Уинстон Черчилль

* * *

С 7 сентября по 3 ноября каждую ночь на Лондон совершали налет в среднем 200 германских бомбардировщиков. Различного рода предварительные налеты, совершавшиеся на наши провинциальные города в предыдущие три недели, привели к значительному рассредоточению нашей зенитной артиллерии, и когда Лондон стал главным объектом атак, в городе было всего 92 орудия. Считали, что лучше предоставить свободу действий в воздухе нашим ночным истребителям, входившим в состав 11-й авиагруппы. Это были шесть эскадрилий "бленхеймов" и самолетов типа "Дифайент". Тактика ночных истребителей еще была в младенческом состоянии, и противнику наносился самый незначительный урон. Поэтому наши батареи молчали в течение трех ночей подряд. Методы зенитной артиллерии тоже были в это время прискорбно несовершенными. Тем не менее ввиду слабости наших ночных истребителей и неразрешенных проблем их тактики было решено предоставить зенитчикам полную свободу стрелять по невидимым целям, пользуясь любыми методами управления огнем, которые они сочли бы уместными. В течение 48 часов генерал Пайл, командующий зенитной артиллерией, более чем удвоил число орудий в столице, перебросив их из провинциальных городов. Наша авиация была устранена, и зенитчики получили возможность проявить себя.

В течение трех ночей лондонцы сидели по своим домам и несовершенным убежищам, переживая налеты, которым, казалось, совершенно не оказывалось сопротивления. Внезапно 10 сентября был открыт заградительный огонь, сопровождавшийся заревом прожекторов. Оглушительная канонада не причиняла большого ущерба противнику, но давала колоссальное удовлетворение населению. Все приободрились от одного сознания, что мы наносим ответные удары. С этих пор батареи стреляли регулярно, и, конечно, опыт, находчивость и насущная необходимость привели к лучшим результатам. Потери германских самолетов постепенно увеличивались. В отдельных случаях батареи молчали, а в воздухе появлялись ночные истребители, тактика которых также улучшалась. Ночные налеты сопровождались более или менее продолжительными дневными налетами небольших групп или даже отдельных вражеских самолетов, и завывание сирен часто было слышно через короткие промежутки на протяжении суток. Семь миллионов жителей Лондона привыкли к такому необычному образу жизни.

* * *

Когда начались бомбардировки, было решено относиться к ним с презрением. В Вестэнде все продолжали заниматься своими делами, развлекались, обедали и спали, как обычно. Театры были полны, а затемненные улицы запружены машинами. Все это, пожалуй, было здоровой реакцией на тот страшный крик, который подняли пораженческие элементы в Париже, когда в мае на город был совершен первый серьезный налет.

Бомбы неоднократно попадали в правительственные здания вокруг Уайтхолла. Даунинг-стрит состоит из домов 250-летней давности, ветхих, кое-как построенных спекулянтом-подрядчиком, имя которого носит улица. Еще во времена Мюнхена для лиц, которые занимали дома номер 10 и номер 11, были построены бомбоубежища, а потолки в помещениях нижнего этажа были укреплены крепкими деревянными опорами. Предполагалось, что эти опоры выдержат, если здание будет разрушено или пострадает от взрыва, но ни эти помещения, ни убежища, конечно, не могли служить защитой в случае прямого попадания. Во второй половине сентября были проведены приготовле-ния к переводу моей министерской канцелярии в более современное и прочное правительственное здание, выходящее в Сен-Джеймский парк около Сторис-Гейт. Это здание называлось "пристройкой". Под ним помещался военный зал и несколько бомбоубежищ, приспособленных под спальни. Бомбы, сбрасывавшиеся в этот период, были, конечно, меньше, чем в последующие этапы войны. И все же жизнь на Даунинг-стрит до того, как подготовили новое помещение, была довольно беспокойной. Это было все равно, что находиться в штабе батальона на линии фронта.

* * *

Однажды после завтрака ко мне на Даунинг-стрит, 10 пришел по делам министр финансов Кингсли Вуд, Мы услышали сильный взрыв за рекой в Южном Лондоне и отправились посмотреть, что случилось. Бомба упала в Пекеме. Это была очень большая бомба, вероятно, воздушная торпеда. Она совершенно уничтожила или разрушила 20--30 небольших трехэтажных домов и опустошила обширное пространство в этом очень бедном районе. Над развалинами уже развевались небольшие трогательные национальные флажки. Когда мою машину узнали, со всех сторон к нам бросились люди, и скоро выросла толпа более чем в тысячу человек. Все эти люди были крайне возбуждены. Они столпились вокруг нас и всячески проявляли свою симпатию, стремясь хотя бы дотронуться до меня или погладить мою одежду. Можно было подумать, что я совершил для них какое-то великое благодеяние, которое облегчит их жребий. Я был совершенно растроган и плакал. Исмей, который был рядом со мной, рассказывает, что он слышал, как одна пожилая женщина сказала: "Вы видите, он действительно жалеет нас, он плачет". Но это были не слезы печали, а слезы удивления и восхищения. Когда мы сели в машину, этой измученной толпой овладело более суровое настроение. "Отплатите им! -- кричали они. -- Пусть они испытают то же самое!" Тогда я поклялся исполнить их желание и, действительно, выполнил свое обещание. Долг был уплачен в десятикратном, двадцатикратном размере в форме страшных беспрерывных бомбардировок германских городов, сила которых увеличивалась по мере развития нашей авиации и по мере того, как калибр бомб увеличивался, а взрывчатые вещества становились все сильнее. Да, мы отплатили врагу сполна и даже с лихвой. Увы, бедное человечество!

* * *

Как-то раз я посетил Маргит. Нас настиг воздушный налет, и меня провели в большой туннель, где надолго обосновалось много народу. Когда через четверть часа мы вышли оттуда, то увидели перед собой еще дымящиеся развалины. Бомба попала в маленький ресторан. Никто не пострадал, но ресторан превратился в груду черепков битой посуды и обломков мебели. Владелец ресторана, его жена, повара и служанки -- все были в слезах. Что стало с их домом? Как они теперь будут жить? И вот привилегия власти -- я немедленно принял решение. На обратном пути в поезде я продиктовал письмо министру финансов, излагающее принцип, в силу которого все убытки от пожара, причиненного вражескими налетами, должно нести государство и компенсация должна немедленно и полностью выплачиваться. Таким образом, бремя не будет ложиться только на плечи тех, в чьи дома или помещения, в которых они работали, попали бомбы. Это бремя будет распределяться равномерно на всю страну. Кингсли Вуд был, естественно, несколько встревожен неопределенным характером этого обязательства. Но я упорно настаивал, и через две недели была разработана система страхования, которая впоследствии сыграла большую роль в наших делах. Сначала министерство полагало, что эта система приведет его к банкротству; однако после мая 1941 года, когда воздушные налеты прекратились на период более трех лет, в министерство стало притекать большое количество денег, и оно поняло, что план был предусмотрительным и мудрым. Однако в более поздний период войны, когда началось применение самолетов-снарядов и ракетных снарядов, сумма денег на этом счете уменьшилась и фактически было выплачено 830 миллионов. Я был этим очень доволен.

* * *

В тот период мы полагали, что Лондон будет постепенно и в скором времени превращен в груду развалин, за исключением прочных современных зданий. Я проявлял глубокое беспокойство о лондонцах, большая часть которых с риском для жизни оставалась там, где им приходилось быть. Число кирпичных и бетонных убежищ быстро росло. Метрополитен также представлял собой убежище для многих. Имелось несколько больших убежищ, и некоторые из них вмещали до семи тысяч человек. Люди располагались там каждую ночь с уверенностью, мало представляя себе, к чему могло бы привести прямое попадание в эти убежища. Я потребовал, чтобы в этих убежищах возможно быстрее были построены кирпичные траверсы.

На этой новой стадии войны стало необходимым добиваться максимальной производительности не только на заводах, но даже и в учреждениях Лондона, который подвергался частым бомбардировкам как днем, так и ночью. Сначала, когда сирены возвещали о тревоге, всех работавших в десятке министерств немедленно собирали и во что бы то ни стало вели в подвалы. Даже гордились тем, с какой эффективностью и тщательностью это делалось. Во многих случаях, однако, в налете участвовало всего лишь с полдюжины, а то и один самолет. Часто самолеты совсем не появлялись. Таким образом, небольшой воздушный налет мог привести к приостановке работы всего исполнительного и административного аппарата в Лондоне на целый час, а то и более.

Поэтому я предложил ввести еще одну степень -- "внимание", которая должна была начинаться по сигналу сирены, в отличие от степени "тревога", которая должна была объявляться, когда наблюдатели на крышах, или, как их называли, "Джим крау", сообщают о "неминуемой угрозе". Последнее должно было означать, что противник фактически над головой или где-то поблизости. В соответствии с этим были разработаны и планы. Чтобы заставить повиноваться жестким правилам, когда нам приходилось жить под угрозой неоднократных дневных налетов, я предложил каждую неделю учитывать число часов, проведенных работниками аппарата каждого министерства в убежищах.