Ореховый посох - Роберт Скотт

Гареку, конечно, было не совсем понятно, с чего это вдруг сероны стали сражаться с греттанами, если и тех и других специально послали, чтобы уничтожить их отряд. Возможно, Нераку безразлично, даже если они и поубивают друг друга. Видимо, он на всякий случай решил использовать всех сразу, чтобы нанести беглецам поистине смертоносный удар. А может, Нерак счел, что для него даже безопаснее, если, уничтожив Гилмора и его спутников, его верные слуги заодно истребят и друг друга?

Пробираясь по узкой извилистой тропе, Гарек снова вспомнил тот свой сон, в котором умирала земля Роны, превращаясь в безводную пустыню, а река Эстрад выглядела совершенно пересохшей и превратившейся в жалкий ручеек. Оставалось лишь надеяться, что это посланное Лессеком видение не означает неизбежного будущего. Потом Гарек вспомнил тех страшных призраков, что двигались меж деревьев в Запретном лесу, — тысячи бесплотных бессловесных душ, без малейшего усилия плывущих над землею, не касаясь ее. Кого или что искали эти мрачные духи? И что означало третье видение — та странная пара, те любовники, что так яростно совокуплялись на роскошном шерстяном ковре в королевских покоях Речного дворца? Гарек никак не мог понять, почему такая утонченная, такая прекрасная женщина захотела разделить ложе со звероподобным безумцем.

Если это действительно была последняя попытка продолжить род Грейслипов, то, возможно, где-нибудь в Роне и сейчас живет наследник элдарнского трона. Гарек пребывал в полной растерянности: почему Лессек показал это во сне именно ему? Неужели именно ему суждено отыскать нового законного правителя Элдарна и служить ему, оставшись в Роне, пока его друзья продолжают свой трудный поход на север? Но ведь на поиски этого прапраправнука короля Ремонда, рожденного неизвестной женщиной от безумного и умирающего принца, может потребоваться не одна сотня двоелуний.

Но если верно то, что Дравен, тогдашний правитель Малакасии, — не настоящий отец принца Марека, значит, и сам принц Марек, и его потомки не имели законного права на малакасийский трон, не говоря уж о том, чтобы править всем Элдарном. И возможно, его, Гарека, задача как раз в том, чтобы восстановить в Элдарне правление законного короля?

Гарек вдруг осознал, что и он, подобно Гилмору, слишком глубоко погрузился в свои мысли. Но, оглядев своих спутников, догадался, что и все остальные тоже, видно, пытаются решить для себя какие-то трудные и важные вопросы, встающие перед ними на этом опасном пути к северу.

Ущелье завершалось узкой горловиной, зажатой двумя массивными утесами, — здесь начинался перевал, который им предстояло преодолеть. Уже почти совсем стемнело, и Саллакс предложил прямо здесь разбить лагерь и поужинать теми жалкими остатками, которые им удалось сберечь. Пока остальные готовились к ночлегу, Гарек вернулся по своим следам назад, к скалистому выступу, с которого узкое ущелье отлично просматривалось в оба конца. Он также надеялся, что ему хватит света, чтобы успеть выследить и подстрелить какое-нибудь неосторожное животное, ищущее на ночь убежища в этом ущелье.

Но вскоре он уже ничего не мог разглядеть перед собой, так что об охоте и речи быть не могло. Пришлось возвращаться в лагерь с пустыми руками, усталым и голодным.

Версен старался хоть немного размять затекшие конечности, которые уже начинало сводить судорогой; они ехали без остановки весь день, так что усталость и напряжение сказывались весьма ощутимо. Сопровождавшие их сероны почти не обращали на них внимания, разве что следили за тем, чтобы они не останавливались. Карн ехал впереди, держа путь на юго-запад по узкой тропе, что вилась по холмам предгорий и вскоре должна была вывести их к Равенскому морю. Рала ехала следом за Карном, а за ней на Ренне — они с Брексан. Замыкал отряд тот серон со шрамом, Хаден. Если Карн и Рала хоть изредка переговаривались с помощью почти звериного ворчания, рычания и каких-то странных, но, похоже, человеческих слов, то Хаден за весь день не проронил ни звука.

В полдень они слегка перекусили, не слезая с коней, какой-то весьма неаппетитной рыбой и черствым хлебом, после чего им выдали по кусочку темпины, что было очень приятно. Версен долго потом пытался восстановить во рту приятный вкус этого плода, пахнущего апельсином. А вот Брексан, сидевшая у него за спиной, казалось, не испытывала особых страданий от долгого пути верхом и жалкой еды. Эта малакасийская женщина-воин и впрямь была отлично подготовлена, ибо за весь день ни разу даже не пожаловалась. Версена просто восхищала ее стойкость.

— Разве ты не устала? — спрашивал он, потряхивая затекшими руками и стараясь вернуть им чувствительность.

Брексан улыбнулась.

— Тридцать пять двоелуний я училась танцевать, бычок. У меня осанка куда лучше, чем у тебя.

— Но тело-то у тебя хоть немного болит от этой бесконечной тряски? Неужели даже ноги не устали?

— Если честно, то задница, по-моему, у меня отвалилась где-то по дороге еще авен назад! — усмехнувшись, призналась она.

Версен рассмеялся и тут же притих, потому что Карн сердито сверкнул глазами, оглянувшись на него. Чуть повернувшись назад, он шепнул Брексан:

— Я уверен, что какая-то ее часть все-таки осталась на месте.

— Спасибо, что не стал проверять, бычок, — тоже шепотом ответила Брексан. — Между прочим, насчет осанки я вовсе не шутила. Это действительно очень помогает.

Версен выпрямился и гордо расправил плечи.

— Ну, как?

— Неплохо. Из тебя получится отличный танцор.

Версен усмехнулся.

— Уроки танцев! Это только в Малакасии возможно. А в Роне детишки танцам учатся тайком — в подвалах или в амбарах, чтобы ваши оккупанты не заметили!

— Да ладно тебе, бычок. Никаких уроков танцев мне сроду никто не давал. — Брексан нахмурилась. — Просто я куда лучше езжу верхом, чем ты. — И почти сразу перестав хмуриться, она прибавила: — И не думай, что я с рождения только и мечтала, что об оккупации Роны; просто я с самого детства хотела солдатом стать. И в итоге со своим полком попала в Рону, что меня, кстати, совсем не радовало. Я и покинула полк без разрешения только потому, что поняла, насколько все это нечестно и несправедливо. И теперь в своей родной стране я считаюсь преступницей и буду незамедлительно казнена, если меня поймают. Так что будь, пожалуйста, со мной поласковее.

Версен, снова опустив плечи и наклонившись вперед, пробормотал только:

— Ладно, посадка у тебя действительно лучше, но верхом ты ездишь все-таки ничуть не лучше меня.

— А вот мы когда-нибудь это проверим. — Брексан сдаваться явно не собиралась.