Стервятники - Уилбур Смит

Шредер взглянул на Винсента.

— При первой же возможности я сообщу вам имя моего секунданта, — сказал он. — Обещаю дать вам удовлетворение, как только мы придем в порт.

Он встал и вышел из каюты. За его спиной слышался гул восклицаний и предположений, но алкоголь в нем смешался с гневом, и он начал опасаться, что сосуды у него на висках лопнут от напряжения.

Весь следующий день Шредер просидел в своей каюте, и слуга приносил ему еду. Он лежал на койке, как пострадавший в бою, и старался залечить страшную рану, нанесенную его гордости, и смягчить боль, вызванную потерей всего состояния. На второй день он вышел на палубу: «Золотой куст» шел левым галсом на запад-северо-запад и огибал выпяченную береговую линию Южной Африки.

Стоило Шредеру появился на палубе, как офицеры отвернулись и занялись отметками на курсовой карте, а капитан Левеллин поднес к глазу подзорную трубу и стал разглядывать голубые горы в северной части горизонта. Шредер принялся расхаживать вдоль борта, а офицеры продолжали старательно игнорировать его присутствие. Стюард, который обслуживал обед у капитана, разнес новость о предстоящей дуэли по всему кораблю, и экипаж посматривал на полковника с любопытством, но старался держаться от него подальше.

Полчаса спустя Шредер внезапно остановился перед вахтенным офицером и ни с того ни с сего спросил:

— Мистер Фаулер, не станете ли моим секундантом?

— Прошу прошения, полковник, но мистер Уинтертон мой друг. Прошу меня извинить.

На протяжении следующих дней Шредер обращался с этой просьбой ко всем офицерам по очереди, но неизменно получал холодный отказ. Изгнанный из общества и униженный, он бродил по палубе, как леопард, выслеживающий ночью добычу. Он постоянно колебался между раскаянием и горем из-за смерти Катинки и негодованием на капитана и офицеров, так с ним обращавшихся. Гнев его стал столь силен, что полковник едва его сдерживал.

На утро пятого дня, когда он расхаживал вдоль борта, окрик с марса вырвал его из тумана страдания. Когда капитан Левеллин подошел к наветренному борту и стал всматриваться на юго-запад, Шредер пошел за ним и остановился рядом.

Несколько мгновений он думал, что глаза его подвели, глядя на грозную стену туч, поднимавшуюся от горизонта до неба; туча неслась на них со скоростью лавины в темном ущелье.

— Вам лучше спуститься, полковник, — предостерег Левеллин. — Идет буря.

Шредер не обратил внимания на это предупреждение и остался у поручня, со страхом наблюдая за катящимися к ним тучами. На корабле начался аврал: все сворачивали паруса и разворачивали корабль, чтобы нос «Золотого куста» смотрел в бурю. Ветер налетел так быстро, что экипаж не успел выбрать шкоты бом-брам-стеньги и кливера.

Буря накинулась на «Золотой куст», ревя от ярости, и наклонила корабль так, что зеленая вода залила палубу по пояс человеку. Поток подхватил Шредера и мог бы унести за борт, если бы он не успел ухватиться за снасти.

Бом-брам-стеньга и кливер лопнули, словно сделанные из мокрого пергамента, и на полминуты корабль наполовину погрузился в воду. Море ворвалось в открытые люки, а снизу слышались грохот и треск: груз сместился, и некоторые переборки не выдержали. Кричали люди: кулеврины, сорванные с креплений, перекатывались по палубе и задевали моряков. Другие моряки, которых уносил поток, кричали, как погибшие души, падающие в ад. Воздух так заполнился белой пеной, что Шредеру показалось, что он тонет, хотя его лицо было выше воды. Его ослеплял белый туман.

«Золотой куст» медленно выпрямился под тяжестью окованного свинцом киля, но оснастка и такелаж корабля были разорваны в клочья и щелкали на ветру. Часть рей сломались и свисали, колотясь о мачты. Грузно накренившись под тяжестью попавшей в трюм воды, «Золотой куст» потерял всякое управление, его несло ветром.

Задыхаясь и отплевываясь, наглотавшийся воды и промерзший до костей Шредер с трудом дотащился до трапа наверх. Оттуда он зачарованно и с ужасом смотрел, как мир вокруг растворяется в серебряной пене и взбесившихся зеленых волнах, покрытых длинными полосами пены.

Двое суток ветер не прекращался ни на мгновение, а волны с каждым часом делались все выше, так что, казалось, они встают выше мачт, обрушиваясь на корабль. Полузатонувший корабль с трудом поднимался им навстречу, и волны с потоками пены били о палубу. Двое привязанных рулевых пытались удерживать корабль против ветра, но каждая волна перехлестывала через их головы. На второй день все на борту были совершенно истощены и близки к границам выносливости. Уснуть не было возможности, а питались лишь сухарями.

Левеллин привязался к грот-мачте и оттуда руководил усилиями матросов и офицеров в попытках сохранить жизнь кораблю. На палубе никто не мог стоять без поддержки, поэтому Левеллин не мог послать людей к помпам, но на орудийной палубе матросы с помощью вспомогательных насосов пытались откачать шесть футов воды в трюме. Но сколько они ни удаляли воду, море снова врывалось через разбитые орудийные порты и крышки люков.

Шторм гнал корабль с голыми мачтами, и земля с подветренного борта подступала все ближе, хотя рулевые силились отвести корабль от берега. К исходу второго дня из темноты послышался гром прибоя, словно грохот орудий; с каждым часом тревога нарастала: корабль несло на скалы.

На рассвете третьего дня сквозь туман и пену проступили темные угрожающие очертания земли, утесы и рваная береговая линия всего в лиге за движущимися горами серой яростной воды.

Шредер брел по палубе, цепляясь за мачты и снасти при каждой новой волне. Морская вода лилась ему с волос на лицо, заполняя рот и нос, когда он, задыхаясь, сказал Левеллину:

— Я знаю этот берег. Знаю, что там впереди.

— Нам нужно Божье благословение, чтобы удержаться на этом курсе, — крикнул Левеллин. — Ветер не выпускает нас из зубов.

— Тогда молитесь Всемогущему всем сердцем, капитан, потому что наше спасение всего в пяти лигах впереди, — закричал Шредер, смаргивая соленую воду из глаз.

— Откуда вы знаете?

— Я был здесь на берегу и проходил по местности. Знаю все изгибы. За этим мысом залив, который мы назвали Бычьим. Оказавшись в нем, корабль получит защиту от ветра: два высоких утеса защищают вход в широкую спокойную лагуну. Там нас не достанет даже такая буря.

— На моих картах нет никакой лагуны.

На лице Левеллина была смесь надежды и сомнения.

— Клянусь Иисусом, капитан, вы должны мне поверить! — крикнул Шредер. На море он был не в своей тарелке и испытывал страх.

— Сначала нужно обогнуть эти скалы, а уж потом мы сможем проверить, насколько надежна ваша память.