Далекие Шатры - Мэри Кайе

Объяснительное письмо было написано в течение часа и, по причине спешки и взвинченного состояния Аша, составлено не в самых деликатных выражениях. В коротких и резких, хотя и не откровенно грубых фразах сквозило плохо скрываемое раздражение на некомпетентного чиновника, которое глубоко оскорбило майора Спиллера и привело к непредвиденным последствиям. Но Аш не мог знать этого.

Он запечатал письмо в конверт вместе с бумагой, содержащей требования раджи, и снова сопроводил нарочного до границы. Возможно, на этот раз подобные предосторожности были излишними: раджа наверняка счел бы совершенно закономерным решение сахиба написать в политический департамент перед капитуляцией и вряд ли попытался бы задержать посыльного. Тем не менее Аш предпочел не рисковать; он смотрел вслед удаляющемуся всаднику, пока тот не скрылся из виду, и только потом повернул назад.

Аш прекрасно понимал, что следующий задуманный им ход является всего лишь блефом и что, если дело сорвется, последствия могут оказаться катастрофическими. Но он должен был рискнуть. Единственная альтернатива состояла в том, чтобы бросить Джали на произвол судьбы, которая будет ужасной, коли она останется в Бхитхоре незамужней, не имея никаких прав и привилегий сверх тех, какими наделена любая другая служанка в зенане Рунг-Махала. Аш даже не допускал такой мысли: перспектива оставить Джали здесь сама по себе ужасна, но перспектива оставить ее в столь тяжелых обстоятельствах поистине чудовищна, и он сделает все возможное, чтобы она осталась здесь в качестве рани Бхитхора. Это самое большее, что он в силах сделать для нее сейчас.

Он прождал два дня, давая нарочному время добраться до майора Спиллера, а на третий попросил об очередной аудиенции, чтобы посоветовать радже не тешиться призрачными надеждами и дать ему последний шанс отказаться от своих требований. Получив согласие на встречу, Аш отправился в Рунг-Махал в сопровождении Мулраджа и небольшого эскорта и был принят в уединенных покоях дворца раджой, полудюжиной советников и несколькими придворными из числа любимцев.

Разговор получился коротким: если не считать обычного обмена любезностями, Аш высказался лишь дважды, а раджа всего один раз, и оба ограничились несколькими словами. Аш осведомился, не пересмотрел ли раджа свои требования и не готов ли принять изначальные условия, о которых его представители договорились в Каридкоте с махараджей, а раджа ответил, что не собирается ничего пересматривать и считает свои требования справедливыми и в высшей степени разумными. Правитель Бхитхора говорил высокомерным и презрительным тоном, и когда по подсказке своего злого гения он улыбнулся, внимательно наблюдавшие за ним советники, последовав примеру своего господина, заухмылялись, а несколько самых льстивых придворных громко захихикали. Но больше в тот день никому из них не пришлось улыбаться.

– В таком случае, – резко заявил Аш, – у нас нет иного выбора, кроме как свернуть лагерь и передать дело на рассмотрение правительства Индии. Всего вам доброго, раджа-сахиб.

Он коротко поклонился, повернулся кругом и вышел прочь.

Мулрадж со смиренным видом последовал за ним, но они не успели уйти далеко, когда их догнал запыхавшийся советник, посланный первым министром. Первый министр, сказал советник, очень хочет побеседовать с ними наедине и просит их уделить ему несколько минут. Отказываться не имело смысла. Они вернулись и застали министра в маленькой передней по соседству с покоем, который они столь бесцеремонно покинули пару минут назад.

Первый министр рассыпался в извинениях за «прискорбное недоразумение» и принялся настойчиво угощать их фруктами и сластями, продолжая говорить без умолку. Но вскоре стало ясно, что он не может предложить ничего нового в смысле уступок и не может ничего добавить к бесконечным – и неубедительным – объяснениям, которые излагал прежде от лица раджи. Он просто пел старую песню, уже давно набившую оскомину, повторяя прежние доводы в оправдание требований своего господина. Наконец у Аша иссякли скудные остатки терпения, и он пресек сей поток красноречия, резко заявив, что, если у первого министра есть какие-нибудь новые предложения, они готовы его выслушать, в противном же случае они просто напрасно тратят свое и его время и желали бы откланяться.

Похоже, первому министру крайне не хотелось отпускать их, но они не собирались задерживаться дольше, и после пространных изъявлений глубокого сожаления он самолично проводил гостей до ворот, ведущих в наружный двор, где оставался и продолжал разговор с ними, пока слуга ходил за их лошадьми и их охранниками, которых пригласили в гости солдаты дворцовой стражи. Таким образом, они покинули Рунг-Махал спустя почти час после расставания с раджой, и, когда они проехали мимо часовых, Мулрадж задумчиво проговорил:

– Ну и зачем все это понадобилось? Старому негодяю было нечего нам сказать, и сегодня впервые дворцовые стражники оказали гостеприимство моим людям. Как по-вашему, что они надеются выиграть от этого?

– Время, – коротко ответил Аш.

– Да это-то понятно. Старый лис задержал нас своей болтовней почти на час, а потом слуга так долго ходил за нашими людьми и лошадьми, что я не удивился бы, узнав, что он заснул по дороге. Они хотели оттянуть наш отъезд – и преуспели в своем намерении. Но зачем? С какой целью?

Это они узнали через десять минут после того, как выехали за пределы города.

Раджа действовал весьма быстро: в двух фортах, утром занятых лишь несколькими часовыми, появилось множество артиллеристов, которые сновали по стенам и стояли навытяжку возле орудий. Это зрелище не могло ускользнуть от внимания представителей Каридкота, возвращавшихся в лагерь, и должно было указать им на уязвимость и беззащитность их собственной позиции перед лицом столь грозной силы.

В лагере уже заметили происходящее, и кучки обеспокоенных мужчин, обычно спавших в тени после полудня, стояли на ослепительном солнце, пристально вглядываясь в форты и строя догадки о причинах сей зловещей демонстрации силы. Десятки предположений, одно тревожнее другого, передавались из палатки в палатку, и вскоре прошел слух, что раджа собирается открыть огонь по лагерю с намерением перебить всех и завладеть деньгами и ценностями, привезенными из Каридкота.

Ко времени возвращения Аша и Мулраджа паника распространилась по лагерю со скоростью ураганного ветра, и только решительные действия Мулраджа, приказавшего лучшим своим людям навести порядок с помощью копий, мушкетов и латхи, предотвратили мятеж. Но ситуация, бесспорно, была исключительно неприятной, и через час после своего возвращения Аш отправил во дворец очередное послание с просьбой принять его завтра – на сей раз в зале для официальных приемов.

– Зачем посылать во дворец так скоро? – негодовал Мулрадж, который, если бы у него спросили совета, предпочел бы сохранить лицо, возможно дольше игнорируя угрозу. – Разве мы не могли подождать хотя бы до завтра, прежде чем просить этого… этого обманщика об аудиенции? Теперь все подумают, будто он своими пушками поверг нас в такой ужас, что мы не посмели ждать ни минуты из страха, как бы он не открыл огонь.

– В таком случае их ждет разочарование, – сердито сказал Аш, которому с каждым часом становилось все труднее сохранять самообладание. – Пусть думают что угодно. Но мы уже прождали слишком много времени, и больше я не намерен ждать.

– Я бы премного порадовался такой новости, – вздохнул Кака-джи, – если бы мы могли хоть что-нибудь сказать радже. Но что еще можно сказать?

– Очень многое, что следовало бы сказать давным-давно, – коротко ответил Аш. – И я надеюсь, состояние здоровья позволит вам присоединиться к нам завтра, чтобы вы тоже могли все услышать.

Они все присоединились к нему – не только Кака-джи, но и все, кто присутствовал на первом приеме. На сей раз они попросили позволения прибыть в городской дворец ближе к вечеру. Они отправились туда во всем блеске лучших своих нарядов и в сопровождении тридцати копьеносцев в роскошном обмундировании. И хотя термометр в палатке по-прежнему показывал сорок три градуса, сам Аш облачился в полную парадную форму, чтобы проехать со спутниками по нестерпимой жаре в Рунг-Махал, где делегацию встретил мелкий дворцовый чиновник и провел в зал для официальных приемов. Здесь, как и в первый раз, гостей ждал весь двор, рассевшись тесными рядами между расписными арками.

Сегодня наружные арки с наветренной стороны были завешены циновками, а с противоположной – тростниковыми чиками, которые, способствуя понижению температуры воздуха почти до прохлады, погружали Диван-и-Ам в тенистый сумрак, казавшийся еще гуще после яркого солнца снаружи. Но даже в этом сплетении теней и света Аш различил на лицах всех присутствующих самодовольно-выжидательное выражение, порой с оттенком презрения, и сразу понял, что все они с уверенностью рассчитывают стать свидетелями публичного унижения каридкотских эмиссаров и глупого молодого сахиба, выступающего от их лица, и восхититься ловкостью, с какой хитрый правитель Бхитхора разыграл свои карты и одурачил злополучных гостей. Какая жалость, сардонически подумал Аш, что им придется разочароваться и в том и в другом отношении. Он пренебрег любезными приветствиями, комплиментами и неискренними изъявлениями взаимного уважения и расположения, которые занимали уйму времени, и сразу приступил к делу.