Чемпионы Темных Богов - Джон Френч

Остальные жаровни свалились на пол во взрывах искр и треснувшего камня. Астреос разумом поймал несколько цепей, прежде чем те успели коснуться земли. В воздухе замерцали морозные кристаллики. Цепи свились вокруг алебарды Серого Рыцаря, и поползи по его рукам. Железо раскалилось от жара. Астреос увидел, как секундой позже разум воина начал реагировать. Пылающий конец цепи пробил красную кристаллическую линзу и сквозь глаз проник в мозг Серого Рыцаря. Воин упал, и кровь, брызнувшая на горящие звенья цепи, обратилась в пар.

Три оставшихся Серых Рыцаря, как один, подняли штурм-болтеры и открыли огонь. Астреос подпрыгнул. Сквозь мышцы и ткани потек варп. Спину окатило осколками и жаром, когда он приземлился и развернулся. От него брызнула горящая кровь. Его разум натянул цепи, и алебарда вырвалась из хватки мертвого рыцаря. Оружие завращалось, став пятном вокруг пылающей фигуры Астреоса. Троица Серых Рыцарей высвободила молнию. Разум Астреоса поймал потрескивающую дугу, едва та успела сформироваться, и стер ее из бытия. Молния испарилась.

Астреос рывком схватил алебарду. Оружие было холодным, его психоактивное ядро безмолвствовало, но оно все еще оставалось острым. Он ударил первого из Серых Рыцарей в шлем, но тот чуть отвернул голову за мгновение до того, как лезвие успело настигнуть его. Острие ударило в лобовую пластину, прогрызлось вверх и впилось в верхнюю часть шлема. Цепь с клинком дернулись назад, оторвав лицевую пластину. Астреос заметил темные глаза на изрытом шрамами лице и на секунду запнулся, вновь вспомнив крепость своего ордена, осыпающуюся в огонь.

Серый Рыцарь сорвал с головы остатки поломанного шлема.

Воздух вокруг Астреоса замерцал, истекая жидким светом и цветами. Он услышал, как трещат звуки, словно горящие листы пергамента. Громче, но будто издалека, донеслись голоса Кадара, Тидиаса и Кадина, перекрикивающие небеса, которые обрушивались в огонь прошлого, что было уже не изменить.

Огонь из его воспоминания сформировался в воздухе, с черными языками и красным сердцем. Пламя рвануло в Серых Рыцарей, расширяясь в полете, и поглотило их. Астреос почувствовал, как из его рта вырывается бессловесный крик.

Огонь погас. Астреос услышал, как победный крик умирает на устах. Серые Рыцари выступили из пламени, на их серебряных доспехах расцвели красные пятна и черные полосы от пламени, впитавшегося в них, словно вода в песок. Воины двигались медленно, как будто шагали в ином временном измерении. Их золотые ауры стекались вместе и накладывались, становясь единым целым. Астреос почувствовал, как к горлу подступает воздух из легких. Вращающиеся цепи и алебарда двигались, словно в замедленном показе.

Вокруг Серых Рыцарей развернулись золотые крылья, вначале пара, затем все больше и больше. Астреос наблюдал за тем, как их очертания разрастаются в неспешных срезах секунд. Это была мысленная форма, проекция разума на материю варпа, но она не походила ни на что из виденного им прежде. Это был не один разум, но много, сила и воля трех Серых Рыцарей, объединенные и гармонизированные. Увидев это, Астреос понял, что в его голове крутится лишь одна мысль об идее, что была древней еще до того, как покорили сами звезды.

«Ангел, — подумал он, — ангел казни».

В ушах зазвенела протяжная высокая нота.

Время в настоящем мире остановилось. Зал размылся до границ зрения, и на его место пришел варп, более реальный, чем сама реальность.

Мысленная форма Серых Рыцарей задрожала, на ее краях вспыхнул белый свет.

В его разум полились голоса, как старые, так и новые.

«Мы сотворены не своей кровью, — произнес голос в самом центре его мыслей. Он был холодным, спокойным, словно стальной клинок. Голос был ему хорошо знаком, и все же он казался странным, как будто принадлежал кому-то другому. Это был голос самого Астреоса, говоривший из его прошлого. — Мы сотворены своими клятвами».

Разум Астреоса поднялся в варп. Мысленная форма ангела ринулась на него.

Мысленная форма Астреоса на лету приняла очертания. Мгновение она выглядела как тень птицы, ее клюв и глаза — сполох холодного света. Затем мимолетная тьма растаяла. В варпе вытянулось змеевидное тело из дыма и огненного свечения. Замерцав, возникла чешуя из серебристого льда. За удлиненной змеиной головой раскинулись крылья из кости и огня.

«Но даже если все они нарушены, одна клятва останется навсегда».

Астреос взревел, и спускающегося ангела поприветствовало пламя.

«Клятва не сдаваться».

Пламя взорвалось на золотых крыльях и взвихрилось переливающимися спиралями.

«Стоять до конца».

Ангел нанес удар.

Мысленная форма Астреоса раскололась.

Воины Рубрики разом открыли огонь. Среди мчавшихся на Аримана Серых Рыцарей взорвалось растекающееся синее пламя. Огонь побежал сквозь их ряды, пылая раскаленной белизной под непрерывным шквалом снарядов Рубрики. Ариман вознесся в сверкающий от жара воздух. Зал Атенея у него за спиной взревел от усиливающегося ада.

Аримана захлестнул варповской огонь. Он почувствовал, как тот прокатывается по доспехам и коже. Почувствовал, как извиваются вырезанные на броне руны, почувствовал, как внутри плоти содрогаются кости. Его разум покинул тело, сгорая и тая, словно восковый шар в домне. Шквальный ветер затрепал окровавленный шелк одеяний, когда огонь охватил Аримана целиком. На его теле свились языки пламени, хлестнув по обрубку руки и порезам на плоти. В ранах вздулась плоть, а затем поверх них, будто жидкость, растеклись доспехи. Казалось, он как будто вынырнул на поверхность озера после того, как едва не захлебнулся. В разуме клубились ощущения и свет, а границы его мыслей пощипывал варповской огонь. Часть его просто хотела позволить ему пройти сквозь себя, позволить течениям подхватить его. Из горящего зала вырвались звуки, нашептывавшие голосами давно потерянных друзей и мертвых братьев.

— Слушай нас, — говорили они. — Слушай нас, и мы поведаем тебе о том, что было и что будет.

Ариман подавил инстинкт, заперев его глубоко внутри себя. Сейчас ему требовалось спокойствие. Оно пришло, и Азек почувствовал, как его разум растекается по эфиру. Образы мыслей умножились. Он взглянул на заново отросшую руку, когда над ней снова затвердели доспехи. Он поднес пальцы ко рту, и утер с губ чуть запекшуюся кровь.

Рубрика строевым шагом выступила из огня перед дверью, их синие доспехи стали черными в резком освещении. Ариман потянулся мыслью и поднял безвольное тело Санахта вместе с собой в воздух.

Из горящего коридора позади Аримана вырвались почерневшие от копоти фигуры. Он почувствовал, как клинок Кендриона рассек воина Рубрики. Разбитые доспехи упали на пол. Мысли Аримана ужалил пронзительный вопль. Доспехи начали содрогаться и рассыпаться серым прахом.

Остальная Рубрика одновременно развернулась и перевела огонь на Кендриона, но он уже пришел в движение, разрубив еще двоих. Ариман увидел, как за воином из огня выбежал Издубар, а за ним новые Серые Рыцари.

Ариман потянулся разумом и рывком протащил воинов Рубрики и Санахта в зал Атенея. Серые Рыцари бросились следом, но Азек захлопнул бронзовые двери. Их края загорелись, сплавляясь с камнем. Рубрика с лязгом врезалась в объятый пламенем пол. Он повернулся к Санахту, все еще удерживаемому его волей над полом.

Кожа мечника стала белой, но его глаза оставались открытыми. Позади него, в центре зала, ревел, всасывая в себя воздух, столб сине-золотого пламени. Своим разумом Ариман не видел ничего, кроме ярящейся бесконечности знания, что изливалась из варпа в реальность, ища для себя сосуд.

— Атеней — это не книга, брат, — произнес Ариман, его настоящий голос поднялся над ревущим ветром. — Связью с Магнусом были не книги Калимака, но сам Калимак. Это река знания, что постоянно ищет путь в наш мир. Она поглощает всякого, кто окунает свой разум в ее воды. Но, возможно, сын Магнуса сможет оказаться достаточно крепким сосудом, чтобы продержаться дольше. Это — судьба, которую ты навлек на себя предательством. Ты станешь Атенеем, брат мой.

— Как всегда поучаешь, — оскалился Санахт. Он начал смеяться. — Все, что ты бы ни пытался сделать, потерпит крах, Ариман. То, что ты не понимаешь причины, делает тебя еще большим глупцом.

Мышцы в челюсти Аримана напряглись.

Смех умер в горле Санахта.

— Только не говори, что тебе жаль, — произнес он.

Ариман покачал головой.

— Ты даже не представляешь, насколько, — сказал Ариман и мыслью отправил своего брата в огонь.

Приближаясь к Аполлонии, имперский флот рассредоточивался. Десятки кораблей взвихрили пустоту, выпрыгнув из варпа. Большинство были военными судами, вызванными властью Инквизиции. Для этой задачи они взяли новые названия, названия, что говорили об их конечном намерении. «Желание очищения», «Седьмое правосудие», «Ответ проклятью»: если они переживут это сражение, их команды предадут огню, а корпусы заново освятят под старыми названиями. Но пока они действовали только в качестве инструментов правосудия Инквизиции.