Оникромос - Павел Матушек

тени. Это открытие неожиданно улучшило его настроение, как будто он вдруг нашел неопровержимое доказательство того, что все странное, зловещее, неоднозначное и опасное на самом деле – всего лишь хитрый обман. Он встал, выпрямился и улыбнулся Сихамур. Улыбка застыла на его губах.

Судя по длине стекающих струек крови, женщина держала окровавленную руку на камне уже несколько долгих минут. Она неподвижно стояла, опираясь о валун, и пронизывала Баркельби пристальным взглядом. Под напором этого взгляда он чувствовал себя совершенно беззащитным, голым, потерянным. Он собрался с духом и взглянул ей в глаза. Ледяной порыв ветра заморозил его изнутри. Нечто смотрело ее глазами. Нечто глядело сквозь слезы.

– Я очень тебя люблю, – сказала она. – Что бы ни случилось, ты должен помнить об этом. Обещай, что никогда не забудешь.

– Сихамур…

– Обещай мне! – крикнула она.

– Обещаю, обещаю, – произнес он срывающимся голосом. – Но почему? Что происходит? Почему мне?..

– Керратос и Зерготт сдержали свое слово, а ты, ты, мой милый, надеюсь, сделаешь то, что нужно. Ты любишь меня?

Баркельби почувствовал, как на щеках выступили слезы. Он протянул руку, но у него не хватило смелости прикоснуться к Сихамур.

– Как ты можешь спрашивать?

Его душили рыдания.

– Я немного боюсь… – прошептала она.

Баркельби вытер слезы и сказал как можно спокойнее:

– Пойдем со мной, сядем в вездеход и уедем отсюда. Ты просто ударилась головой, ничего страшного, правда, мы же можем…

– Нет. Так надо. Я должна это сделать. И для тебя тоже, потому что я люблю тебя, хотя ты слеп и глух. Видишь?!

– Что?

Она не ответила. Нечто, смотревшее ее глазами, взглянуло наверх. Стемнело, словно грозовая туча заслонила солнце. Баркельби поднял голову и увидел то, что затмило свет анафериканского солнца. Оно пульсировало в небе и напоминало черный бархатистый медузообразный мешок, расщепляющий реальность на бесчисленные слои, переливающиеся чужими измерениями. Баркельби почувствовал, что присутствие этой формы пробуждает базальтового Левиафана, растянувшегося на многие сотни миль, погруженного в океан магмы, глубоко под землей. Каким-то образом он услышал сейсмическое тиканье базальтовых жил, запускающих древние механизмы, и понял, что колосс перемещается, настраивается, точно занимает позицию. А потом пульсирующая в небе форма свернулась, сжалась, всосала весь свет и стала объектом, висящим в воздухе в кубической пещере.

Баркельби смотрел на этот объект и всхлипывал, вдыхая кислый смрад блевотины. Щека горела от боли.

«Нихрена не стоят эти твои обещания, понимаешь? И после всего этого ты по-прежнему не можешь вызвать все воспоминания».

– Я не хочу вспоминать. Это слишком больно.

«Хорошо хоть, что теперь ты это понимаешь».

– Я не знаю, что делать. Ты отнял у меня иллюзии, благодаря которым я мог жить. И что теперь? Я получу что-нибудь взамен? Хоть что-нибудь. То, что поможет мне.

«О, да. Последнее воспоминание».

– У меня больше нет ничего, ты можешь использовать. Ты лишил меня всего. Я устал. Я хочу уснуть, навсегда.

«Ты помнишь, почему отверг предложение работы в Молаке?»

– Они меня бесят, проклятые лицемеры…

«Ты мог бы спокойно жить в Локудоне, а ты попросил новое назначение в часть в Боззокане».

– Только там я мог обманывать себя тем, что по-прежнему рядом с ней.

«Да, в некотором смысле это потрясающе. Ты открыл свою собственную форму существования. Ты перестроил себя с помощью фальшивых воспоминаний и жил в пузыре безопасных и успешных иллюзий, и несмотря на это, тебя по-прежнему влекла правда. Но ты старался не замечать ее. Когда тебе разрешили вернуться в Боззокан, я подумал, что нужно не так уж много, чтобы этот твой иллюзорный домик из лжи рухнул под собственной тяжестью. Я просто ждал подходящей возможности – чего-то такого, из-за чего ты окажешься в безвыходном положении, в ситуации, когда тебе самому придется раскрыть правду перед собой. И тогда случился Гебельтер».

Баркельби вздрогнул.

– Ты же не серьезно, я едва выжил, и это не имеет ничего общего с…

«Я настоял, чтобы они отправили тебя туда. Я был уверен, что это наконец-то сработает. Но ничего не вышло. Мало того, что тебе удалось выбраться оттуда, так еще ты ловко манипулировал этим воспоминанием, чтобы в нем не осталось ничего, что бы заставляло задуматься. Настоящий виртуоз. Если бы я захотел проявить вежливость, я бы сказал, что даже немного восхищаюсь этой теневой частью твоей личности, которая отвечает за подобные хитрые махинации. Она находчивая, креативная, гибкая и мгновенно приспосабливается к ситуации. Ну да ладно, я умнее тебя. Я привел тебя сюда и разобрал воспоминание за воспоминанием. Ты просто висишь на волоске, и тебе некуда бежать. Это не займет много времени».

Баркельби тяжело вздохнул и сказал:

– Ну и хорошо. Действуй же наконец. Сколько можно ждать?

Ему понравилось то, что он услышал в собственном голосе.

«Кто это сказал?»

– Я! Никого другого здесь нет.

«Посмотрим. Видишь?»

– Да.

Искусственная бетонная равнина пустой взлетно-посадочной полосы, на которую Баркельби спрыгнул с палубы воздухоплавательной лодки, переливалась металлическим блеском в лучах утреннего солнца. Она служила границей, отделявшей полуостров Гебельтер – крошечные, но стратегически важные территории, принадлежащие Матери Императрице – от территорий, которыми владел Троох, то есть, по большому счету, от всей западной части Енеропы. Вдоль аэродрома тянулась широкая полоса ничейной земли, пугающая подтопленными руинами рухнувших зданий и грудами обломков, на которых ничего не желало расти. А за ними, там, где уже поднимались пологие холмы континента, покрытые сочно-зеленой травой и низкими деревцами, просматривались редкие очертания огромных угловатых башен, которые неторопливо проплывали в полупрозрачном тумане. Это, вероятно, были те самые Башенные Скарабеи, то есть мощные, темно-графитовые формики Трооха, которые вот уже много лет отстраивают в Енеропе сложную, гигантскую структуру, уходящую глубоко под поверхность земли, которая с каждым днем все основательнее преобразует реальность населяющих ее людей. Благодаря им человечество переходит к жизни в лабиринтах фрактальных сооружений, которые спонтанно разрастаются внутри полых, шестиугольных колонн, создают собственную гравитацию и вертикально висят над бездонной пропастью, мерцающей метафорическим светом, превращающим материю в нечто, для чего в этом мире пока нет названия. Баркельби слышал об этом много странных историй, но впервые ему довелось увидеть земли Трооха своими глазами, поэтому он рассматривал пейзаж с большим любопытством. К сожалению, туман сильно мешал наблюдению, и вскоре Баркельби потерял интерес. Разочарованный, он повернулся в противоположную сторону.

Баркельби кинул взгляд на город и обширную гавань. Когда-то здесь повсюду суетились люди, но теперь безраздельно правили стаи диких обезьян. Колючие кусты росли из разбитых окон, высокая трава колыхалась на крышах башен, а по стенам взбирались цепкие лианы. Вода в порту была зеленой от водорослей.