ВПЗР: Великие писатели Земли Русской - Игорь Николаевич Свинаренко

– Как с обычной девушкой.

– Она и есть обычная хорошая девушка.

– А, понял, это когда ты Березе делал избирательную кампанию!

– Нет, самое смешное, что я с Березой познакомился не через Лену. Я когда приехал к нему на дачу, обсуждать его участие в выборах, в комнату заходит Лена (с которой мы два часа назад расстались в «Маяке») и, хлопнув меня по плечу, говорит: «Привет, Орлуша!» И Боря говорит: «Да, похоже, олигарх не ошибся в выборе мастера черного пиара».

– Вот ты написал очень пафосный стих, клеймящий педофилов, – а сам совратил малолетнюю, дочку нашего общего знакомого N.

– Ну, это другое. Никто ж не татуирует возраст на лбу… Девица выпивает, сидя у меня на коленях – я ж не зверь какой-то… К тому же роман с той дочкой закончился в дофизической фазе… У меня это бывает: ухаживания, цветы, стихи, песни и прочая ерунда – а до физической фазы не доходит. Она необязательна. Другое дело, что у мужчин есть очень неудобная вещь – механическая возбудимость. Поэтому я б запретил бабам ходить по улицам с голым пупком.

– Вот ты говоришь про нефизические романы; а зачем они тебе?

– Это накачивание себя. Я люблю состояние влюбленности. В нем у меня нет тоски и вытья на луну, а есть состояние кайфа. Это достаточно наркотично. Типа амфетамина, назовем это так. Вот и то, что я называю дешевой популярностью. Я могу часами играть с детьми, чтоб они кричали: «Дядя Орлов, ты наш кумир!» Быть маленьким богом для компании детей на даче…

Шизофрения

– И все-таки скажи серьезно: поэт, он что, он как – бросает послание в вечность, чтоб приобрести бессмертие?

– Да нет, я же объяснял, у меня другое: подтвердить статус доминирующего самца в малых женских группах. Вот и всё…

– То, что ты начал self-promotion выходом в интернет – это был просчитанный шаг? Ты же все-таки занимался пиаром и тут, наверно, все продумал.

– Не так. Я просто выложил стихи в интернет, на сайт litprom.com, чтоб они не пропали. Я время от времени лишаюсь (или лишаю себя) не только денег, но и вещей, компьютеров… на дисках которых записаны мои тексты. И вот чтоб они не пропали, я их выложил. Я ведь деструктивен…

– А почему – деструктивность? Потому что ты хиппи? Или ты в хиппи попал на почве деструктивности?

– Не знаю… Это у меня просто неуважение к материальному.

– Чисто русская вещь.

– А, как в анекдоте про хрустальные шары?

– Ну типа. Так что твоя деструктивность? Расскажи про нее!

– У меня совершенно нет страха перед отсутствием денег. Мне не нужно положение в обществе. Мне достаточно популярности в узком кругу друзей. Когда я имею успех за столом, в обществе товарищей и незнакомых баб, в мою кровь выплескиваются гормоны удовольствия. Лидерство за столом мне больше нравится, чем деньги. Я и без денег получаю положение доминирующего самца в малой группе. Мне нужно показать, что все бабы мои, и у меня это получается – в том числе в присутствии олигархов. Я принципиально асоциален. Попытки как-то исправить были. К примеру, я когда-то женился – хотел быть как все, ведь надо же, думал я, достигать какого-то социального статуса. А то у тебя что-то не так. Это как у девушки не растет грудь… Но потом страх быть не как все ушел, я понял, что семейная жизнь мне этого ничего не дает. Я развелся. Сейчас Галя, моя бывшая жена, зовет меня в Массандру, расписывать ей снаружи дом. Я всегда мечтал иметь дом в Крыму…

– И теперь твоя мечта частично сбылась, да.

– Да, свой дом – это, кажется, не мое. Я давно заметил: как только начинаю приближаться к формальному успеху, тут же начинаю чувствовать себя неловко. Это что-то странное… У мамы есть легенда про цыгана в нашем роду. Может, именно отсюда моя склонность к эскапизму – я могу вылезть в окно и пропасть на два месяца. Я не люблю получать письма, не общаюсь с родственниками. Когда-то я думал про себя плохо, а потом понял, что я просто такой и должен себя принять. При этом я отдаю себе отчет в том, что я – пьяница, алкоголик, придурок и бабник. Да, думаю, что я алкоголик и шизофреник; мне нравится такой диагноз. Вполне возможно, что у Достоевского и у меня – один и тот же ген шизофрении. Почему я поставил себе именно такой диагноз? Потому что я совершенно точно ненормальный, но, с другой стороны, у меня нет мании преследования, нет суицидальности. У меня всегда хорошее настроение, независимо от того, ночую ли я в отеле Martinez в Cannes – или на автовокзале в Ялте. А что у меня нет Audi-8, как у других, – так это мне по херу. Я вообще достаточно удобно с собой живу. Я не считаю отрицательными качествами то, что я не умею водить машину, что я курю, пью, что я не всегда обязателен. Эйнштейн был рассеянным и не всегда узнавал свою секретаршу. А Орлов пропил мозги и [тоже] не узнает свою секретаршу. Я считаю себя одним из великих людей своего времени, и у меня есть тому доказательства… Это не мания величия, а некое осознание своей уникальности, как бы глупо и по-хамски это не звучало.

– Ну а что? Ты вот прославился как поэт.

– Странно, почему ты меня называешь поэтом? Потому что я пишу стихи? Если б я хотел быть поэтом, то лег бы на сайт «Русская поэзия точка ру». Я не поэт, я падонок, который пишет стихи. В свое время я обманул «МК», и все тогда подумали, что я журналист. Потом я обманул рекламный рынок, и меня считали рекламщиком… Я в фильмах «Афера» и «Блеф» ассоциирую себя не с ментами, а с аферистами. Это, в принципе, всё аферы. Сварщик я не настоящий, журналист не настоящий, и при этом… Понимаешь, какая история: я не был мушкетером, но фехтовал лучше д’Артаньяна…

Виктор Пелевин: «Нужно всего 2000 иероглифов»

Его книжки – популярные и в то же время неглупые. Это редкость. Вот за что я люблю этого автора. Я давно заготовил начало текста про Пелевина. Оно такое: «Встречаемся мы с Пелевиным, и я говорю: “Вот, Витя, смотри. Я – член Союза писателей. А ты кто?” Пелевин отвечает: “…”».

Мне казалось, что б он ни сказал – все будет хорошо. Ответ будет точно ведь неожиданный. Так оно и вышло. Встретились мы как-то, я выдаю ему эту домашнюю заготовку. Далее по