Око Судии - Р. Скотт Бэккер

— Только не надо так низко наклоняться, — сказал он, кивнув на Хору, по-прежнему спрятанную у нее за пазухой.

Устроив Ахкеймиона поудобнее, она села поодаль и достала Хору, влажно впечатавшуюся в ее грудь. Хотя Мимара уже начала привыкать к ее непонятному присутствию, держать ее в руке было странно. Казалось, волнует не сама «безделушка», а весь тварный мир вокруг нее. Непонятно было, почему эта вещь так завладела ею. «Слеза» так и дышала проклятием. Она таила в себе гибель самого сокровенного желания Мимары, то, чего Мимара должна была страшиться более всего, с тех пор как начала практиковаться в заклинаниях. То, что чуть не убило Ахкеймиона.

Свет Суриллической Точки не касался Хоры, вещественный образ которой будто оскорблял глаз. Хора была подобна комочку тени в ладони, ее железные обводы, вязь древнего письма освещались лишь темно-красным сиянием, которое просачивалось через щель входа. Казалось, что «безделушка» мыслит и негодует. Запредельная сила ее Метки казалась не меньшим святотатством. Мимара с трудом могла сосредоточиться, когда смотрела взглядом Немногих. Хора как будто ускользала из поля зрения и мысли каждый раз, когда Мимара концентрировала на ней внимание.

Но она продолжала упорно смотреть, как мальчишка, разглядывающий диковинного жука. Приглушенные голоса дрожали, долетая в обрамлении ветра. Слышно было, как несколько человек молотками выбивают драконьи зубы — охотничьи инстинкты не покидали скальперов даже на пороге гибели. Краем глаза Мимара видела распростертого на земле волшебника.

Дрожь пауком бежала от ладони к сердцу и к горлу, покалывая кожу. Мимара не отрывала взгляда от Хоры, сосредотачивая дыхание и все свое существо на идущем от нее бестелесном ужасе, словно с его помощью умерщвляла душу, как схизматики умерщвляют плоть хлыстами и гвоздями. Мимара плыла в пространстве, и едкий пот струйками стекал у нее со лба.

Начиналась мука. Страдание…

Поначалу это было как трогать сильный ушиб, и Мимара упивалась странной приторной сладостью этого саднящего чувства. Но ощущение прояснялось, превращалось в ноющую боль, которая нагнеталась, вспыхивая острой резью, как будто зубы кусают изнутри щеку. Боль нарастала и расходилась волнами. Застучали молотки, тело протестовало до самых внутренностей, при воспоминании о струпьях соли подступала тошнота. Воплощенная пустота… Мимара держала в руке, прикрыв сверху второй ладонью, неуловимую пустоту, которая разбрасывала вокруг нее иглы, миллион терзающих жал.

Мимара сплюнула сквозь зубы, оскалилась, как умирающая обезьяна. Тоска терзала ее, глубокая, как морская пучина, но крохотный, нетронутый уголок сознания продолжал помнить о лежащем где-то рядом волшебнике и видел, что Ахкеймион — тот же, но все же преображенный; старый больной человек — и безжизненное тело, горящее в огне проклятия…

Око Судии открылось…

Мимара чувствовала, как оно выглядывает через ее обычные глаза, рвется наружу, сминает и отбрасывает мучительную боль, как истлевшую одежду, сдувает со зрения налет материальности, извлекает на свет идеи святости и греха. Со сверхъестественным сосредоточением оно вглядывается в ничто, струящееся с ее ладони…

И вдруг, невероятно, неведомо как, — проникает туда.

Мимара сперва слабо пытается сопротивляться. Лицо и плечи откидываются назад под теплым ветерком, нежным дуновением, предвестником летнего дождя. И она видит ее воочию, эту светящуюся белую точку, ясность, льющуюся из провала, который окутывает тьмой ее сжатую руку. Возносится голос, без слов и звука, убаюкивающий, исполненный сострадания; свет разгорался, выжигал бездну в пыль, заставляя ее съежиться до тонкой оболочки, обманчивой и несуществующей, и сияли слава и величие, лучезарные и ослепительные…

И она держит все это… Мимара держит ее в руке!

Слезу Господню.

Сквозь мистический холод поющего ветра она расслышала:

— Мимара?

Она сидела скорчившись над своей добычей в полном ошеломлении.

— У тебя все в порядке?

В руке она держит свет, иной свет, тот, что горит, но не освещает, звезду, которая сверкает так же ярко, как Небесный Гвоздь.

— Где ты это взяла? — спросил Сома. Он сел рядом с ней на корточки и кивнул на Хору у нее на ладони — или на то, что раньше было Хорой…

Мимара кашлянула, чтобы не дрожал голос, и спросила:

— Ты ее видишь?

Он пожал плечами.

— Слеза Господа, — сказал он с усталым безразличием. — Ну вот, мы тут пытаемся добыть драконовы зубы, а ты уже нашла свое сокровище.

— Я не за богатствами пришла. — Она рассматривала его темное красивое лицо сквозь сияющие белые лучи, исходящие от ее ладони. — Значит, света ты не видишь?

Он посмотрел на Суриллическую Точку и нахмурился.

— Вижу прекрасно…

Посмотрев опять на нее, он поднял брови.

— А вот тебя разглядеть трудно, когда на тебе эта штука. Ты похожа на… живую тень….

— Я про это говорю, — сказала она, поднимая ладонь. — Что ты видишь, когда смотришь вот на это?

Он скорчил мину, которая появлялась у него на лице каждый раз, когда он подозревал, что над ним подшучивают: смесь обиды, негодования и желания доставить другим удовольствие.

— Комочек тени, — медленно проговорил он.

Мимара вытащила из-за пояса пустой кошелек и поспешно опустила в него Хору. Сома едва слышно пробормотал: «Вот так-то намного лучше», но она не стала обращать на него внимания. Вытянув шею, Мимара начала озираться в поисках лорда Косотера. Она чувствовала его Хору так же отчетливо, как свою, но ощущение, исходящее от другой Хоры, было иным: направленное вовне сияние, а не покалывание затягивающей черноты. Капитан и еще несколько человек дремали, прислонившись к стене. Его широкая борода упиралась в закапанные кровью пластины доспехов. Но поскольку свою Хору он спрятал в карман, было не разобрать, идет ли от нее свет, видимый и обычным зрением.

Мимару вдруг окатил страх. Древняя тюрьма для рабов, медленно поворачиваясь, поплыла перед глазами. «Что-то такое со мной происходит…»

В этот момент она и заметила незнакомца.

Здесь, прямо среди них. Поначалу она подумала, что это Клирик — лицо было почти таким же, — но Клирик сидел в нескольких шагах, скрестив ноги и склонив голову то ли от усталости, то ли в молитве.

Еще один нечеловек?!

Он сидел так же, как все остальные, ссутулившись от ветра и прикрыв глаза, как будто мысленно перебирая свои страдания. Старинный головной убор прикрывал его спину и плечи: корона из посеребренных терновых шипов с целым шлейфом из тонких черных прутьев. Его фиолетовые одежды были просторны, но не скрывали доспехов — подобия кольчуги, сплетенной из множества золотых фигурок. Сквозь нее проглядывала белая кожа, гладкая, как слоновая кость.