Сталин в жизни - Евгений Гусляров

Конев И. С. 490

И Сталин, если первое время, в начале войны, посылал нашего брата к черту, многое брал на себя, явно переоценивая свои силы и военные знания, потом изменил к нам свое отношение и особенно уже в 1943-1944 гг. Иногда сам принимает решение, потом спрашивает наше с Жуковым мнение: «Ну, что?»

Говорим: «Товарищ Сталин, нам казалось бы в этой обстановке надо сделать то-то и то-то, внести такие-то коррективы, уточнения в план операции».

— Ну, черт возьми, где же вы были, что же вы молчали?

— Нет, мы эти предложения уже вносили.

Подумает и, как правило, соглашается с замечаниями.

А. Василевский.

Цит. по: Куманев Г. С. 244

То, что я еще скажу, относится не только к этой последней встрече, но и к ряду предыдущих на последнем этапе войны. В этот период он показывал себя человеком, внешне весьма компетентным в вопросах оперативного искусства. Но все-таки в этой сфере и теперь его знания были поверхностны и подлинной глубины понимания оперативной обстановки он не проявлял.

Что касается общей стратегической обстановки, то Сталин обстоятельно разбирался в ней, быстро улавливал происходящие перемены. Вообще, к концу войны у него все более и более проявлялась уверенность в своих суждениях, в своих выводах по чисто военным вопросам. А вместе с этой уверенностью появлялось и все большее спокойствие. Он все реже навязывал командующим фронтами свои собственные решения по частным вопросам, — наступайте вот так, а не эдаким образом.

Раньше, бывало, навязывал, указывал, в каком направлении и на каком именно участке более выгодно наступать или сосредоточивать силы. Сейчас, к концу войны, всего этого не было и в помине. Зато он очень тщательно рассматривал все вопросы, связанные с количеством войск, вооружением и боевой техникой, которые просил тот или иной фронт. Здесь он спорил достаточно компетентно, знал общий состав вооруженных сил и возможности, из которых приходилось ему исходить, что-то давая или в чем-то отказывая тому или иному фронту.

Конев И. С. 498

«Дорогой

Иосиф Виссарионович!

Коллектив школы № 175 Свердловского района г. Москвы поздравляет Вас с окончанием Вашей дочерью Светланой курса средней школы с аттестатом отличника и выражает уверенность, что и в дальнейшем она будет работать всегда и везде со свойственной ей глубиной и настойчивостью.

По поручению коллектива школы

Директор школы О. Леонова

15 июня 1943 г.»

О. Леонова — Сталину.

Цит. по: Иосиф Сталин в объятиях семьи: Сб. документов

Видел Сталина в гневе, в раздражении, даже в исступлении. Ругаться он умел, беспощадным быть тоже. Помню историю в районе, кажется, Холма (не уверен в пункте. — К.С.) в сорок втором году зимой, когда дивизия Масленникова попала в окружение и осталась на голодном пайке. Мне как начальнику Генерального штаба было поручено организовать ее снабжение по воздуху. Непосредственно как авиатор занимался этим делом Жигарев. И вот случись же так, что целый отряд транспортных самолетов, который сбрасывал провиант, промахнулся, и весь груз сбросил на глазах у дивизии Масленникова немцам. Масленников, видя это, дает отчаянную радиограмму: «Мы подыхаем с голоду, а вы кормите немцев!» Радиограмма попала к Сталину. Сталин вызвал меня и Жигарева и был во время этого разговора настолько вне себя, что я один момент боялся, что он своими руками расстреляет Жигарева тут же, у себя в кабинете.

К зиме сорок третьего — сорок четвертого года, когда мы вышли 4-м и 3-м Украинскими фронтами на нижнее течение Днепра и отрезали Крым, но не ворвались в него, у немцев оставался против нас на восточном берегу Днепра так называемый Никопольский плацдарм. Я так же, как и командующие фронтами, не считал, что плацдарм представляет для нас непосредственную опасность, и считал необходимым решать дальнейший исход дела на западном берегу Днепра — нанося удары вглубь, через Днепр, значительно севернее плацдарма. Мы считали, что тем самым заставим немцев самих уйти с этого плацдарма.

Именно так мы докладывали Сталину и докладывали не один раз. Но он в этом случае уперся. Его крайне беспокоил этот плацдарм, он боялся, что немцы сосредоточат на нем силы и ударом с плацдарма на юго-восток, к морю, отрежут 4-й Украинский фронт. Никакие наши убеждения на него не действовали, и он требовал от нас во что бы то ни стало отнять у немцев этот плацдарм. И сколько мы положили людей в безуспешных атаках на этот плацдарм, один бог знает! Несколько раз настаивали на отмене приказа, мотивируя невыгодностью для нас лобовых ударов по этому плацдарму, — ничего не помогло. Через два или три месяца, уже в разгаре зимы, Сталин запросил наши соображения о предстоящем наступлении 4-го и 3-го Украинских фронтов. Я как представитель Ставки, координировавший действия обоих фронтов, представил вместе с командующими наши соображения. У нас, особенно после потерь на Никопольском плацдарме, с силами было не так густо, и мы запросили значительное количество сил и средств, необходимое, по нашему мнению, для решительного наступления обоих фронтов.

Через день после того, как наши соображения были направлены в Ставку, раздался звонок Сталина.

— Говорит Сталин. Василевский?

— Да. Слушаю вас, товарищ Сталин.

— Скажите, Василевский, кто у нас начальник Генерального штаба?

Что ответить на такой вопрос? Я ответил, что официально начальником штаба по сей день являюсь я. Во всяком случае, я так считаю.

Сталин на это отвечает:

— И я так до сих пор считаю. Но если вы начальник Генерального штаба, почему же вы пишете в Ставку такую ерунду, которую вы написали в своем проекте директивы? Начальник Генерального штаба не имеет права писать такую ерунду. Вы требуете у Ставки того-то и того-то, того-то и того-то, но вы как начальник Генерального штаба должны знать, что у нас этого нет и что нам сейчас неоткуда взять то, что вы требуете.

Я ответил, что мы указали то, что нам необходимо для наступления, и я считаю, что, во всяком случае, часть этого можно взять с других фронтов.

— Другим фронтам тоже надо наступать, — отвечает Сталин, — и вы это знаете как начальник Генерального штаба. А пишете такую ерунду.

Несколько секунд я молчу, и он молчит. Потом он говорит:

— Выходите из положения своими средствами. Ограбьте Толбухина. У него есть авиационный корпус, есть механизированный корпус, в тылу, во втором эшелоне, у него есть армия. Заберите все это у него, ограбьте его, поставьте в оборону весь 4-й Украинский фронт, а все это отдайте Малиновскому. Вы же сами не так давно предлагали решать дело на западном берегу Днепра, вот и решайте дело не сразу обоими фронтами, а последовательно. Ограбьте Толбухина, поставьте его в оборону, отдайте все, чем он располагает, Малиновскому, наносите удар войсками Малиновского, и, не откладывая до весны, а сейчас же, зимой, чем раньше — тем лучше. А когда добьетесь успеха и Малиновский продвинется, поставьте его в оборону, ограбьте его, отдайте все Толбухину и всеми силами идите по Крыму.

Форма разговора устроить не могла, но с существом нельзя было не согласиться. Во многих случаях — и чем дальше, тем чаще — Сталин умел правильно и глубоко решать стратегические оперативные вопросы и подсказывал наиболее верные решения. И говоря о нем, этого тоже не следует упускать из виду.

Я поехал к Малиновскому, поговорил с ним, и мы в соответствии с предложением Сталина спланировали операцию, которая впоследствии оправдала себя на деле.

А. Василевский.

Цит. по: Симонов К. С. 371–373

Сталин... Сложный, противоречивый, но очень умный. В войну вначале разбирался в стратегических вопросах слабо, но ум, логика мышления, общие знания, хватка сослужили ему хорошую службу, и во втором периоде войны, после Сталинграда, был как Верховный Главнокомандующий вполне на месте. Мне нравилось, что в работе Ставки не было бюрократической волокиты — вопросы решались тут же. Но предварительно он всесторонне изучал вопрос или план будущей операции. Внимательно исследовал данные, вызывал к себе людей, военных специалистов, и на заседание приходил во всеоружии. Не терпел верхоглядства, приблизительности. Между прочим, умел слушать возражения. Это неверно, что Сталину возражать было нельзя, я возражал, доказывал, и не раз!

Жуков Г. Т. 2. С. 102

Взгляд Жукова на Сталина, сложившийся в ходе войны, представляет особую ценность, потому что этот взгляд опирается на огромный четырехлетний опыт совместной работы.

Симонов К. С. 372

Но при всем том, что я сказал, о Сталине как о военном руководителе в годы войны необходимо написать правду. Он не был военным человеком, но он обладал гениальным умом. Он умел глубоко проникать в сущность дела и подсказывать военное решение.