Гросс-адмирал. Воспоминания командующего ВМФ Третьего рейха. 1935-1943 - Эрих Редер

Затем очень спокойно я попросил Гитлера освободить меня от должности командующего военно-морским флотом, поскольку его высказывания свидетельствуют о том, что он разочарован и более мне не доверяет. Без такого доверия я не могу продолжать выполнять свои обязанности. Кроме того, продолжал я, мне уже исполнилось шестьдесят семь лет, и мое здоровье оставляет желать лучшего. Настало время уступить мое место более молодым.

Гитлер, как это он всегда делал, столкнувшись с твердостью собеседника, начал отступать. Он сказал, что не хотел обвинять весь флот, но слова его относились только к крупным кораблям. Возраст же не является недостатком для командующего, как он часто убеждался, назначая генералов на тот или другой пост. Он просил меня осознать, что в это критическое время – разговор наш состоялся как раз накануне сталинградской трагедии – моя отставка обернется для него еще одним тяжким грузом. А он и так уже подвергается критике за то, что отправил в отставку так много генералов из командования сухопутной армии.

Я повторил уже сказанное мной: что после сегодняшнего разговора я не могу более оставаться на своем посту, поскольку мой авторитет поставлен под сомнение. Однако для того, чтобы не ставить всех остальных в известность о наших разногласиях и сделать смену командования как можно более спокойной для флота, я готов уйти в отставку под любым удобным для Гитлера предлогом.

Если он не хочет создавать впечатление, что между нами произошел разрыв, то он может дать мне какое-нибудь более или менее почетное назначение, которое будет означать, что я по-прежнему остаюсь в составе флота.

В качестве даты моей отставки я предложил 30 января 1943 года, поскольку в этот день исполнялось десять лет моей службы в качестве командующего флотом в составе правительства Гитлера и выбор этой даты для моей отставки сделал бы ее понятной для общественности.

По моим словам Гитлер понял, что мое решение бесповоротно, и в конце концов согласился. Перед моим уходом он попросил меня письменно рекомендовать двух офицеров, из которых он мог бы выбрать моего преемника.

Первым в меморандуме, который я вручил Гитлеру, значился генерал-адмирал Карле, старший из двух по званию. Адмирал Карле командовал военно-морской группировкой севера, и я считал, что его большой административный опыт и знание проблем войны на море делает его идеальной кандидатурой на эту должность.

Вторым именем в моем списке значился адмирал Дёниц, командующий подводными силами германского военно-морского флота с того самого дня, когда я назначил его на этот пост в 1935 году. Вне всяких сомнений, он был нашим крупнейшим авторитетом по части подводных лодок и подводной войны. Если Гитлер намеревался придать субмаринам лидирующую позицию в германских ВМС, то адмирала Дёница имело смысл сделать командующим флотом.

Гитлер остановил свой выбор на адмирале Дёнице.

Во время нашей встречи 6 января Гитлер попросил меня представить ему меморандум, содержащий мои взгляды на функции линкоров и крейсеров, а также обоснование того, почему они по-прежнему необходимы. Этот меморандум я представил ему 15 января. В его подготовке мне помогал весь военно-морской штаб, и я тщательно проверил все его детали. В нем было ясно сформулировано, что постановка на прикол крупных кораблей, как этого желал Гитлер, была бы расценена нашими противниками как несомненная победа, причем победа, достигнутая ими без малейшего риска с их стороны. Такой поступок, воспринятый бы всеми в мире не только как признак слабости, но и, принимая во внимание значимость военных действий на море, как наступление последнего этапа войны. Англия «сочтет войну выигранной в тот момент, когда Германия поставит свои корабли на прикол».

Тридцатого января я нанес прощальный визит Гитлеру. Он принял мою отставку в весьма любезных выражениях, так что для всех окружающих осталось неизвестным то, что между нами возникли непреодолимые противоречия. В качестве прощального подарка мне было присвоено звание генерального инспектора флота – пост, который не предусматривал связанной с ним сколько-нибудь активной деятельности. Если бы я был свободен в своих действиях, то не принял бы его, но мне не хотелось делать шаги, которые могли бы осложнить положение моего преемника.

Как я и предполагал, считая это вполне возможным, к концу февраля Дёницу удалось убедить Гитлера отказаться от его плана поставить крупные корабли на прикол, желание чего он высказал в разговоре со мной 6 января, причем добился этого Дёниц без какой-либо помощи с моей стороны. Для Дёница это была личная победа, да и мне она доставила большое удовлетворение, поскольку таким образом были поддержаны мои взгляды на важность предназначения крупных кораблей, которые я всегда отстаивал.

Во время нашего с ним прощания Гитлер заверил меня, что он всегда будет готов в будущем воспользоваться моим опытом и советом. Этого так и не произошло. Лишь дважды он призывал меня для выполнения протокольных поручений. В первый раз это случилось, когда я был назначен главой правительственной делегации на похоронах болгарского царя Бориса в Софии в конце августа. Второй раз я был отправлен в Будапешт для передачи моторной яхты венгерскому регенту адмиралу Миклошу Хорти в качестве подарка от Гитлера.

В обоих случаях я заранее появлялся в ставке фюрера для получения необходимых инструкций.

И Гитлер, по всей видимости, считал весьма важным, чтобы все окружающие думали, что мы с ним пребываем в наилучших отношениях. Хотя в отставке я вел тихое существование в небольшом пригороде Берлина Бабельсберге, при мне состоял в качестве референта офицер высшего командования флота, и, кроме этого, раз в три-четыре недели появлялся офицер от каждого из трех видов вооруженных сил с тем, чтобы посвятить меня в общую ситуацию на фронтах. Не забывали меня и мои флотские сослуживцы.

Такое тихое существование продолжалось около полутора лет, в течение которых я старался поправить здоровье, в изрядной степени подорванное постоянным напряжением службы и трудами, в которых я пребывал с самого начала еще Первой мировой войны. Но хотя я обдуманно не принимал участия в общественной жизни и сторонился всякой политической деятельности, я неожиданно и весьма опасно оказался втянутым в события, связанные с попыткой покушения на Гитлера 20 июля 1944 года.

Я в такой степени не имел никакого касательства к этому заговору, что впервые узнал о попытке покушения только на следующий день из газет, поскольку ни я, ни моя жена не слушали накануне радио. О том, что меня подозревают в соучастии, я узнал от моего знакомого, спросившего меня, знаю ли я о том, что обо мне сообщалось как об участнике покушения.