Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997 - Пирс Брендон

Уинстон Черчилль проявлял особую бдительность. Он осудил бойню беззащитных кисии[2086]. Он же объявил: управление Великобританией подчиненными народами должно руководствоваться одним принципом, и это — принцип справедливости. Хотя Черчилль считал местных жителей Восточной Африки «неотесанными детьми», которым следует уважать белого человека, он говорил, что для них было бы плохо, если бы их освободили от «бесстрастного и внушающего благоговейный страх правления короны и отдали на растерзание эгоистичному маленькому белому населению»[2087].

Белое население составляло менее 5 500 человек к 1914 г. становилось еще более яростным; Перед Первой Мировой войной, как писала Элспет Хаксли, европейцы оказали заметное влияние на фауну и флору, а также на людей в долине реки Рифт. Они прибыли со своими повозками, в которые были впряжены волы, с палатками, ружьями, коробками с продуктами питания, оловянными ваннами и стальными плугами, поставили заборы, изгнали стада зебр, сделали землю темной из-за своих шамба и загонов для скота, которые выделялись, «словно татуировки на щеке воина»[2088].

Но война в Восточной Африке остановила это развитие и лишила многие поместья мужчин. Среди убитых оказалась пятая часть из десятков тысяч чернокожих рабочих, которых загнали в корпус связи, «словно вернулись дни арабов-работорговцев, которые нападали на племена во внутренней части страны»[2089]. Губернатор сэр Генри Белфилд осуждал то, как колония была втянута в войну, не ею начатую. Однако вскоре послевоенный кризис привел в еще более тяжелое состояние финансы белого сообщества. Ситуация значительно ухудшилась во время Великой депрессии, когда некоторые поселенцы были вынуждены перейти на «питание маисовой кашей и снятым молоком»[2090]. Их автоматическим ответом стало закручивание гаек африканцам.

Между 1919 и 1922 гг. белые провели серию суровых мер, чтобы усилить свой контроль над чернокожими. От них требовали больше трудиться в условиях, которые, по словам одного едкого, но хорошо информированного критика колонии, доктора Нормана Лейса, копировали «часть зла рабства»[2091]. Их заработную плата снизили, налоги увеличили, передвижения ограничили. Туземцев заставляли носить при себе удостоверения личности с отпечатками пальцев, причем эти удостоверения помещались в металлическую коробочку, которая именовалась кипанде. Ее носили на шее на веревочке, словно козий колокольчик (мбуги).

Черные основали несколько организаций для согласования сопротивления. Самой эффективной оказалась Ассоциация молодых кикуйю, которую возглавлял Гарри Туку, так называемый «миссионерский бой» — тип, который вызывал такую же злобу у белых, как и англизированные индусы, получившие образование в английской школе. Его арест в 1922 г. привел к демонстрации в Найроби, в ходе которой полиция, как сообщалось, застрелила двадцать пять невооруженных протестующих (хотя истинные цифры на самом деле могли быть гораздо выше). «Шли разговоры о сотнях людей, убитых полицией, а также о застреленных на дорогах европейскими гражданскими лицами с автомобилей и лошадей». Так писал один современник. Он же добавлял: «Несколько моих знакомых белых хвастались этим»[2092].

В дальнейшем Туку заявлял, что возражал против несправедливого отношения, а не утверждал, что «нам нужно самоуправление»[2093]. Но, как написал один бывший чиновник, его движение стало «генезисом революции». Оно провозгласило появление «нации-полиглота»[2094].

Безжалостная эксплуатация африканцев мучила совесть ряда британцев в метрополии, где Кению изображали, как «Синюю Бороду империи».

Тем временем европейцы пытались поставить на место индусов. Прибыв в большом количестве вместе с железной дорогой, индусы теперь количественно превышали белых в пропорции шесть к одному. Они играли самую важную роль в коммерческой жизни Кении, но им отказывали в политических правах, запрещали приобретать собственность на Белом нагорье, где 0,07 процента населения держали пятую часть лучшей земли в стране.

Индусам отказывали в свободном въезде в Кению, которую некоторые из них хотели превратить в колониальное продолжение британского владычества в Индии. Ею бы правил вице-король из Дели. (А некоторые европейцы хотели включить Кению в Южноафриканскую Федерацию с центром в Кейптауне).

Более того, индусам приходилось терпеть ограничения в допуске в общественные места из-за цвета кожи. Эти ограничения налагались на основании их «нравственной порочности и развращенности и неизлечимого отвращения к санитарии и гигиене». Дипломатические инициативы и попытки примирения Министерства по делам Индии, а также яростные протесты с Индостана дали небольшое улучшение их судьбы. Но лорд Деламер и его друзья осудили это, как капитуляцию Индии. Они планировали собственный переворот. В лоялистском духе Белфаста эти колонизаторы сформулировали лозунг: «За короля и Кению!»[2095] В воинственном духе восставших в Бостоне они планировали захватить железную дорогу, телеграф и почту, а также выкрасть губернатора и держать его на одиноко стоящей ферме в шестидесяти милях от Найроби, но недалеко от прекрасного места рыбалки на форель.

Министерство по делам колоний хотело избежать насилия и провело конференцию в 1923 г. Ее посетили делегации кенийских азиатов и белых поселенцев. Последними руководил лорд Деламер, который шокировал лондонское общество, показав на своих сомалийских слуг и объявив: «Мои сыновья»[2096].

Африканцев не пригласили, но они представили новому министру по делам колоний, герцогу Девонширскому, удобный способ нейтрализации двух соперничающих фракций. Он объявил: Кения в первую очередь является африканской территорией, «интересы африканских местных жителей должны учитываться в первую очередь»[2097].

Это разозлило индусов, хотя герцог Девонширский положил конец сегрегации в городах и поселках и увеличил их представительство в Законодательном совете. Но они едва ли могли возражать против его высокопарного заявления, повторявшего принцип имперской опеки. Деламер понял, что это относится и к тем, кто поддерживал его самого. Они ведь выступали в качестве поборников африканских интересов против вторжения индусов, и в любом случае получили большую часть того, что хотели. Однако декларация герцога Девонширского не позволила поселенцам Кении организовать самоуправляющуюся колонию в рамках Содружества, как сделали поселенцы Родезии в 1923 г., основываясь на правлении белого меньшинства. В конечном счете, это и оказалось фатальным для их целей.

Поэтому в период между войнами они боролись за изменение точки зрения Лондона и установление контроля в Найроби. Министерство по делам колоний ответило, сформулировав серию хитрых, изворотливых и меняющихся положений политики относительно будущего Кении. Оно рассматривало вопрос формирования Восточноафриканской Федерации, состоящей из Кении, Уганды и Танганьики. Министерство обдумывало идею раздела Кении на черный и белый регионы и склонялось к принятию того факта, что африканцы в конце концов будут представлены в Законодательном совете. Это ведомство сопротивлялось более экстремальным требованиям поселенцев, о которых Гарольд Макмиллан, зять герцога Девонширского, говорил, как о «буйных расистах и потенциальных предателях»[2098].

И в самом деле, белые в Кении создавали столько проблем, что Министерство по делам колоний уже подумывало, не выкупить ли их земли и имущество, и не вернуть ли их домой. Это оказалось бы более дешевым вариантом, как говорил Макмиллан, чем гражданская война.

Однако грубая непреклонность поселенцев оказалась более эффективной в Кении, где они держали в страхе почти всех губернаторов и наложили свою печать на колонию. В конечном счете, это принесло больше зла, чем добра. Благодаря необузданному поведению поселенцев, Белое нагорье заработало в мире репутацию упадничества. Рассказывались мрачные и сенсационные истории о сообществе, которое начинало пить на закате и пило до рассвета, использовало кокаин в качестве нюхательного табака, и так часто менялось женами, что никто не помнил последних фамилий дам. Говорили, что река Ванджохи кишит крокодилами.

Предполагалось, что клуб «Мутайга», низкое здание из розового камня, украшенное изображениями сцен охоты, выполненных сэром Альфредом Маннингсом, — это обитель порока, нечто вроде африканского «Мулен-Руж».

До короля Георг V доходили зловещие слухи о вечеринках, на которых гостям предлагали надевать «тиары или пижамы, что вам больше нравится»[2099]. Он говорил, что этим людям следует знать, как себя вести, и дал указания покончить с позором сэру Эдварду Григгсу, губернатору в период между 1925 и 1930 гг.