Эндимион. Восход Эндимиона - Дэн Симмонс

Из грез меня вырвал напевный мужской голос. Он произносил слова, отдававшиеся эхом от каменных стен. Судя по всему, голос доносился из парка в паре кварталов слева. Я бросился в том направлении, на бегу вытаскивая из кобуры пистолет.

– Слышишь? – крикнул я в микрофон.

– Слышу, – ответил А.Беттик. – Дверь на террасу открыта, поэтому слышно превосходно.

– Похоже на арабский. Можешь перевести? – Преодолев последние метры и лишь слегка запыхавшись, я вылетел на лужайку, за которой начинался парк. Передо мной возвышалась грандиозная мечеть. Еще несколько минут назад над крышами виднелся краешек заходящего солнца, но пока я бежал, светило успело скрыться. Лишь розовели в небе перистые облачка.

– Да, – отозвался андроид. – Это муэдзин созывает правоверных к молитве.

Я поднес к глазам бинокль и принялся изучать минареты. Голос исходил из громкоговорителей, установленных на балконе каждой башни. Никакого движения заметно не было. Муэдзин вдруг замолчал, и воцарилась тишина, которую нарушал только птичий щебет.

– Скорее всего запись, – заметил А.Беттик.

– Пойду проверю. – Я спрятал бинокль в чехол и направился по выщербленным каменным плитам к входу в мечеть. Миновал несколько лужаек, пересек двор и остановился перед распахнутой дверью. Пол мечети загромождали сотни ковриков. Я увидел стройные колонны, которые поддерживали изящные арочные пролеты; у дальней стены одна из арок нависала над полукруглой нишей. Справа от ниши виднелась лестница с каменными перилами, украшенными затейливой резьбой, и платформа с навесом. Не входя в здание, я описал А.Беттику то, что увидел.

– Ниша называется михраб, – сообщил андроид. – Она предназначается для имама, главы мусульманской общины. А возвышение справа – минбар, то есть кафедра проповедника. Вы никого не заметили?

– Нет. – Коврики и ступени лестницы покрывал слой пыли.

– Значит, мы действительно слышали запись.

Меня подмывало войти внутрь, однако нежелание осквернить чужую святыню оказалось сильнее. Впервые я испытал схожее чувство еще в детстве, когда попал в католический собор на Клюве; а когда повзрослел и пошел служить в силы самообороны, один мой приятель все порывался отвести меня в один из последних дзен-гностических храмов на Гиперионе… Уже ребенком я понимал, что в подобных местах всегда буду посторонним: своей веры нет, а вера окружающих кажется странной… В общем, входить я не стал.

По дороге обратно, в одном из наиболее живописных кварталов, я наткнулся на обсаженный пальмами бульвар. На ручных тележках лежали предназначавшиеся для продажи продукты и игрушки. Я остановился у лотка с жареными орехами и принюхался. Судя по запаху, орехи испортились от силы несколько дней тому назад.

Бульвар вывел меня к реке. Я свернул налево, чтобы по набережной выйти к той улице, на которой находилась клиника. Время от времени я связывался с А.Беттиком. Энея по-прежнему спала.

На город опускалась ночь. Появились первые звезды, смутно различимые сквозь нависшую над Мешхедом пыль. В центре города светилось очень мало окон – по всей видимости, катастрофа произошла средь бела дня, – однако вдоль набережной горели старинные газовые фонари. Если бы не фонарь поблизости от причала, у которого мы оставили плот, я бы, возможно, ничего не заметил. А так – в свете фонаря я за добрую сотню метров до причала разглядел, что на плоту кто-то стоит.

Этот кто-то стоял неподвижно. Очень высокий, в серебристом костюме… Свет фонаря отражался от незваного гостя, будто на том был хромированный скафандр.

Я шепотом сообщил А.Беттику, что на плоту кто-то есть, велел присматривать за девочкой, а сам достал из кобуры пистолет и поднес к глазам бинокль. В ту же секунду серебристая фигура повернулась в мою сторону.

49

Капитан отец де Сойя пришел в себя в привычной теплой тьме внутри реаниматора. Переждав неизбежный приступ слабости и обуздав на время сумятицу в мыслях, он выбрался наружу и поплыл к пульту управления.

Все как и должно быть: «Рафаил» на геостационарной орбите Седьмой Дракона, что подтверждает и ослепительно сверкающий за иллюминатором ледяной эллипс, торможение почти прекратилось, трое спутников в реаниматорах вот-вот очнутся, бортовой компьютер поддерживает надлежащую температуру, невесомость сохранится до того момента, пока все члены экипажа не наберутся сил… Капитан отдал первый в новой жизни приказ – распорядился сварить всем кофе. Как обычно, сразу после воскрешения де Сойя подумал о своей кофейной чашке, которую оставил в нише рядом с навигаторским столиком.

Внезапно он заметил мигающий световой индикатор. Это означало, что поступило срочное сообщение. Странно. Пока они находились у Пасема, никаких сообщений не поступало; а тут, в этой глуши, откуда ни возьмись поступило. Интересно, от кого? Кораблей Ордена тут нет (сюда порой заглядывают только факельщики, пополняющие запасы водорода на трех газовых гигантах). Де Сойя проверил бортовой журнал: все верно, за минувшие три дня с «Рафаилом» не пытался связаться ни один звездолет. Вдобавок, по сведениям компьютера, на Седьмой Дракона не было ни гарнизона, ни монастыря – контакт с миссионерами был утерян больше пятидесяти стандартных лет тому назад.

Де Сойя приказал компьютеру прочесть сообщение. Это оказалась радиограмма из Ватикана. Сообщение поступило за доли секунды до того, как «Рафаил» совершил квантовый прыжок и покинул пространство Пасема. Оно было предельно кратким и гласило: «ПО РАСПОРЯЖЕНИЮ ЕГО СВЯТЕЙШЕСТВА ВАМ СЛЕДУЕТ НЕМЕДЛЕННО НАПРАВИТЬСЯ К ПЛАНЕТЕ РОЩА БОГОВ. ПОДПИСИ: АВГУСТИНО. МАРУСИН. КОНЕЦ».

Капитан вздохнул. Столько времени потрачено зря! Смерти, воскрешения – все впустую. Он опустился в кресло, уставился невидящим взглядом на сверкающий лимб ледяной планеты в иллюминаторе. Снова вздохнул, поднялся и двинулся в душ, задержавшись только для того, чтобы выпить кофе. Одну руку протянул за чашкой, другой набрал на пульте команды для автоматического душа. Ему подумалось, что надо бы поискать купальный халат. Ведь на борту женщина.

Рука замерла, когда пальцы нащупали пустоту. Капитан даже вздрогнул от неожиданности. Кто-то переставил его чашку!

Новый член экипажа, капрал Радаманта Немез, очнулась последней. Трое мужчин старательно отводили глаза, пока она выбиралась из реаниматора и летела в душевую кабинку, однако в каюте «Рафаила» было немало зеркальных панелей, в которых отразились плотное тело женщины, бледная кожа и лиловый крестоформ меж маленьких грудей.

Чуть позже она присоединилась к мужчинам, вместе со всеми причастилась и уселась за стол. Вид у нее был слегка растерянный.