Чёрные ангелы в белых одеждах - Вильям Козлов

— Где же рыба? Она ведь плескалась, — вглядываясь в зеленоватую воду, спросила девушка. Отблеск закатного солнца позолотил ее волосы, на губах задумчивая улыбка. Бамбуковая удочка в ее руках колебалась, с голубой жилки срывались капли. Поплавки даже не шевелились.

— Может, в такой прозрачности рыба все видит, — сказал Юрий, — И лодку, и нас, и леску?

— Поплыли к камышам?

 В камышах сразу клюнули на обе удочки юркие полосатые окуньки, величиной с ладонь, потом Маша вытащила скользкого коричневого, растопырившего колючие жабры ерша, а Юрий — плотвину. И снова поплавки неподвижно впаялись в зеркальную гладь. Маше на плечо уселась сиреневая стрекоза, фасетчатые глаза ее искрились разноцветными алмазами. А синие глаза девушки стали розовыми, это в них отразилось закатное небо. За ее спиной пылали красные стволы сосен, розовели медленно двигающиеся над озером облака, будто горела неподвижная кристально чистая вода. Они молча любовались этой красотой и не смотрели на поплавки, да и не хотелось, чтобы это прекрасное ртутно-серебристое зеркало вдруг треснуло и пошло кругами от заметавшейся рыбины. Юрий пожалел, что не захватил в лодку фотоаппарат, очень уж красиво смотрелась отсюда оранжевая палатка, стоявшая рядом серебристая машина, складной стол со стульями. Мохнатой лапой огромная ель прикрыла капот «БМВ». Все стекла были розовыми, будто внутри салона вспыхнули электрические лампочки. Низко над их лагерем пролетел большой черный ворон, он тоже купался в багрянце. Звонкое курлыканье нарушило вечернюю тишину. Ворон был один и вскоре исчез за зубчатой кромкой леса.

— Запоминай все это, Маша, — негромко произнес Юрий — Тебе там, в Америке, очень будет всего этого не хватать.

— Ты думаешь? — задумчиво откликнулась она. Маша тоже проводила глазами ворона и смотрела на берег.

— Я знаю, — ответил он.

— Не хочу думать, как все будет там, а сейчас я счастлива, — призналась она. — Не думается о нашей подлой жизни, очередях, нищете — в голову приходят возвышенные мысли о жизни вообще, о космосе, вечности… И еще я подумала, что тысячи лет назад в этом озере жили ископаемые ящеры…

В это мгновение вдруг раздался громкий всплеск, будто в воду упало по меньшей мере бревно.

— Кто это, Юра? — почему-то шепотом спросила она. Глаза ее широко распахнулись.

— Твой древний ящер! — улыбнулся он, глядя на камыши, от которых к лодке пошли круги. Зеркало треснуло и серебро перемешивалось с золотом багрянца. Маша тоже посмотрела в ту сторону и увидела проворно поднимающегося от воды вверх на берег коричневое мохнатое животное с удлиненной головой и закрученным вверх хвостом. Животное, не оглядываясь, удалялось в лес. Мохнатый загривок его и спина были мокрыми и розово светились.

— Молодой кабан, — сказал Юрий Иванович, — Наверное, пришел на водопой.

— Он купался, — сказала Маша. Увидел нас и испугался. Вон он теряет красные сверкающие капли!

Юрий Иванович не успел ответить, его поплавок скрылся в воде, жилка натянулась, задрожала. Забыв про кабана, он подсек и с радостью почувствовал приятную тяжесть на конце выдвижной пластмассовой удочки.

— Кто-то крупный, — свистящим шепотом произнес он, не спуская глаз с Жилки.

— Ты сейчас похож на капитана Ахава из «Моби Дика», преследующего Белого кита, — засмеялась Маша.

Он не ответил, даже головы не повернул: глаза его были прикованы к воде, которую со свистом резала тонкая жилка. Юрий Иванович несколько раз подводил добычу к надутому боку заякоренной лодки, но та снова и снова сигала в сторону. И невозможно было разглядеть, кто сел на крючок? Но в том, что рыбина была крупной, он не сомневался. Несколько раз выскакивал гусиный с красной вершинкой поплавок, но тут же снова стремительно исчезал в глубине. Так водить мог только крупный окунь или щука. Пока они наблюдали за кабаном, на крючок села плотвица, а ее уже кто-то заглотил. Возбужденный Юрий Иванович подсознательно понимал, что тяжелую рыбину в лодку не забросишь, как мелочь.

— Подсачок! — вспомнив, резко крикнул он.

Маша недоуменно взглянула на него, но ничего не сказала, взяла со дна подсачок и протянула Юрию. Он схватил его левой рукой и, напряженно следя за удочкой, опустил его возле борта. На какой-то миг совсем близко мелькнула зеленоватая спина с темным плавником, и в следующий момент жилка еще сильнее натянулась, казалось, она сейчас зазвенит, как струпа, и она действительно звонко лопнула и привязанный к концу удилища конец ее, свернувшийся в кольца бессильно опустился в воду.

— Сорвалась! — выдохнул Юрий Иванович.

Маша с любопытством смотрела на него. Он уже успокоился, положил удочку поперек лодки, с досадой бросил подсачок на дно и лишь после всех этих манипуляций взглянул на девушку.

— Окунь или щука, — сказал он. — И не меньше, чем на два килограмма. Вот тебе и безрыбное озеро! Нужно на ночь поставить кружки с живцом, наверняка щука сядет.

— Ты про все на свете забыл, — произнесла Маша, — Про красоту, закат, тишину… Даже про меня.

— В каждом мужчине дремлет охотник, — сказал Юрий Иванович, — Наверное, это еще с древности, когда в озере водились ящеры, а над водой летали птеродактили.

— Кто это все-таки был: щука или окунь?

— Пусть это останется тайной… Главное, кто-то был, большой, тяжелый, сердитый!

— Ты жалеешь, что оно сорвалось с крючка?

— Уже нет, — улыбнулся он.

— И ты снова помнишь, что на лодке с тобой сижу я? — пытливо заглядывала она ему в глаза.

— Я никогда не забываю, что ты со мной, — мягко, но очень серьезно произнес он.

10. Схватка

Они лежали в палатке на цветных надувных матрасах с книжками в руках. Усыпляюще шуршал по просвечивающему оранжевому полотнищу ленивый дождик. Монотонно в прибрежных зарослях вскрикивала какая-то птица. Юрий Иванович надеялся, что непогода скоро кончится и тогда можно будет проверить кружки, пущенные им по озеру ранним утром. Наверное, ветер прибил их к камышам. Как раз в этих местах и должны обитать щуки. Дождь незаметно подкрался без грозы и порывистого ветра, обычно такой мелкий спокойный дождь грозил быть затяжным, а когда кругом все мокро и брызгается каждая травинка, становится не очень-то уютно на природе. С веток капает, пока до лодки дойдешь, все ноги в траве вымочишь, да и костер не хочет на дожде загораться. Лучше всего в дождь лежать в палатке и читать. Рассеянный свет в ней напоминал лабораторное освещение, когда проявляют фотоснимки: губы казались белыми, лица — тоже. В два небольших окошка, затянутых капроновой сеткой, пытались проникнуть комары, их противное жужжание то усиливалось, то затихало. Птица неожиданно умолкла, будто ее выключили.

Он читал том детективных романов Чейза, купленный в Пскове, а Маша — «В круге первом» Солженицына. После того как стали издавать крупнейших мастеров зарубежного детектива, Хитров больше не мог читать современных советских детективщиков, все написанное ими казалось примитивщиной, халтурой, и Сименон с Агатой Кристи, которых широко у нас печатали много лет. Иногда Юрий Иванович задумывался, что же это были за люди в идеологических организациях, которые отбирали для советских людей переводную литературу, зарубежные кинофильмы, эстраду? Почему они закупали у иностранцев самые убогие, примитивные произведения? А ведь крупнейшие писатели, кинематографисты, которые в понимании советских идеологов были неприемлемы для парода, оставались неизвестными широкому кругу людей? Писали, что на дачах Брежнева и других партийных лидеров «крутили» зарубежные фильмы для избранных, а массам, как называли советских людей, выдавалась примитивщина, в которой обязательно обличались капиталистический мир, буржуазные нравы…

Что-то гулко ударилось в полотнище палатки и с шорохом скатилось вниз. Маша оторвалась от книжки и подняла на него глаза. Они у нее в призрачном оранжевом свете были родникового цвета.

— Что это, Юра?

— Наверное, сосновая шишка, — рассеянно ответил он, не отрываясь от страницы.

— Белка бросила в нас шишкой, — сказала Маша. — Вроде дождь кончается?

Они прислушались, шорох и впрямь стал тише, зато теперь часто ударяли в верх палатки крупные капли, срывающиеся с ветвей сосен. Где-то поблизости встревоженно застрекотали сороки, в берег звучно шлепала волна, натужно скрипели камыши. Юрий Иванович отложил книгу и придвинул лицо к окошку, чтобы посмотреть на прислоненную к сосне резиновую лодку, но вместо нее вдруг увидел огромные кирзовые сапоги, вдавившиеся в мокрую хвою. Он еще успел подумать, мол, с какой стати оказались здесь чужие сапоги? В следующее мгновение сапоги пошевелились, один отодвинулся от второго, исчез из поля зрения и тут же послышался треск рвущейся материи: палатка от самого верха до середины распалась, открыв глазам серое небо с бегущими дымчатыми облаками и смотрящее на них круглое небритое лицо с прищуренными светлыми глазами. Маша негромко вскрикнула, Хитров рывком поднялся на матрасе, но тут затрещала молния и в прореху заглянул еще один человек в зеленой рубашке с накладными карманами. Волосы влажные, круглый подбородок выдавался вперед, в руке у него был какой-то странный кривой нож с золотистой деревянной рукояткой.