Звероловы. Сборник - Карл Гагенбек

тех пор пока не изменятся социальные условия, такие типы, как Альмейда, будут «на законном основании» осквернять и губить прекрасное ради личной наживы и власти.

Когда мы подъехали к ветхой, развалившейся усадьбе, навстречу нам не вышло ни одной живой души.

— Мы не туда заехали, — сказала Марджори.

— Надеюсь, не туда, но боюсь, что мы не ошиблись. Я все время следовал точно по ею плану, — ответил я.

В это время к нам подъехала машина с тремя моими помощниками и киноаппаратурой. Шофер Питер Клут крикнул:

— В шикарный же отель вы привезли нас, хозяин! Думаете, он будет нам по карману?

Мне было жаль ребят. Они пропылились насквозь. Пока мы мчались по узкой извилистой дороге, иногда почти терявшейся среди кустарников, они, боясь сбиться с пути, следовали за нами по пятам, и густая пыль от нашей машины забивала им глаза. Но эти веселые ребята никогда не жаловались.

— Могу сказать, что мы ночевали в местах и похуже, но нам никогда не приходилось платить по двадцать фунтов в день за такие удобства, — ответил я.

Послышался лай собак и звуки приближающихся шагов. Из-за угла дома вырвались три облезлых пса и, заметив нас, остановились как вкопанные. Мы начали выходить из машины. Ощетинившиеся псы стояли поодаль и Рычали на нас. Вскоре показались два старика африканца.

Это были слуги. С трудом передвигая ноги, они подошли к нам, подняв в знак приветствия согнутую правую руку над головой.

— Это дом сеньора Альмейды? — спросил я.

— Да, это его дом, бвана.

— А где же он сам?

— Бвана Альмейда уехал вчера рано утром на большом грузовике. Он повез на лесопильню бревна, — ответил старик.

— Когда он вернется?

— Этого он не сказал, бвана. Но он предупредил нас, что ожидает гостей и я должен показать им дом. Он может вернуться и сегодня вечером, и завтра, а может и послезавтра. Этого я не могу сказать, бвана.

— Ну что ж, покажите нам для начала, где мы будем спать.

Мы вошли вслед за стариком в полуразрушенный дом. Все двери и оконные рамы в нем были почти съедены термитами, многие стекла выбиты и заделаны кусками картона или фанеры. Мебель столовой ограничивалась большим расшатанным столом, грубо сколоченным из досок, и такими же грубыми, шаткими стульями. В одном углу были свалены две очень узкие, очень ржавые и очень старые железные кровати.

Старый слуга, должно быть, заметил мое замешательство, когда я посмотрел в тот угол. Он подошел ко мне и сказал:

— Извините, бвана, я забыл убрать эти кровати. Они принадлежат мне. Я их унесу, после того как покажу вам другие комнаты.

— Так, значит, здесь есть и другие комнаты? — спросил я в удивлении.

— Да, бвана, — ответил он, — идемте со мной, я покажу вам большую спальню, где спит бвана Альмейда. Это комната для вас и для миссис.

Мы вошли за ним в темную, унылую комнату, заставленную странными предметами, видимо пустыми ящиками для упаковки. Но когда были открыты самодельные ставни на скрипучих петлях, я сообразил, что это вовсе не ящики, а мебель — гардероб, стол, тумбочка и умывальник. В одном углу стояла кровать, самый внушительный предмет обстановки по сравнению с тем хламом, который ее окружал. Четыре столбика кровати были грубо вытесаны из толстых стволов дерева киатт. Матраца никакого, «пружины» представляли собой ремни из буйволовой кожи, натянутые в виде решетки на раму, что не давало спящему, по крайней мере, провалиться на пол. Я подумал, что такая кровать должна весить фунтов четыреста.

— Это ваша комната, бвана, — любезно сказал старик.

Кэрол и Джун, вошедшие вслед за нами, рассмеялись.

— Ой, мама, я бы с удовольствием посмотрела, как вы будете сражаться за удобное местечко на этой кровати, — сквозь смех вымолвила Кэрол.

— Вот как? — воскликнула Марджори. — Ну так знайте: я ни за что не буду спать на этой уродине. Отец вынесет ее и поставит сюда походные кровати.

Но это оказалось не так-то просто. Видимо, только взрыв динамита мог бы сдвинуть кровать с места. Безусловно, весь дом строился вокруг этой кровати.

Остальные две спальни были совсем без мебели, только соломенные матрацы валялись на полу.

Вскоре мы навели в доме чистоту и порядок насколько возможно и поставили свои походные кровати. Кухня оказалась маленькой, грязной конурой со сломанной железной печкой. Ни посуды, ни ножей с вилками, ни продуктов там почти не было. Хорошо, что мы догадались взять с собой все самое необходимое. Воду пришлось возить с реки за целую милю в бочке из-под нефти на сорок четыре галлона. Около трех часов кипятили мы на костре воду в этой бочке, потом вылили ее и жгли костер внутри самой бочки до тех пор, пока не исчезли все остатки нефти в пазах.

Старик три дня водил нас по ферме, с гордостью показывая многочисленные места, где изготовляли билтонг. Сюда сносили туши убитых зверей, сдирали с них шкуру, а мясо разрезали на длинные полосы, солили и вешали сушиться, нанизав на проволоку, протянутую между деревьями. Огромные кучи костей, побелевших на солнце, красноречиво свидетельствовали о печальной судьбе животных, безжалостно истребленных ради обогащения их преследователей. Всех зверей, которых нам удалось увидеть за три дня на этой земле, можно было сосчитать по пальцам одной руки. Зато в речке водилось множество крокодилов, и мы сумели сделать великолепные снимки, хотя чуть не поплатились за это жизнью Джун. Случай этот мы до сих пор вспоминаем с ужасом.

Он произошел на второй день после нашего приезда на ферму. Мои кинооператоры, взяв в проводники старика слугу, решили поездить по участку, чтобы поискать животных для съемки. Вскоре после их отъезда Марджори, Кэрол, Джун и я отправились к реке в надежде что-нибудь там встретить. Я взял с собой ружье, Марджори — мою кинокамеру, а на шее у Кэрол и Джун висели их собственные камеры. Около полумили шли мы по пыльной тропинке, ведущей к реке.

— Наверное, по этой дорожке слуги ходят за водой, — сказал я Марджори. — Едва ли мы здесь что-нибудь найдем. Давай-ка свернем отсюда и постараемся выйти к реке где-нибудь в другом месте, выше по течению.

Мы свернули с тропинки и вошли в лес из мопани — африканского железного дерева. Единственные живые существа, которые нам встретились, были мухи, носившиеся несметными полчищами, несколько ящериц да один случайный фазан, взлетевший у нас из-под ног. Громкими криками он выражал свой протест против нашего вторжения.

Мы вышли из леса в сотне ярдов от реки и на сверкающем белом песке противоположного