Белая борьба на северо-западе России. Том 10 - Сергей Владимирович Волков

две, да и те были исправны, пока из них не стреляли. После первых же выстрелов под Гатчиной орудия эти поочередно выбывали из строя. Кроме того, снаряды часто давали недолеты, что объяснялось нашими артиллеристами неполным сгоранием пороха. Одновременно с тяжелой артиллерией в армию пришли и танки. Сообщали об удачных действиях их под Гдовом.

Существование Северо-Западного правительства мало чем отражалось на жизни фронта. Ближайшая к фронту местность подчинялась военным комендантам, и представителей правительства у нас в тылах не было видно. Изредка с усмешкой передавали слух о том, что на фронт приезжал представитель министерства почты и телеграфа для «урегулирования доставки газеты «Свобода России» в войска» или какой-либо другой со столь же значительным поручением. Общение армии с правительством не существовало, и оно солдат не интересовало. Передавали, что один из министров пытался говорить с солдатами бронепоезда, но в результате его длинной и проникнутой социалистическим духом речи один из солдат заявил ему, что он вполне с ним согласен, что давно пора всех социалистов истребить.

Посылаемые правительством прокламации, выдержанные в чисто демократическом духе, обыкновенно не доходили до фронта, а уничтожались в штабах. Дело пропаганды в армии было поставлено весьма слабо, тогда как у большевиков на это дело было обращено много внимания. При приходе на места, только что очищенные от красных, почти в каждой избе можно было найти номер красной газеты или экземпляр прокламации. Прокламации эти были все на один лад – клевета и ругань по адресу представителей буржуйства, защитниками интересов которых являлись белые армии. Листки эти часто были просто бессмысленны, но написаны простым понятным каждому языком, а тема – близкая всем пролетариям: бей буржуев! В противовес этой энергичной, пропитанной злобой и целеустремленной пропаганде наше правительство выпускало слащавые, неинтересные листки, где объяснялось преимущество общественного образа правления или указывались ошибки, делаемые белыми (например: «Кто виноват в падении Пскова?»). В то же время прокламации, направленные против большевиков, и в особенности те, в которых упоминалась причастность евреев к советскому строю, имели безусловный успех у солдат. За время революции русский народ был приучен к чтению всевозможной пропагандной литературы, часто пленные, попадая к нам, просили дать им почитать «листок». Эта черта использовалась у нас лишь левыми, которые, опираясь на союзников, вели свою пропаганду через газету «Свобода России». Истинное лицо этой газеты открылось лишь позже, когда на ее столбцах появились нападки на офицерство, на знаки отличия в виде погон и т. д.

Генерала Юденича в строевых частях не знали, и ни один солдат его никогда не видел. Он не был «вождем» наших добровольцев, а лишь загадочным лицом, где-то в дальнем тылу владеющим судьбами армии. Как-то один из его генералов приехал на мою батарею, я был на наблюдательном пункте и не мог его оставить, а потому с ним лично не говорил. Мой офицер мне передавал: генерал поздоровался с солдатами, и они ему ответили: «Здравия желаем вашему превосходительству». Генерал был в восторге: «Даже «превосходительство» говорят!» И это вожди. Ветренко со своей площадной руганью был солдатам несравненно ближе этого генерала. Положение генерала Юденича было нелегкое, ему все время приходилось хитрить с союзниками и выворачиваться с членами своего правительства. Среди нас не было ни одного офицера, который относился бы дружелюбно к нашему правительству, утешались тем, что эти министры, собранные по настоянию англичан, будут немедленно разогнаны, как только мы дойдем до Петрограда, то есть как только мы станем настолько самостоятельными, что не будем нуждаться в помощи бывших союзников. Конечно, это было лишь легкомысленное мечтание.

Снабжение из Англии было часто неудовлетворительное, это объяснялось тем, что в Великобритании было сильное движение, которое требовало прекращения снабжения оружием белой России. С одной стороны, иногда орудия приходили без замков, а с другой – случалось, что в транспорте продовольствия вдруг оказывались винтовки, не указанные в накладных. Как будто боролось два течения. Из-за этого в армии усилилось настроение против Антанты и начали раздаваться голоса за дружбу с Германией. Но прискорбная история с Бермондтом лишила нас ожидаемой помощи в виде его отрядов, испортила наши отношения с Эстонией и Латвией и исключила возможность нашего сближения с Германией. К этому же времени относится первая попытка Эстонии заключить перемирие с Советами. Правда, она ничем не кончилась, и правительство Эстонии объяснило свой поступок лишь желанием доказать своему народу, что оно не прочь прекратить войну, но, дескать, требования большевиков совершенно неприемлемы. Такой шаг все же доказывал, насколько наш тыл был малонадежен.

Между тем красные продолжали свой нажим на 1-ю дивизию. Два их батальона, опрокинув сторожевое охранение нашего запасного батальона у деревни Аксентьево, заняли эту деревню, а также деревню Спас. Деревню Усте еще задерживали колыванцы, составляя левый фланг 1-й дивизии, закрепившейся на линии Пустынки— Гнездилова Гора и далее на юг. Кроме того, красные разведчики были обнаружены у Новых Кракол, к югу от деревни Жог.

Для ликвидации этой группы были сняты с фронта красногорцы, замененные у Осьмина талабцами, и даниловцы, смененные Вятским полком. Весь отряд при 2 гаубицах и 2 орудиях моего второго взвода был к 26 сентября сосредоточен в деревне Жог под командой подполковника Бельдюгина, принявшего Красногорский полк после ухода Будзиловича, который сдал полк после неприятного разговора с Ветренко, назвавшим его сумасшедшим.

Согласно диспозиции, красногорцы должны были занять деревню Новые Краколы, даниловцы же, обойдя озеро Каторское с востока, ударить в тыл красным, занимающим деревни Аксентьево и Спас. Поставив свои орудия на дороге Жог – Извоз, я вместе со своими разведчиками приехал в Извоз. Там все было спокойно. Лишенные всякого боевого пыла люди запасного батальона сидели по домам и не беспокоили красных. Накануне, при отступлении из Спаса, они угнали все лодки с того берега, а потому опасности переправы не было. Большинство людей было без сапог, шинелей было три-четыре, их надевали лишь часовые, становясь на пост.

Наблюдательный пункт я установил на берегу озера, тянувшегося неширокой полосой с востока на запад. Местность в этой части уезда была опять совершенно другая: много тихих озер, сжатых лесистыми буграми, уютные полянки, прямо-таки билибинские пейзажи.

За озером можно было наблюдать, как красные безмятежно бродили по деревне. Мои разведчики не были приучены к таким идиллиям, немедленно завязалась перестрелка, поводом к которой послужил красный всадник, ехавший по берегу озера. Преследуемый нашими выстрелами, он с рыси перешел на галоп, а потом на карьере укрылся за домами.

В это время подошла конвойная рота, и число наших винтовок увеличилось. Рассеивая появившиеся на дороге кухни красных, мы завязали