Гарвардский баг (СИ) - Вольная Мира

— Обойдетесь, — отчеканил Ястреб, оглядев народ, но бокал с газировкой, протянутый Костей, принял с улыбкой. Я же пока тянулась за своим, отчаянно пыталась не краснеть. К такому жизнь меня не готовила.

— А свалим мы в любом случае, — невозмутимо продолжал Игорь. — Слава еще не до конца поправилась.

— Прости, Гор, но мы скучали, — фыркнула Оля. — А ты, как выяснилось, две недели ее от себя не отпускал. Мы тут все гадали, чего ты так домой торопился. Теперь понятно. Так что имей совесть!

Народ заржал.

— Очень трогательно, — в том же тоне ответил Ястреб, — но на меня не действует.

— Вот так и теряют компании лучшие кадры, — нарочито печально покачал головой зам и поднялся на ноги. — Ладно, ребята, за вас и за ваш общий чистый код!

Воронята снова заржали, а я все-таки покраснела, поспешив спрятаться за бокалом вина. Гор отсалютовал всем сразу и никому конкретно и тоже сделал небольшой глоток. А после мы комкано попрощались, и он все-таки утащил меня из офиса.

— Надо было предупредить, — проворчала, когда уже потянулась к ручке его кара. Только открыть не успела. Ястреб вдруг развернул меня на сто восемьдесят и прижал к дверце, нависая.

— Это был экспромт, — прохрипел шершаво и… и все. Он смял мои губы и никаких мыслей в голове не осталось, никаких чувств, кроме яростного голода. И снова скручивает и ведет, и кажется, что могу стоять так вечно, хватаясь за его плечи, путая пальцы в волосах, каждой клеткой ощущая тяжесть тела, задыхаясь от собственного желания, дурея от его движений и жара, от острых укусов и нежной ласки следом. Колючий, острый, жесткий и весь мой. Ка-а-айф.

Мы целовались так, как будто вечность прошла, а не жалкие восемь часов, как будто обоим по двадцать и это первый наш поцелуй, как будто не выжили бы без этого поцелуя. Оторвались друг от друга, только когда Энджи вдруг меланхолично заявила, что кар прогрет. Гор отстранился, а я повисла на нем, утыкаясь в грудь уже привычным движением.

— Вот теперь я чуть более доволен, — пробормотал Ястреб, прижимая теснее к себе, чтобы открыть дверцу и усадить меня внутрь тачки.

— А когда будешь доволен полностью? — улыбнулась, ныряя в теплое нутро салона, ощущая, как горят губы от поцелуя, чувствуя его вкус.

— Когда окажемся дома, за закрытой дверью, на любой горизонтальной поверхности, — ответил Игорь, садясь за руль и заводя мотор.

— Обязательно горизонтальной? — спросила, пристегиваясь. — Я в душ очень хочу, день был долгим, — и провела рукой от его колена к паху, с удовольствием отмечая, как Гор тут же напрягся.

— Лава, не доводи…

Я усмехнулась, с сожалением убрала руку и расслабленно откинулась на спинку. Дорогу домой не заметили ни я, ни Ястреб.

В этот же вечер, точнее в эту же ночь, от анона пришло последнее сообщение: «Превет, Стася! Ты очень меня разочаровала…», ни смайликов, ни объяснения, ничего больше, просто две строчки, которые мы с Гором увидели только утром.

На самом деле, новое послание не вызвало почти никаких эмоций: то ли я просто привыкла, то ли достигла того предела, когда страх перерастает в усталость. Бояться вечно невозможно.

Выходные прошли частично в работе, частично в подготовке к походу в полицию. Келер помогал составить заявление, готовил к тому, что и как я должна говорить, а чего не говорить. Не сложно, но нудно и тягомотно, особенно, когда руки чешутся вернуться к работе.

Ястреб периодически висел на телефоне с Чертом и Андреем, и по обрывкам разговоров, долетавшим то из кабинета, то из кухни фразам, я понимала, что компьютерщика пока достать не получалось. Что-то мутное было в том коде, что-то непонятное творилось с айпишником, не просто переадресация. Андрей рыл в Иннотек, запустил очередную проверку сотрудников, но зацепиться пока было не за что.

Понедельник, вторник, среда прошли в аду работы и цейтноте, в четверг с утра на встрече с Борисычем мы наконец-то определили официальную дату релиза Энджи, в четверг же вечером я отдала заявление в полицию, Келер и Сергей в качестве группы поддержки передали собранные материалы. С этого момента поисками Валентина Красногорского, ака Дмитрия Соколовского, занялись официальные органы, все-таки связав с ним смерть Фирсова и аварию со мной. На одном из дисков, найденных Гором в квартире Жени, нашли его отпечатки, в смарте — несколько сообщений на номер, предположительно принадлежащий Валентину, в компе отыскали код, сломавший Энджи на той долбаной дороге.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

В общем, что-то куда-то двигалось и вроде как ползло, и меня это более чем устраивало. Я не хотела больше думать и растрачивать себя на анона. Он сожрал почти три месяца моей жизни и кучу нервных клеток, и больше я не собиралась ему в этом помогать. Решила сосредоточиться на работе и происходящем в офисе.

Кстати об офисе, наш поцелуй с Гором на темной парковке в пятницу стал достоянием всея Иннотек в тот же вечер. Кто-то из моих, очевидно, курил внизу, когда мы спустились, и сделал пару снимков, разлетевшихся по внутренним чатам, как разлетаются фишинговые письма перед праздниками и крупными распродажами. Снимки были четкими, камера у снимавшего на смарте — качественная. Сомнений в том, кто именно на тех фотографиях, не было ни у кого, впрочем как и в том, чем парочка на снимках занята. В результате в понедельник к двенадцати после того, очевидно, как фотографии проверили на подлинность, все те же чаты разделились на два лагеря, точнее на два тотализатора. В первом делали ставки на дату свадьбы, во втором — на дату разрыва. Кто-то не давал нам и пары недель, кто-то — несколько лет, ставки тоже варьировались — от пары сотен до нескольких тысяч. Повеселил Борисыч: он ставил на свадьбу в начале следующего года почти двадцатку, обсуждение прочего проигнорировал. А обсуждений было много, начиная с того, когда все началось, заканчивая совсем уж бредом о том, кто кого куда затащил и при каких обстоятельствах. Мой зам, Элька, Ира, Келер и Андрей молчание хранили, как партизаны на допросе.

На самом деле, именно Сашка и показал мне оба тотализатора, улыбаясь, как Чеширский кот. Кто показал чаты Гору, не знаю, но в обед мы с Игорем решили поставить по пятерке в оба, просто чтобы подразнить народ. Подразнить получилось хорошо: после наших ставок жаждущих хлеба и зрелищ в обоих чатах прибавилось заметно, и суммы ощутимо подскочили. Мы с Ястребом только ржали и мужественно игнорировали весь трэш, что там творился. Никогда бы не подумала, что моя личная жизнь вызовет такой ажиотаж. С другой стороны, если мозги анона где-то в Иннотек, он уже обо всем знает совершенно точно, и, скорее всего, оно и к лучшему.

Не уверена, на самом деле, почему все еще продолжала звать, даже сама с собой, анона аноном, ведь, казалось бы, его личность известна, но, когда поймала себя на этой мысли, вникать и разбираться не стала. Не за чем просто, как и прокручивать в голове бесконечный ворох вопросов. Скоро Красногорского поймают, и тогда я смогу спросить у него лично, зачем все это нужно было и в чем, сука, сакральный смысл всех этих убийств и смертей, как он вообще меня нашел и понял, кто я, и что все-таки случилось с Екатериной Николаевной.

Ее дело, кстати, пока связывать с Красногорским никто не торопился просто потому, что никаких доказательств насильственной смерти так и не нашли.

В общем, все понемногу вошло в привычное русло, я даже хотела съехать от Игоря обратно к себе, но… Ястреб в тот вечер, когда я имела неосторожность об этом заикнуться, тут же меня заткнул и утащил в спальню доказывать полную несостоятельность моей идеи. Хорошо доказывал, старательно. В итоге на следующее утро мы чуть не проспали.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Несколько раз меня вызывали в отделение: давать показания и уточнять детали, несколько раз звонили. Делом занималась та самая Елизавета, которая принимала заявление по Мирошкину. Смотрела все-так же недружелюбно, задавала все те же колючие вопросы. Игорю тоже звонили и тоже вызывали, но, слава Линусу, не подозревали.

В первый раз, когда он уехал в отделение, я психовала так, что не могла ничего делать и ни о чем думать. Сидела в кабинете, пялилась в стену и крутила в руках мобильник. Два с половиной часа… О чем, мать его, можно говорить с ним два с половиной часа?