Гордиев узел Российской империи. Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793-1914) - Даниэль Бовуа

Идея показалась очень соблазнительной. Комитет вновь обратился к ней на заседаниях 28 августа и 7 сентября 1839 г., однако вскоре последовало большое разочарование. В августе удалось конфисковать лишь 3360 душ, а в ноябре оказалось, что из 41 имения, конфискованного в юго-западных губерниях (кроме того, семь – в Литве), лишь 12 можно признать достойными владениями (с общим числом крепостных в 4794 души). Этого оказалось слишком мало, поскольку еще в августе власти надеялись приступить к распределению имений размером не менее 300 душ (меньшее имение было бы непрестижным для владельца), а ипотеки, права общего владения и долги, которые нужно было оплатить, привели бы к тому, что в ближайшем будущем конфискованные имения стали бы убыточными. Поэтому было решено управление ими поручить Министерству государственных имуществ, которое еще долгое время будет пытаться разобраться во всех спорных делах, а также и в тех делах по Волынской губернии, которые тянулись с 1831 г.832

В список подлежащих конфискации имений, составленный Волынской ликвидационной комиссией 31 января 1840 г., окончательно было внесено 41 имение (владельцев же было 36)833.

Олеша Ежи

Машковский Кацпер

Ксендз Зелинский Юлиан

Фелинская Эва

Коссаковский Валериан

Рошковский Адольф

Орда Самуэль

Бопре Ян

Ксендз Павловский Тибурцы

Гронешко Вацлав

Марчин Доминик

Ручинский Юстиниан

Сакович Иероним

Гаас Кароль

Олизар Кароль

Кордашевский Хенрик

Рабцевич Вацлав

Лескевич Антоний

Несмировский Леопольд

Янишевский Людвик

Мархоцкий Кароль

Залеский Ян

Орачевский Ян

Яжина Нарциз Леопольд

Уминский Войчех

Боровский Петр

Подгороденский Марьян

Олизар Филипп

Грабовский Фортунат

Коссаковский Валериан

Михальский Фредерик и Луциан (отец и сын)

Сабинский Юлиан

Голынский Яцек

Щепковский Вольфганг

Илинский Войчех

В конечном итоге на заседаниях 3, 20 и 28 апреля 1840 г. Комитет западных губерний не одобрил передачу конфискованных земель новым, русским, владельцам. Власти опасались, чтобы крестьяне по своей природной простоте не подумали, что после перевода их под опеку государства на них вновь наложат помещичье иго, т.е. что они вновь окажутся в крепостной зависимости (что все-таки случилось в ряде секвестированных имений, которые нескольким польским помещикам удалось вернуть; в 1842 г. это явление вызвало беспокойство самого Николая I). Однако, чтобы не забрасывать вовсе мысль о передаче имений русским, Комитет обсудил возможность предоставления им права первенства при приобретении продаваемых земель. И все же на заседании 25 апреля 1842 г. генерал Кавелин, уже известный нам своей предприимчивостью, вернулся к этому вопросу, утверждая, что лучше было бы пожаловать русским земли в западных губерниях, чем в Царстве Польском, учитывая протесты европейского общественного мнения.

Предоставление этих земель русским, по мнению Кавелина, было необходимо «для совершенного обрусения сих провинций», причем он заверял, что это «вовсе не раздражило бы туземцев». Несмотря на то что правительство потеряло бы какую-то часть от налоговых сборов, оно бы выиграло от покоя, царящего в этом крае. В любом случае, по его мнению, следовало прекратить раздачу имений в Царстве Польском русским, поскольку «поляк озлобляется тем и дышит мщением, хотя и откладывает оное до удобного времени». Раздачу имений в Царстве Польском следовало отложить «по крайней мере еще на 50 лет, ибо надобно прежде слить с Россией ближайшие к ней Западные губернии и потом подвигаться далее». Можно ли найти более очевидное проявление далеко идущих планов российской имперской экспансии?834 В третьей части книги нам предстоит убедиться в том, что этот план осуществлялся весьма последовательно.

Из журнала того же заседания Комитета в Петербурге явствует, что, согласно указу от 25 декабря 1841 г., большая часть прибыли от конфискованных в 1831 и 1839 гг. имений, которые на тот момент еще находились в казенной собственности, шла на содержание православного духовенства. Это была еще одна возможность русификации.

Естественно, что поляки на Украине были перепуганы и наказаниями, которые ожидали несчастных сторонников Конарского, и безжалостным захватом их имущества. Сначала в Вильне расстреляли 31-летнего Шимона Конарского. Он был казнен, в сущности, за то, что считал эти проклятые губернии своей родиной. Потом настал черед еще 115 человек, из которых лишь немногим удалось избежать преследования благодаря огромным взяткам Писареву, начальнику следственной комиссии. Осужденные вынуждены были принять участие в привычном и скорбном фарсе. 13 марта 1839 г. установленные виселицы дожидались А. Бопре, Ф. Михальского, П. Боровского и К. Машковского; однако в последнюю минуту пришло помилование согласно ритуалу, так хорошо описанному Ф.М. Достоевским, который испытал это на собственной шкуре. Закованных в кандалы, их отправили вместе с несколькими десятками других приговоренных на каторжные работы в Нерченские рудники. Дорога заняла около года. Они пробыли там 18 лет, сохранив отвагу и достоинство благодаря доктору Бопре, ополячившемуся французу, сыну бывшего солдата армии Ш.Ф. Дюмурье во времена Барской конфедерации. Других, менее «виновных», отправили осваивать Сибирь, тридцать послали солдатами на Кавказ, остальных сослали на поселение в разные города империи. Л. Лепковский умер в Киевской крепости. Также были сосланы в Сибирь и десять женщин, членов «Союза польского люда».

Бибикову хотелось сослать как можно больше людей, включая женщин и детей. Он защищал эту точку зрения на заседании Комитета западных губерний 10 января 1839 г., доказывая, что оставленные на местах семьи «будут служить предметом сострадания и воспоминания происшествия, кажущегося народным в глазах толпы… [и] едва ли не будут новым зародышем злых умыслов…». Бибиков ссылался на пример сыновей Пининского, сосланного в 1825 г. в Вологду, – их имена были теперь в списках новых осужденных. Комитет не одобрил столь драконовских мер, считая это несправедливым, и постановил, что отправляемым на поселение следует позволять брать членов семей лишь с согласия последних, при условии что детям будет обеспечено хорошее образование. Комитет признал, что позднее было бы уместно предоставить некоторым ссыльным возможность приобретения земли в России, так как «сей мерой кротости и милосердия… Правительство вернее достигнет предположенной цели, избавляя Западный Край от людей вредных без опасения последствий их ожесточения в местах нового жительства».

Однако Бибиков не сложил оружия. 3 мая 1839 г. он уже с помощью Бенкендорфа представил Комитету новый аргумент: на близких родственников наказанных повстанцев смотрят «как на жертвы народного порыва, и подобные внушения могут возрастить в юных сердцах правила противные правительству». Он предлагал отправить семьи осужденных в глубь России и обязать их сыновей учиться в кадетских корпусах, а дочерей – в заведениях для благородных девиц. Это еще один пример уже описанного ранее стремления Бибикова оторвать детей от родной среды. Комитет отверг и это предложение. 3 апреля 1840 г. Бенкендорф просил лишь дать разрешение на пристальный надзор полиции за поездками родственников в места ссылки, чтобы исключить контакты ссыльных с широким кругов земляков835.

Поляки на Украине подвергались таким преследованиям вплоть до смерти Николая I. Нигде больше за ними так не следили. В годовом отчете царю за 1840 г. Бибиков указывал численность войска, которое держало эти губернии в повиновении (не считая военных поселенцев), – более 65 тыс. человек, не считая вездесущей полиции.

Отчаяние и бессилие перед постоянным полицейским контролем определяли политическую атмосферу края. В том же отчете уточнялось, что в 1840 г. под надзором полиции находился 151 человек в Киевской губернии, 70 – в Подольской и 89 – в Волынской. Однако тайный надзор охватывал еще большее количество людей: 157 человек в Киевской губернии, 90 – в Подольской, 140 – в Волынской836.

В мемуарах Оскара Авейде хорошо показана тревога польских жителей Украины, которых власти держали в постоянном напряжении. О тайной полиции Авейде писал как о «настоящем несчастье для края, уничтожающем социальные отношения и не дающем покоя семьям». По его мнению, тайные агенты были везде: среди молодежи, друзей, во всех канцеляриях и администрациях, среди слуг. Тайная полиция знала о каждой прочитанной книге, каждом невинно вымолвленном слове. За доносы платили хорошо, и их всё присылали и присылали. Чиновник по особым поручениям был необходимым звеном «системы Бибикова», которая должна была превратить Украину в молчаливое царство, где каждый должен был стать жалким униженным существом, пытающимся скрыть свою горечь, ненависть и желание мести. Авейде четко определяет эту ситуацию как военно-полицейскую диктатуру и показывает, какое сильное влияние может оказать на состояние умов презрение, недоверие и беспомощный отказ от борьбы837.