Меч, палач и Дракон - Александр Рау

Рамон Мачадо стоял, раскрыв рот, не способный к действиям. Храбрецы пробовали войти в пылающие двери, но их не пускал огонь. Гийом с трудом снял золотистый халат и набросил его на себя так, чтобы тот закрывал голову.

Гвардейцы, свита и паасины, затаив дыхание, смотрели, как он входит в дом. Горбясь, кутаясь в халат.

«Господи, помоги Гийому. Он достоин твоей помощи, Господи!», — горячие слезы ручьем бежали по милому лицу Кармен.

Дом вспыхнул снаружи, огонь постепенно пробирался во внутренние комнаты. Гийом опережал его на шаг. Он не знал, где Ангела, но чувствовал. Чувствовал ее и как чародей, как и человек, любивший ее, проливавший за нее свою кровь, ласкавший, теряя осознание от страсти.

Халат Гонсало защищал от колдовского огня, собственных сил Гийома хватало только на то, чтобы заклятиями выбивать двери. Марк спрятал королеву на втором этаже. Невероятным напряжением сил давался Гийому каждый шаг по лестнице. Сапоги раскаленные как жаровни, калечили ноги, но маг шел, обливаясь потом, воя от боли, рвя зубами губы.

Шатаясь, он ворвался в комнату, где к стулу была привязана Ангела — маленькая, напуганная, с синяком на лице. В глазах ее был ужас, по лбу бежал пот, вызванный адским пеклом. Она хрипела, кляп душил ее так же, как и беззвучный убийца — дым.

Гийом присел, разрывая пальцами-когтями веревки. Треск за спиной предупредил о том, что соседняя комната уже горела. Ангела упал на его руки. Чародей опустил ее обратно на стул, стащил с себя халат, расстелил его по обжигающему полу. Глаза его слезились, легким не хватало живительного воздуха. Он с трудом поднял Ангелу — ему так не хватало откушенной Драконом кисти на левой руке — положил на халат. Замотал в него девушку. Поднял на руки, прижимая к себе. Обернулся и понял, что не сможет ее вытащить.

Огонь трещал на пороге, отрезая путь к спасительному окну. Обычный человек был не в силах пройти его. Маг имел шанс. Но Гийом был опустошен, выжат, выпит и высушен схваткой с Кербоном. Он знал, что не дойдет. Запомнил путь и закрыл глаза, спасая их.

Пошел, шатаясь и едва не падая при каждом шаге. В память о своей любви, в память о веселой и доброй принцессе. Ради этой Ангелы, которая ни чем не заслужила такую смерть. Ради себя, он не смог бы жить, бросив ее. Ради Гонсало, пожертвовавшего жизнью, спасая их, точнее ее. Ради Кармен, считавшей Ангелу «своей девочкой». Во имя любви и добра. Боевой маг, наученный убивать, спасал.

Десять шагов до окна. Десять тысяч лет в аду. Ангела, безвольно повисшая на руках, может, уже задохнувшаяся. Огонь. Огонь всюду. Тело мага пробовало сопротивляться. Колдовское пламя жгло Гийома изнутри, не трогая до времени кожу. Съедало его жизненные силы, опустошало, превращая в пустую оболочку.

Маг умирал, но шел, потеряв счет этому десятку шагов. Он должен был дойти.

Кармен не почувствовала первых капель дождя, упавших на ее лицо с хмурого неба. Они смешались со слезами. Спасительный дождь не вызвал крика радости. Все понимали — ему не перебить магию — замок превратился в факел. Давно обуглился труп де Мена в окне. Гвардейцы еще плескали воду из ведер и шлемов на огонь, сами не зная, зачем делают это.

«Господи, ты не можешь их убить! Не имеешь права! Не смей! Спаси их, Господи!», — молила и ругала небо Кармен. Недосягаемая высь, подвластная только птицам, молчала. Замок трещал, брызгал искрам.

«Не за себя прошу, Господи. Я смирилась со своей судьбой. За них. Спаси. Яви чудо. Нет — отрекусь и забуду имя твое».

Внезапно в горящем окне появилась фигура, несущая что-то в руках. Крик-стон пролетел над смешавшейся толпой. Фигура прыгнула на землю, приземлилась на ноги и упала как кукла.

Гвардейцы бросились в пламя, вытащили два тела. Невредимую Ангелу, замотанную в плащ, и мага с потемневшей кожей, лишившегося волос.

— Он горит! — воскликнула Кармен, дотронувшись до его кожи, — Воды! Обливайте его!

Гвардейцы и паасины спешно выполнили ее просьбу, вылив на Гийома два десятка ведер, но и после этого он оставался очень горяч. Пульс почти не прощупывался, дыхание едва улавливалось.

Рамон Мачадо подхватил Ангелу на руки и понес к свите и лекарям, так, словно это он вытащил ее из огня. О Гийоме забыли все, кто имел власть и титулы. Рядом с умирающим магом осталась только Кармен, сжимающая его руку, продрогшая от ведер выливаемой воды, да простые гвардейцы и несколько паасинов.

Солнце быстро опускалось за соседнюю рощу, пряча от мира свет. Никто не прислал врачей, об умирающем чародее забыли, или сделали вид, что забыли.

Рамон Мачадо спохватился ближе к утру.

— Доставьте мне мага! Живого или мертвого! Лучше мертвого! Пять тысяч флоренов! — открыто распоряжался он, не стесняясь свидетелей.

— Я отыщу его! — вызвался Барт Вискайно, оберштер ордонансов, купец-неудачник, одинаково хорошо торгующий и верностью, и предательством.

Провожаемый десятками презрительных взглядов он вышел, собирая в отряд самых отчаянных головорезов и опытных следопытов. Всех тех, кто мог выследить беглецов.

Никто не осмелился оспаривать приказы первого министра. Гвардия, обезглавленная потерей Эстебана Гонгоры, молчала, так как Ангела, могущая спасти мага, все еще спала, никто не решился тревожить ее тяжелый сон. Королева кричала, ее мучили кошмары.

Гийома искали, но не могли найти. Обыск лагеря и окрестностей не дал результатов. Он исчез. Испарился, провалился сквозь землю.

Исчез и Барт Вискайно вместе с десятком лучших следопытов. Недоедавшийся его возвращения Мачадо махнул рукой, у него были и другие проблемы.

Солнечный лучик, прорвавшийся за шторы, проворно бежал по полу, все ближе и ближе подбираясь к кровати. Дойдя до нее, он чуть замедлил бег, стал карабкаться по ножке, зацепился за одеяло, побежал по нему дальше. Тронул лицо, Остановился в глазах.

Спавший человек долго не реагировал на раздражение. Слишком долго. Наконец, повернулся на бок. Луч стал греть ухо, человек расслабленно улыбнулся, вытащил из-под одеяла руку — почесать его.

Дернулся, потому что пальцев не было. Очнулся. Застонал.

Чья-то ласковая ладонь осторожно, стараясь не поцарапать длинными ногтями, погладила его по голове, по колкому ежику черных волос. Человек повернулся на спину, схватил ручку здорово кистью, рывком дернул к себе. Открыл глаза.

— Здравствуй, Гийом, — зеленые глаза, длинные темно-русые волосы, родной знакомый запах черемухи.

Кармен Турмеда. Кармен де Вега. Кармен Феррейра. Просто Кармен.

— Здравствуй, — он улыбнулся, — Долго я спал?