Колдовская магия - Джуд Фишер

Сейда улыбнулась — до жути сладко, гротескно — и повалилась на пол, где и осталась лежать, скрючившись под странным углом.

Катла внезапно вышла из оцепенения, оттолкнула Фента и упала на колени рядом с сейдой.

— Фестрин, ты слышишь меня?!

Голос Катлы показался странным даже ей самой — глубокий, низкий, вибрирующий. Она с удивительной легкостью перевернула сейду и, взявшись обеими руками за эфес, вытащила Красный меч.

Фонтан крови вырвался на волю, ударив Катле прямо в лицо, но она едва заметила это, ощутив лишь непривычное тепло на коже. Оружие блестело, как молния, в ее руке, и она смутно осознала, что Фент, спотыкаясь, кинулся к выходу с неразборчивым криком. За ним появилась еще одна неясная фигура, но Катла уже сконцентрировалась на умирающей женщине.

Она отложила Красный меч, но свет продолжал пульсировать вдоль ее рук. Без единой мысли девушка поместила свою заново обретенную руку в дыру на груди женщины, и свет начал гаснуть, как задуваемое пламя. Жар набегал и иссякал внутри нее — и снова, и опять, и заново. Катла почувствовала, как река силы уходит прочь, и какую-то часть ее существа охватило горе.

Отпусти! — ворвался чужой голос в ее разум. — Отпусти!

Голос метался взад-вперед, как несчастная, пойманная в ловушку мышь, отдавался эхом, пока голова девушки не принялась раскалываться на части. Это было уже слишком. «Я умираю, — отчаянно подумала Катла, чувствуя, как последняя капля силы исчезает без следа. — Здесь и сейчас — я умираю».

С усталым вздохом она упала на спину, и холодная ночь призвала девушку к себе.

Глава 23

ПРАКТИЧЕСКАЯ МАГИЯ

Совершенно измотанный после целого дня работы на нового хозяина, с руками, воняющими оловом и другими неблагородными металлами, Виралай стоял у окна своей комнаты в Высокой Башне, глядя на улицы Церы.

Сколько бы он ни провел тут времени, думал ученик мага, никогда не получится привыкнуть к мысли о существовании такого количества людей в мире. Это стало его любимым времяпрепровождением на отдыхе: наблюдать за ними, снующими туда-сюда по узким улочкам с тележками и корзинками, понукающими нагруженных животных и рабов, и все такие занятые, и у каждого своя жизнь, свои стремления и несчастья.

«Почему Мастер никогда не говорил мне об этом?» — дивился Виралай с тех пор, как Тайхо Ишиан привез его сюда. Но бывший продавец карт уже и сам знал ответ — с того момента, как увидел Розу Эльды в спальне Мастера. Рахе скрывал от него этот мир, потому что знал, что он привлечет Виралая, что ученик не сможет противостоять соблазну земных тайн.

И теперь Виралай всего лишь сменил хозяина, который пытался привязать его к себе, на другого. А вид из этого высокого окна — как из гнезда на недоступной человеку вершине — стал единственной ниточкой, связывающей его с миром. Тайхо проследил за этим, как только Виралаю удалось применить формирующее заклинание на основных металлах и создать богатство для лорда Кантары в виде серебра высокой пробы, которое от настоящего отличил бы только тренированный маг. Вообще-то Виралая едва ли сейчас заботил мир, так захватили его успехи, достигнутые в магии.

Двадцать девять лет был он учеником у Мастера. И все же Рахе обучил его лишь основам, не допуская к магии, которая изменяла саму природу или же просто вид природы. На самом же деле ученичество Виралая сводилось просто к исполнению обязанностей слуги: подай, принеси, приготовь, убери. Он смешивал порошки для алхимических экспериментов Мастера, нагревал камни, полировал кристаллы, вырезал сердца у маленьких птичек, которых Рахе создавал для черной магии, и сжигал их вместе с кровью из собственного пальца. Виралай ничего не чувствовал по отношению к этим трепещущим существам. Они родились благодаря заклятию, и их короткая жизнь зажигалась и гасла по велению мага. Но в последнее время Виралай начал испытывать странные уколы совести, особенно сейчас, когда смотрел на маленьких иссиня-черных ласточек, порхавших под крышами домов на холме под замком.

Внезапно он обнаружил, что гадает, был ли он в какой-то мере жесток, когда отказывал магически сотворенным птахам в свободе находить себе пару, строить гнезда и растить птенцов.

— У каждого существа есть право на жизнь, — сказал ученик мага вслух, — не важно, как оно появилось на свет.

И, произнеся это, Виралай почувствовал древнюю правду в собственных словах. Позади него на кровати Бете, кошка, пошевелилась и зевнула, секундой позже он услышал голос в своем мозгу.

Наконец-то. Наконец-то он проснулся.

Двумя днями позже Руи Финко шагал по Янтарной площади в истрийской столице, едва замечая, как прекрасно в этом году разрослась тополиная роща, как играли фонтаны на перекрестке с Великой Западной дорогой, даже как солнечный свет превращал в золотую занавесь стену перед дворцом герцога на вершине холма.

Купец с кувшином вина на плече натолкнулся на него, когда Финко входил на Базарную площадь, но вместо того, чтобы выговорить наглецу, как это бывало обычно, лорд Форента просто мрачно пошел дальше, его привлекательное лицо застыло в презрительной гримасе.

С момента фиаско на Большой Ярмарке — когда он потерял короля варваров, самый ценный предлог для шантажа, услуги самого лучшего на свете корабела (не говоря уже о деньгах, вложенных в разнообразные проекты), и доверие других лордов, и все это за один-единственный вечер — планы Руи продолжали неумолимо рушиться.

Он задолжал деньги лордам Прионану и Вариксу, а Прионан не собирался примиряться с потерей своих капиталов. Варикс, естественно, был свидетелем событий, более того, именно благодаря его тупости королю Врану удалось сбежать. Но все равно это, похоже, не мешало ему обращаться с Руи с небрежной фамильярностью там, где прежде он проявлял только сладкую учтивость и подчинение.

Потеря уважения в глазах лордов — самое худшее из всего, надо признать. Чтобы снова завоевать их доверие, понадобится немало сил, а сделать это необходимо, если он собирается продолжать выполнение своего стратегического плана…

Итак, Руи прогуливался по столице, отчаявшись скрыться от удушающего заключения дворца, с его перешептываниями и ехидным смехом, с небольшими кучками людей, замолкавших или расходившихся при его появлении… от ощущения, что он безнадежно увяз в болоте общественного мнения, из которого невозможно выбраться живым.

Заставив свой измученный разум успокоиться, лорд шагал мимо поздних продавцов и покупателей, нагибая голову под навесами и обходя ящики с апельсинами и лимонами, петляя между гигантскими прилавками с растениями, связками чеснока и острого перца, мешками сушеных цыплят и йетранских гусей, между прилавками с кондитерскими изделиями соблазнительного вида, серебряными украшениями, драгоценными камнями, гобеленами, рулонами шелка и кружев из Галии, коврами и громадными бронзовыми вазами, подсвечниками и гирляндами цветов, фляжками с вином и аракой и горькими, вязкими напитками далекого Юга… Он прошел мимо всего великолепия, даже не взглянув на товары, и только слегка удивился, что пробиваться сквозь толпу гораздо легче, чем обычно в этот час в пятый день.