Том 1 - Василий Ян

Хозяин трех рабов, видимо чужеземец из Малой Азии, с квадратной глянцевитой бородой, в длинной красной одежде, обшитой пестрой тесьмой, выкрикивал нараспев:

— Покупайте великолепных рабов! Дешево! Не упускайте случая!

— Что ты умеешь делать? — спросил надменный толстяк, завернутый в пурпурный плащ.

— Я могу из камня сделать Аполлона, — ответил грек.

— Значит, ты чародей? Или хвастливый безумец? Разве можно сделать всемогущего и прекрасного бога из камня?

— Купи меня, и я тебе покажу, как я это делаю.

— Вероятно, ты ваятель и высекаешь из мрамора изображения бога Аполлона?

Рабовладелец вмешался и стал расхваливать «товар»:

— Это продается мудрейший грамматик [244], философ со сладостной речью. Он с необычайным искусством умеет вкладывать в невинные детские умы добрые правила и священные знания. Все преподавание он будет вести на божественном языке эллинов [245]… Торопитесь купить редкого грамматика, почтенные граждане! Спешите!

Некоторые обращались к «мудрейшему грамматику» с вопросами, что и как он может преподавать, и тот отвечал плавною речью поэтов:

—  Все мы рождаемся голыми — раб или знатный властитель.Ценности нам не дает ни богатство, ни знатность рождения;Только наука одна развивает и тело и душу.Сделать могу я из олуха равного Марсу [246]героя…— Каким же наукам ты учишь? — спросили в толпе.

— Школу начну я с грамматики — строгой науки и точной.Также гимнастикой тело ребенка развить постараюсь.Старших учу математике и философии мудрой.С гордостью мой ученик будет имя носить «человек»…

Слушавшие переглянулись и спросили, сколько стоит такой ученый раб?

— Две тысячи сестерциев [247]! Прямо за бесценок продаю философа, мудростью достойного Сократа, а знаниями — Аристотеля… А вот еще продается необыкновенная фракийская танцовщица Амика [248]. Она исполняет пляски разных народов, порхает легче нимфы, играет сразу на двух флейтах, поет и рассказывает детям страшные сказки. Кроме того, она умеет ткать, шить платья и печь пирожки! Цена ей всего три тысячи сестерциев. Кто будет показывать ее пляски на площадях, тот в один год заработает в десять раз больше этой цены!..

Танцовщица — «более легкая, чем нимфа», смуглая и обожженная солнцем, с серебряной серьгой в носу, в оборванной тунике — сидела, поджав под себя ноги, и бросала на хозяина и на толпу взгляды, полные ненависти и страха.

— Посмотрите также на этого фракийского мальчика, — продолжал хозяин.

— Разве вы встречали когда-либо подобного? По силе и смелости он скоро будет равен самому знаменитому гладиатору [249].

Толстяк в длинной белой тоге [250]захотел осмотреть мальчика. Как дикий звереныш, сидел бронзовый мальчик, встряхивая длинными кудрями, косясь на подходившего к нему покупателя. Когда толстяк, схватив его за уши, попытался заглянуть ему в рот, мальчик отскочил, а покупатель, тряся рукой, закричал во все горло:

— Собака! Змееныш! Он укусил меня за палец!

— Бешеный мальчишка! — смеялись обступившие зрители. — Кто же купит такого звереныша?

— Вот именно купят, — возражал работорговец. — Разве вы не покупаете злобного щенка, чтобы он охранял дом. Так же из этого фракийского мальчишки из горного племени гетов выйдет отличный сторож. А упрямого раба вполне усмиряет ременная плеть с тремя хвостами. Когда же он подрастет, его можно будет показывать в цирке как самого ловкого и смелого гладиатора.

— Сколько же стоит мальчик?

— Мальчишку Гету отдам за тысячу сестерциев и ременную плеть в придачу.

— Ха-ха! — засмеялись в толпе. — Такие деньги может заплатить лишь какой-нибудь богач Красс!

— Красс? Кто упоминает высокое имя достопочтенного Марка Лициния Красса? — пропищал тонкий женский голос.

Все оглянулись, но ни одной женщины поблизости не было, а перед рабами появился странный человек. У него было лицо старой женщины, желто-лимонного цвета, с отвислыми сморщенными щеками. На руках блестели драгоценные золотые браслеты. Одет он был в персидскую шафранную одежду, затканную зелеными и малиновыми цветами. Перед ним шел, грубо раздвигая копьем толпу, рослый воин. Сзади следовал полуголый раб-эфиоп, державший в одной руке белую шерстяную тогу, в другой — окованную железными скобами деревянную шкатулку.

— Разве никто не сказал про Красса? — продолжал незнакомец. — Конечно, всемогущий богач Красс купил бы хороших, усердных рабов, не задумываясь над тем, сколько они стоят. Я куплю и этих трех рабов и еще сотню-другую годных для работы на полях, очень крепких, самого высшего качества, которые могли бы заменить лошадей, но, конечно, не за такую чрезмерную цену. Ведь теперь наши непобедимые полководцы постоянно приводят с войны толпы пленных, которых можно купить на рынке дешевле, чем свиней или баранов.

Продавец подбежал и, заглядывая в глаза богатому покупателю, с клятвами прижимая руки к груди, стал назначать цену, постепенно ее снижая.

Торг продолжался долго. Наконец они договорились. Эфиоп отсчитал из шкатулки две горсти золотых и серебряных монет и бросил их на разостланный на подмостках плащ. Покупатель взял в руки конец камышовой веревки, на которой в числе других рабов были также привязаны за шею греческий философ-грамматик, танцовщица и кусающийся мальчик.

Затем их отвели за город, на дорогу, вдоль которой стояли закоптелые кузницы. Здесь рабов сковали цепями в группы по несколько человек.

Окруженные стражниками и погонщиками, рабы с протяжной песней направились на север. Им предстояла далекая дорога в столицу Италии Рим.

Четверо рабов несли на носилках человека с женским тонким голосом.

Это был доверенный казначей богатейшего в Риме патриция [251]и землевладельца Красса.

Дорога вскоре углубилась в горы, и в скалах гулко отдавалась старинная песня рабов — гребцов на кораблях:

«Не ждите нас, отец и мать,Вам сына больше не видать.Ударь веслом, ударь еще,Сильней назад откинь плечо!..Бежит зеленая волна,Все дальше наша сторона…Ударь веслом, ударь еще,Сильней назад откинь плечо!..»

НА БОЛЬШОЙ ДОРОГЕ