На службе Отечеству - Александр Алтунин

— В печенках сидит у меня это Лопатино, а подступиться не могу. Но все же должен быть выход. Может, вместе подумаем, стратеги?

— Да ведь мы предлагали… — начал было майор Румянцев.

— Не то. Еще бы пару вариантов. Давайте думать, ребята, искать, как лучше сковырнуть фрица. Лопатино — ключ к Костюковке. Это понимаем и мы, и немцы. Дальше, разведчики доносят, у противника и обороны-то нет. Вот и держится он за это самое Лопатино как черт за душу.

Минут тридцать мы предлагали варианты, хотя "мы" сказано слишком обобщенно: в основном шел разговор между Румянцевым, его помощником старшим лейтенантом Герасимовым, полковником Даниловским и зашедшим вскоре в землянку начальником штаба дивизии подполковником Абашевым. Федор Семенович одни предложения сразу же отвергал, над другими просил еще подумать, с третьими, поразмыслив, не соглашался. И когда казалось, что уже все варианты исчерпаны, Петр Васильевич Румянцев, словно вспоминая, задумчиво произнес:

— Есть еще вариант. Правда, я его уже предлагал день назад, но тогда со мной подполковник Абашев не согласился.

— Ну это было тогда, — улыбнулся Федор Федорович. — Время течет, обстановка меняется. Давай, что у тебя там, Петр Васильевич, выкладывай.

— Предлагаю нанести удар по высоте с отметкой 141,6. Майор Румянцев пододвинул к себе карту и, показывая остро отточенным карандашом на сходящиеся линии заложений у вершины высоты, продолжил:

— По имеющимся у нас данным, у немцев здесь не такие уж крупные силы, да и в инженерном отношении она оборудована слабее, нежели подступы к Лопатино. Одним полком прорываем здесь оборону и дальше — на Еремино, зависая с запада над Лопатине. Немцы напуганы окружением, начнут перебрасывать к Еремино силы и средства, тогда-то остальными силами и ударить по противнику с фронта.

— Так, так, — протянул Даниловский, — значит, с фланга. В этом что-то есть. Как твое мнение, Федор Федорович?

— На этом участке мы не пробовали еще прорывать, Федор Семенович, после небольшой паузы произнес подполковник Абашев. — Все больше штурмовали Лопатило. Думаю, что в создавшихся условиях в предложении майора Румянцева рациональное зерно есть. Этот вариант стоит продумать, взвесить.

В это время распахнулась дверь землянки.

— Вот вы где, — донесся из дверного проема голос.

— На ловца и зверь бежит, — обрадованно улыбнулся полковник Даниловский. — Легок ты на помине, Петр Григорьевич. Хотел за тобой уже посылать, а ты сам пришел. На расстоянии угадываешь мысли, что ли?

— Какое там — на расстоянии. Еле отбился от телефонных звонков. Сверху все теребят: взяли Лопатиное? Будь оно неладно! Тебя и Федора Федоровича все добиваются, а дежурный в ответ: "Убыли в полки". Мне-то он сразу сказал, где находитесь, я и решил заглянуть сюда.

— Проходи, Петр Григорьевич, проходи. Кажется, операторы нашли зацепку, как перехитрить фрица и взять это самое Лопатино.

Начальник политотдела присел на ящик из-под снарядов, вытер ладонью лицо. Федор Семенович Даниловский изложил суть предложения.

— Заманчиво, — отозвался Петр Григорьевич Жеваго. — Я обеими руками "за". Кого будем готовить к прорыву?

— 862-й Кожевникова. Полк имеет меньше других потерь. Да и не успел отличиться в этом наступлении.

— Все это верно, — подал голос подполковник Абашев. — Но как бы Кожевников дров не наломал. Может, доверим Красовскому? Николай Викторович десять раз отмерит, но, уж будьте спокойны, отрежет точно.

— Майор Кожевников горяч, — обернулся к Федору Федоровичу начальник политотдела. — А мы на что? Давайте его обкатывать, учить, воспитывать, не будем же до самого Берлина во втором эшелоне держать. Да и человек для этого дела нужен с огоньком.

Петр Григорьевич помолчал, отхлебнул из предложенной кружки глоток уже остывшего чая и продолжил:

— Доверим Кожевникову прорыв. Я только что был у него, порадовался людям. Злы как черти, на месте топтаться не хотят, рвутся в бой. В этом усматриваю работу командира, его штаба, политработников. Кстати, замполит у Кожевникова Кузьма Иванович Кузнецов — человек уравновешенный. Думаю, что они дополняют друг друга.

Отведенное на подготовку документов время пролетело быстро. Майор Румянцев с готовыми бумагами отправился к начальнику штаба. Мы с Петром Герасимовым тоже вышли из землянки. Передний край молчал. Лишь время от времени то с нашей, то с немецкой стороны взлетали ракеты да стучали дежурные пулеметы.

— Угомонился, — кивнул в сторону противника Герасимов после небольшой паузы. — Целый день палил.

— Какой там день! Считай, с двадцать первого беспрерывный грохот с его и нашей стороны — думал, перепонки полопаются. Особенно двадцать второго, когда фашистские самолеты нас утюжили.

— Ничего, выдержал и еще выдержишь. Человек, он ко всему привыкает. Все хочу спросить, Алтунин, не тянет к людям?

— Угадал, тянет, да еще и как! Ну что я у вас, как тот прилепок. Чувствую, не здесь мое место.

— Не скажи, у нас многому можно поучиться. Даниловский, Абашев, Румянцев, начальники служб дивизии — люди знающие. С ними побыть месячишко-другой — что твои высшие курсы окончить. С той лишь разницей, что тут все на практике. Как любит говорить наш Румянцев: на острие ножа опыт обретаем.

— Это-то да. Сегодняшний разговор надолго запомнится. Школа, еще и какая школа! Мне раньше казалось, что на фронте легко командиру полка, а уж про комдива и штабных офицеров нечего и говорить. Не то что нам, ротным и взводным, денно и нощно приходится пахать передовую. Теперь понял: у них своя передовая, да еще и похлеще нашей. Все больше головой работать надо, а не горлом. И прежде чем там мы крикнем: "В атаку — вперед!" или "За Родину — вперед!", они не раз за нас подумают, взвесят, что из нашего этого крика получится. Вот какие дела-то.

Наш разговор прервал майор Румянцев:

— Никак, на судьбу сетуете? Ну-ну, поплачьтесь в рукав. — И чуть тише: — Понимаю вас, ребята.

Петр Васильевич вздохнул, махнул рукой и пошел к землянке.

— Несколько рапортов писал, — кивнул ему вслед Герасимов, — с просьбой отпустить со штабной работы. Обещают, но все тянут.

В это время левее Лопатине взметнулась вверх серия разноцветных ракет. За ней — вторая, третья. Оттуда донеслось глухое урчание пулеметной и автоматной перестрелки. Вслед за этим громыхнули фашистские батареи. В ответ ударили наши. Началась артиллерийская дуэль, в которую все больше и больше включалось огневых средств с той и другой стороны. Небо засветилось синеватыми пунктирами трассирующих пуль.

— Майор Кожевников пошел.