КОСМИЧЕСКАЯ ОДИССЕЯ - Артур Кларк

Тот, кто отбирал фильмы, явно обладал чувством юмора, иначе не включил бы сюда эпизоды из «Звездного пути». В детстве Пул встречался с Патриком Стюартом и Леонардом Нимой, и сейчас он задумался о том, что сказали бы актеры, если бы узнали о судьбе мальчика, застенчиво просившего автограф.

Едва он начал просмотр этих свидетельств далекого прошлого — в основном в режиме укоренной перемотки, — как испытал чувство глубокой тоски. Он где-то читал, что в начале столетия — его столетия! — в мире одновременно вещали почти пятьдесят тысяч телевизионных станций. Теперь их количество могло многократно увеличиться, и если так, то в данный момент в эфир передавались миллионы и миллионы часов телевизионных программ. Как отыскать несколько необходимых иголок в таком гигантском стогу сена?

Эта мысль была настолько угнетающей и деморализующей, что через неделю бессмысленного переключения каналов Пул попросил убрать телевизор. Может быть, к счастью — ведь к нему возвращались силы и у него оставалось меньше и меньше свободного времени, когда он бодрствовал.

Скука ему не грозила благодаря нескончаемому потоку посетителей — серьезных исследователей или просто любопытных и, вероятно, влиятельных граждан, которым удавалось пройти мимо выставленной главной медсестрой и профессором Андерсоном дворцовой стражи. Тем не менее Пул обрадовался, когда в один из дней телевизор появился снова — он уже почувствовал абстинентный синдром и решил на этот раз подойти к просмотру избирательно.

Антикварный прибор сопровождала широко улыбающаяся Индра Уоллес.

— Фрэнк, мы нашли материалы, которые вы обязательно должны посмотреть. Думаем, они помогут вам привыкнуть к действительности. Или, по крайней мере, вам будет приятно их увидеть.

Пул всегда считал, что подобные замечания не сулят ничего, кроме гарантированной скуки, и приготовился к худшему. Но первые же кадры захватили его и перенесли в прошлую жизнь. Он мгновенно узнал один из самых знаменитых голосов своего времени и вспомнил, что смотрел эту программу раньше.

«Атланта, тридцать первое декабря двухтысячного года…

Международная служба компании Си-эн-эн начинает свой репортаж за пять минут до начала нового тысячелетия — с его неизведанными испытаниями и надеждами…

Но прежде чем обратить взор на будущее, давайте вспомним прошлое, перенесемся на тысячу лет назад и спросим себя: смогли бы люди, жившие в тысячном году от Рождества Христова, даже отдаленно представить себе наш мир или понять его, если бы по волшебству пронеслись сквозь века?

Почти всеми достижениями техники, которые мы сейчас воспринимаем как должное, мы обязаны концу нашего тысячелетия, вернее двум последним его векам. Паровой двигатель, электричество, телефон, радио, телевидение, кино, авиация, электроника, а в течение жизни одного поколения — ядерная энергия и космические полеты. Как восприняли бы их величайшие умы прошлого? Смогли бы Архимед или Леонардо сохранить здравый рассудок и психическое равновесие, окажись они в нашем мире?

Заманчиво думать, что мы бы справились лучше, если бы перенеслись на тысячу лет вперед. Конечно, самые фундаментальные научные открытия уже сделаны, и трудно предположить — несмотря на неизбежное дальнейшее развитие техники, — что появятся новые устройства, которые покажутся нам столь же волшебными и непонятными, как Исааку Ньютону — калькулятор или видеокамера.

Возможно, наш век действительно отделяет от прошлого бездонная пропасть. Телекоммуникации, возможность записывать изображения и звуки, завоевание атмосферы и космоса — все это создало цивилизацию, превосходящую самые безумные фантазии прошлого. Коперник, Ньютон, Дарвин и Эйнштейн настолько изменили мышление людей и восприятие Вселенной, что самые гениальные наши предки могли бы считать нас представителями нового вида.

Будут ли потомки через тысячу лет смотреть на нас с той же жалостью, с какой мы взираем на наших невежественных, суеверных, страдавших болезнями, недолго живших предков? Мы считаем, что знаем ответы на вопросы, которые те не смели даже задавать. Но какие сюрпризы приготовило нам третье тысячелетие?

Итак, наступает торжественный момент…»

Огромный колокол начал отбивать полночь. Эхо последнего удара затихло…

Вот и все — прощай, прекрасный и ужасный двадцатый век…

Изображение рассыпалось на бесчисленное множество фрагментов, появился новый комментатор, заговоривший с уже знакомым Пулу акцентом, что немедленно вернуло его в настоящее время.

«Теперь, в первые минуты три тысячи первого года, мы можем ответить на вопросы, заданные в далеком прошлом.

Конечно, люди из две тысячи первого года, которых вы только что видели, не были бы потрясены реалиями нашего времени так, как были бы поражены их жизнью люди из одна тысяча первого года. Они предвидели многие наши технические достижения. Несомненно, они могли предугадать возникновение городов-спутников, колоний на Луне и других планетах. Возможно, они почувствовали бы некоторое разочарование, узнав, что мы еще не бессмертны и смогли послать зонды лишь к самым близким звездам…»

Индра вдруг выключила запись.

— Фрэнк, остальное посмотрите в другой раз, вы устали. Надеюсь, увиденное поможет вам быстрее привыкнуть к нашему времени.

— Спасибо, Индра. Давайте поговорим об этом завтра. Но в одном я уже не сомневаюсь.

— В чем именно?

— Я должен благодарить судьбу за то, что был перенесен не из одна тысяча первого года в две тысячи первый. Не думаю, что кто-нибудь способен пережить подобный квантовый скачок. По крайней мере, я знаю, что такое электричество, и не умру от страха, если какая-нибудь картинка вдруг заговорит со мной.

«Надеюсь, — добавил про себя Пул, — моя уверенность оправданна. Кто-то сказал, что новейшую технику не отличить от колдовства. Встречусь ли я здесь с таким колдовством, смогу ли с ним справиться?»

6

НЕЙРОКОЛПАК

— Боюсь, вам придется принять трудное решение, — сообщил профессор Андерсон с улыбкой, которая уравновешивала преувеличенную серьезность тона.

— Я справлюсь, доктор. Говорите прямо.

— Чтобы мы смогли надеть на вас нейроколпак, вы должны стать совершенно лысым. Выбирайте: либо брить голову раз в месяц, судя по тому, как быстро растут ваши волосы, либо удалить их навсегда.

— Каким образом?

— Лазерной обработкой кожи черепа. Она убивает фолликулы волос.

— Гм… такая обработка обратима?

— Да, но достаточно болезненна и неприятна. Кроме того, длится несколько недель.

— Тогда я хотел бы посмотреть, как буду выглядеть без волос, прежде чем принять решение. Не могу не вспомнить, что случилось с Самсоном.

— С кем?

— С героев одной из древних книг. Его подружка остригла ему волосы во сне. А когда он проснулся, то обнаружил, что вся его сверхъестественная сила исчезла.

— Я вспомнил. Это очевидный медицинский символизм!

— Правда, я не стал бы возражать, если бы лишился бороды. Более того — я был бы рад, если бы мне не пришлось больше бриться.

— Я распоряжусь, чтобы вам помогли. Какой парик вы хотели бы носить?

Пул рассмеялся.

— Собственная внешность мало меня беспокоит, и я думаю, парик будет только мешать. Еще есть время принять решение.

Пул не сразу понял, что буквально все люди теперь были искусственно лишены волос. Впервые он обнаружил это, когда обе санитарки без тени смущения сняли с себя шикарные густые волосы за пару секунд до того, как несколько таких же лысых специалистов пришли проводить микробиологические анализы. Раньше Пул никогда не бывал в окружении стольких безволосых людей, и сначала ему пришла в голову мысль, что это очередной шаг в борьбе медицины против микробов.

Как и многие другие, эта его догадка оказалась совершенно неверной. Когда он узнал истинную причину, то удивился себе — следовало давно догадаться, что у всех посетителей волосы были искусственные. Теперь он знал правильный ответ на загадку: «Что встречается у мужчин и никогда не бывает у женщин?» Бизнес изготовителей париков явно процветал.

Профессор Андерсон не терял времени даром. В тот же день санитарки нанесли Пулу на голову какую-то вонючую мазь, и через час, посмотрев в зеркало, он не узнал себя.

«Да, — подумал он, — может быть, парик — не такая уж плохая идея?»

Примерка нейроколпака заняла чуть больше времени. Сначала необходимо было сделать форму, для чего пришлось сидеть неподвижно, пока гипс не затвердел. Он не удивился бы, если б услышал, что его голова неправильной формы, когда санитарки с непрофессиональным хихиканьем снимали гипс.

— Ой! Больно, — пожаловался он.

Потом дошел черед до самого нейроколпака — металлического шлема, который доходил почти до ушей и мгновенно вызвал у него ностальгическую мысль: «Жаль, что меня сейчас не видят мои друзья-евреи!»