Зеленый фронт (СИ) - Рус Агишев

— А-а-а-а-а-а! — кляп из его рта от таких ударов все же вылетел и палицай завизжал. — А-а-а-а-а-а! — его тело начало погружаться быстрее. — А-а-а-а-а!

Земляная жижа словно кислота сантиметр за сантиметром погружала в себя сапоги с обмочившимися штанами, блестевшую орлов ременную бляшку. Она с жадностью хватала обтянутое ремнями портупеи тело и уже дотягивалась до шеи.

— ……, — Динкевич уже не кричал; он сипел, не в силах выдавить из себя ни звука. — …., — его вымазанная в грязи голова начала медленно оплывать, словно оплавленная восковая свеча. — ….

116

Огромный плазменный экран с плавно изогнутой по последней моде поверхностью занимал большую часть стены просторного помещения, где в полумраке вырисовывались несколько удобных кожаных диванов. Между ними стоял низкий столик, на котором притулилась одинокая пепельница с тлеющей сигаретой.

Изображение на экране продолжало то и дело прерываться короткими полосами и светлыми точками.

«… — Нет, нет…, — мужчина с экрана энергично затряс головой. — Вы совершенно не понимаете! Это был не просто выстрел! Будь проклят тот, кто стрелял и тот кто направлял его руку! — его хорошо пошитый пиджак в широкую клетку неряшливо оттопыривался всякий раз, когда он чуть наклонялся вперед. — Вы, то совсем не понимаете, что теперь будет? — он с вызовом посмотрел на камеру. — … И я вообще, не понимаю, почему меня здесь держат? Позвоните в бюро! Я старший специальный агент, Френк Антонио Монтана. Номер жетона 129271J173B.

Откуда-то сзади, из-за камеры, вышел второй человек — высокий мужчина в черном костюме, на груди которого блестел небольшой бейдж. Он сел на стул и положил ногу на ногу.

— Мистер Монтана, давайте оставим все эти подробности. Мы прекрасно знаем, кто вы, — на лице агента отразилась странная мешанина чувств — смесь удивления, недоверия и страха. — Поверьте мне, ваше руководство также давно уже в курсе. Поэтому, ведите себя благоразумно, — в голосе говорившего чувствовалась уверенность в своих словах, словно он, действительно, имел полное право не только удерживать, но и допрашивать старшего специального агента Федерального бюро расследований. — Нам нужно услышать от вас всего лишь честный и подробный рассказ… и все! Вы понимаете меня, мистер Монтана? После этого, вы, как добропорядочный американский гражданин вернетесь к себе домой, к своей жене и деткам. К Сьюзи, Кэрол и крошке Майки.

От таких слов фэбеэровец окончательно растерялся.

— Сьюзи? Кэрол? — хриплым голосом переспросил он; камера крупным планом приблизила его побледневшее лицо. — Откуда вы…

— Вашу супругу ведь Сьюзен зовут? — добродушно и чуть удивленно спросил его собеседник, словно разговор шел между старыми закадычными друзьями. — А ваша очаровательная дочурка Кэрол также как и раньше любит, когда вы читаете ей на ночь сказку про похождения медвежонка Тедди? Мистер Монтана, что с вами? Вам плохо? — тот судорожно растягивал узел галстука. — Вот, возьмите воды. Выпейте!

— Какого черта вам нужно от моей семьи? — с угрозой проговорил Монтана, наклоняясь вперед. — Если вы хоть пальцем их тронете!

Тот вновь негромко рассмеялся, широко расставляя руки с раскрытыми ладонями.

— Что вы, что вы, мистер Монтана! Уверяю вас, вашей семье совершенно ничего не угрожает. Наоборот, мы заботимся о вашей безопасности и хотим, чтобы вы как можно скорее встретились с вашей семьей. Вы меня понимаете, мистер Монтана?

Тот окончательно опустил голову, упершись глазами в стол, словно на его поверхности был нарисован какой-то дельный совет. Его плечи поникли. Вообще, за эти несколько десятков минут, который прошли с того момента, как он переступил порок этого помещения, с ним произошла удивительная и страшная метаморфоза — из бравого и бесстрашного агента, за спиной которого стоит вся мощь американского государства, он незаметно превратился в неуверенного в себе человека — букашку, которую можно легко раздавить.

— Хорошо, мистер Эй-как-вас-там, я все расскажу, — тихо прошептал он, продолжая пялиться в стол. — Я не знаю, что черт побери, изменилось за эти несколько дней, и что находиться в головах ваших боссов, но я все расскажу… И клянусь толстыми и потными ляжками черных официанток в самой последней гарлемской забегаловке, это будет чертовский странная история…».

С характерным звуком изображение остановилось и на экране застыл трясущийся кадр хроники — усталые глаза человека, смотревшего прямо перед собой. Несколько минут ничего не происходило — по экрану вновь и вновь пробегали черные точки и полосы.

«— … В этот проклятый день, я немного задержался и уже собрался уходить. Надо было доделать отчет за последнее дело, — изображение мигнуло и на экране появился агент, которые нервно ходил по помещению. — Все было как и всегда. На месте уже почти никого и не было. Остальные обычно уходили чуть раньше. Причины всегда находились…, — он глубоко затянулся сигаретой и на несколько мгновений замолк. — Босс, старый О'Райли, появился как всегда неожиданно. Есть у него такая паршивая черта — возникать как приведение и хватать тебя за плечо! Пока сообразишь, что делать — то ли улыбаться и сидеть, то ли выхватывать пистолет… Короче, я обернулся и увидел О'Райли. Бог мой, что у него был за вид! — еще одна затяжка и вновь рассказ продолжился с небольшой задержкой. — Его пара волосинок на плешивой башке стояли дыбом, а лицо такое, словно на его же глаза трахнули жену. Именно от него я узнал, что в нашего президента стреляли.

Докурив сигарету, он начал ее тщательно вкручивать в пепельницу. Камера, крупным планом передававшая его лицо, запечатлела, насколько яростно он делал это. Казалось, что от того, насколько сильно он вдавит окурок, зависело, как минимум, его жизнь.

— Он сказал, что ему приказано создать группу, которая будет заниматься расследованием, — продолжил Монтана. — Эту самую чертову группу он поручил возглавить мне… Дерьмо! Вот же дерьмо! И это случилось за три дня до отпуска! — вдруг, с яростью он ударил по столу, отчего пепельница перевернулась и пепел рассыпался по белоснежной поверхности стола».

Изображение снова дернулось и застыло на том кадре, где серый, чуть тлеющий пепел широкой полосой пересекал белую столешницу. На этот раз восстановление пленки заняло несколько больше времени.

«— Мистер Монтана, что было дальше? — его молчаливый и добродушный собеседник, кажется впервые, за все время разговора проявил нетерпение. — Надеюсь вы помните, что ваша искренность помогает вам вернуться домой и встретиться с вашей семьей? Не забывайте об этом, — внушительно добавил он. — Что было дальше, мистер Монтана?

Старший специальный агент облокотился на стол и стал внимательно рассматривать свой руки. Казалось в этот момент для него было ничего важнее этих частей тела.

— Это дерьмо мне сразу не понравилось! — глухо проговорил он, продолжая изучать пальцы. — Нюх у меня на такие вещи. Работа на улице учит и не такому…, — он поднял голову и бросил быстрый взгляд на камеру. — … Когда мы приехали на место, нас почти два часа не пускали туда сотрудники секретной службы. Целых два часа мы, как бездомные, стояли возле этого ресторана и смотрели на зашторенные окна, где мелькали какие-то тени… Потом они уехали, а ресторан…, — он невесело рассмеялся. — Был словно вылизан. Пол, столы, стены — все буквально сверкало. Эти, уроды, — агент словно выплюнул из себя это слово. — Все вычистили, ничего не оставили… А на утро, вы понимаете, уже на на следующее утро, практически все крупнейшие газеты вышли с огромными заголовками, где черным по белому было написано кто стрелял в президента.

Хозяин кабинета понимающе кивнул головой. Эти заголовки, даже если захочешь, не сможешь забыть. Крупными буквами, а подчас и кроваво-красного цвета, они до сих пор стояли перед его глазами — «Президент убит стрелком», «Убийца говорил по-русски?», «Почему они убили Президента Соединенных штатов Америки?», «Стрелок возвестил приход новой эры», «Русский снайпер стрелял в Президента», «Предательство простить нельзя!», «Убийца с самого утра поджидал свою Жертву», «Нас снова предали» и т. д.

— Откуда все это было? Репортеры отмалчивались, что-то мямли в ответ, что информацию им слил какой-то неизвестный… Откуда? В тот момент наша группа не знала ничего! У нас не было почти никаких зацепок! Никто толком ничего не видел… Первая леди ни с кем не хотела говорить. Сказали, что ей запретили врачи, — он взял предложенный стакан с водой и с шумом выпил. — Лишь к вечеру начали появляться первые сведения, а потом начался какой-то шквал сообщений… Нам писали, звонили, в бюро ломились толпы каких-то непонятных свидетелей, очевидцев.

Его собеседник заинтересовано наклонил голову, ожидая дальнейшего рассказа.